Человек, заставлявший мужей ревновать. Книга 2 - Джилли Купер

После унылого, горького дня это казалось верхом гостеприимства. Яблоневые поленья весело потрескивали в камине, бра бросали мягкий свет на огромные темно-голубые вазы белых гиацинтов и на нежные красные розы и пионы обюссонского ковра, покрывавшего весь пол. Вместо обычно гремящих Штокхаузена и Шостаковича на стереопроигрывателе звучала «Моя прекрасная леди». Даже сам Раннальдини выглядел как-то ближе в старых коричневых брюках из мелкогр плиса, цыплячье-желтой рубашке и темно-коричневом кашемировом свитере, который как будто смягчал коричневые искры тяжелых черных глаз, которые, казалось, нежно ей улыбаются.

– Я очень виновата, Раннальдини, – зубы Китти так стучали, что она с трудом выговаривала слова.

– Тише, тише, главное, что ты дома. Иди ко мне, мое милое дитя.

Взяв ее посиневшие от холода руки, он подошел ближе, мягко поглаживая ее по щекам, которые напряглись в ожидании удара тыльной стороной ладони.

– Мне жаль, что пресса такое устроила.

– Да какое нам дело до этой глупой прессы? – вздохнул Раннальдини. – Увидев тебя в объятиях Лизандера, я словно бы пришел в чувство. Я провел худшие двадцать четыре часа в своей жизни.

Ожидая оскорблений, щипков, ударов кулаками, Китти смотрела взволнованно-неверяще.

«Я так привык к ее лицу, что с ним, казалось, начинался день»– пел Рекс Харрисон.

– Я весь – одно чувство, – сказал Раннальдини, целуя ее в лоб, а затем – в трепещущие губы.

– Ты не сердишься?

– Только на себя за то, что забросил тебя. Все мои дети восхищены тобою, даже Наташа. Хотя она звонила мне сегодня в таком подавленном состоянии. «Пап, пусть Китти не возвращается». Ее можно понять, она огорчена. Ведь Лизандер так часто говорил ей, что любит ее, и все время названивал из Швейцарии.

«Помучайся», – думал Раннальдини, заметив с удовлетворением, как передернулась Китти.

– Конечно, он выбрал Наташу, – продолжал он. – Ведь она же будет очень богатой женщиной, если я умру. И ты, Китти, тоже, и это не так уж невозможно. – Он отклонил ее протесты. – Полагая, что ты уже не вернешься, я подумывал, уж не покончить ли со всем этим.

Выдвинув ящик стола, он указал на большой черный пистолет.

– О нет, Раннальдини! – Китти была в ужасе. – Ты не должен делать ничего подобного.

– Нет, если у меня есть ты.

Со стуком задвинув ящик, Раннальдини подошел к столу с напитками и налил Китти большую порцию бренди.

– Ноу меня много проблем. «Кетчитьюн» накрылся. Ларри – нищий.

– Бедный Ларри и бедняжка Мериголд.

– Это я бедный, – раздраженно сказал Раннальдини. – «Кетчитьюн» должна мне миллионы фунтов. Нам надо основать новую компанию, подумать о новых контрактах.

Но тут он заметил утомление на лице Китти.

– Но забудь об этом. Давай думать только о нас, моя Китти, и пойдем со мной в башню.

Его рука обняла ее за талию, затем скользнула вверх, неуловимо нежно лаская грудь, затем погладила попку, оставив ей злобный щипок.

– Ты влюбилась, Китти, и теперь возможно маленькое наказание для такой озорной девочки. Если ты выпьешь свой бренди, я забуду об этом неразборчивом алчном маленьком жиголо.

– Он не такой, – выдохнула Китти.

– О, моя дорогая!

Поймав лесную вошь, ползущую по его груди, Раннальдини швырнул ее в огонь.

– Не расстраивай меня своими иллюзиями. Ты должна пообещать мне, что больше не увидишься с ним.

Еще хуже было возвращение Лизандера в коттедж «Магнит». Парадайз еще никогда не выглядел мрачнее. Восточный ветер-садист выдул последние листья с бледно-желтых полей. Неистово мотающиеся ветви деревьев перепутались, как оленьи рога. Раннальдини, хитрый старый самец, расправляется с юным претендентом в лесу. Он ни за что не должен был отпускать Китти. Это его ошибка. Если бы он не тянул к ней свои руки на публике, им удалось бы сбежать. Он боялся мести Раннальдини и иногда, в тошные для него моменты, казалось, слышал за ветром и дождем звоны колокола наказаний в «Валгалле», а затем понимал, что это церковь отзванивает двенадцать. Выходит, полночь. Как прожить остаток жизни?

В коттедже пахло сыростью и кислятиной. Половик у двери был завален письмами, в основном в коричневых конвертах. В холодильнике он нашел полусъеденного фазана, по которому ползали червяки, и, содрогаясь, выбросил его в мусорное ведро. Налив остатки водки и разбавив ее тоником, таким же выдохшимся, как и его жизнь, он смог одолеть только три письма, каждое из которых ввергало его во все более глубокое отчаяние.

Первое было от ветеринара, который сообщал, что на 99 процентов уверен в том, что у Артура болезнь ладьеобразных мышц, а это означало, что его можно было вычеркивать из скакунов.

«О бедный дорогой Артур». Но Лизандер в его нынешнем потрясенном состоянии еще не мог по-настоящему ощутить боль этого удара. Второе письмо в почтовом штемпеле не нуждалось. Мериголд писала:

«Дражайший Лизандер.

Мне ужасно жаль, но бедный Ларри голосованием выведен из правления «Кетчитьюн», и потому мы не в состоянии выплачивать тебе на ежемесячные издержки и вынуждены уже сейчас выставить на продажу «Грандж» и коттедж «Магнит». Правда, я надеюсь, Джорджия тебе еще платит. Ты можешь оставаться в коттедже, пока мы его не продадим, но постарайся поддерживать там порядок, поскольку агенты будут показывать его людям. Не беспокойся за Ларри и за меня, у нас все о'кей.

Счастлива приписать, хотя и не могу выписать премию в 10 000 фунтов, что поздравляю с возвращением Раннальдини к Китти. Его действительно потрясли эти фотографии в «Сегодня». Ларри, который видел его после всего случившегося, сказал, что он больше озабочен собой, чем крахом «Кетчитьюн». И тебе удалось выглядеть так, словно ты действительно влюблен в Китти, – ты хороший актер. Раннальдини так ужасен, что вскоре растеряет всех своих любовниц, даже эту старую летучую мышь Гермиону. Надеюсь увидеть тебя завтра на вечеринке у Рэчел. С любовью, Мериголд».