Ливень в графстве Регенплатц - Вера Анмут

– А что вы делали в зарослях у северных стен? – оборвал Генрих нахального доносчика.

– Я?.. – Гернот на секунду смутился. – Я был с девушкой.

– Кто она?

– Я не назову вам её имени, дабы не скомпрометировать её в глазах…

– Здесь никого нет, а я не выдам. – Генрих уже терял терпение. – Кто она?

Гернот молчал, мучаясь нерешительностью.

– Она – единственная, кто сможет подтвердить ваши слова. Кто эта девушка?

В надежде, что двум свидетелям ландграф поверит быстрее, чем одному, Гернот решился.

– Мою девушку зовут Ханна, – ответил он.

– Служанка моей супруги?

– Да.

Генрих усмехнулся. Так вот откуда ветер дует.

– Что ж, сейчас мы выясним правду, – сказал он. – И уверяю, виновные будут наказаны, независимо от своего положения в моей семье и в моём замке.

Отослав совсем расстроенного Берхарда в его покои, ландграф развернулся и пошёл прочь. Его быстрые уверенные шаги были направлены в западное крыло замка, к покоям Патриции. Генрих вошёл к супруге без стука, он был бледен, голубые глаза потемнели от гнева. Завидев его такого, Патриция приготовилась к буре. Она уже догадывалась, чем муж так разозлён, и была готова дать отпор.

В комнате Патриция находилась не одна. Как обычно, часы её одиночества скрашивала преданная Ханна. Женщины сидели у окна, что-то озабоченно обсуждая. При появлении ландграфа разговор резко прервался. Ханна вскочила с места и, сделав глубокий реверанс, отошла в сторону. Генрих не удостоил её даже взглядом. Его сверкающие глаза, его бушующие мысли были направлены лишь на супругу.

– Тебе мало, что ты натравливаешь против Берхарда его сестру и брата? – прогремел он. – Теперь ты хочешь и меня настроить против сына?!

– Что с тобой? – Патриция изобразила изумление. – Откуда в тебе столь нелепые предположения?

– Что за бредни мне сейчас наплёл этот Гернот Боргардт? Якобы вчера у северных стен он видел, как Берхард и Кларк ругались с фрау Вольфгарт! Что за намёки?

– Но это правда, господин, – вступила в разговор Ханна. – Я вчера тоже видела мальчиков и могу подтвердить слова Гернота.

– А тебе лучше помолчать, Ханна! – прикрикнул на девушку ландграф. – Я сейчас не с тобой разговариваю.

– Не кричи на мою служанку, – осадила его Патриция. – Как только дело касается Берхарда, так все становятся твоими врагами. Мне Ханна тоже рассказала об увиденном. Я ей верю и считаю, что вместо того, чтобы сейчас орать на меня, допросил бы лучше мальчишку.

– Мне не о чем допрашивать сына! Я совершенно уверен, что все эти наговоры на него, вся эта грязь – твоих рук дело!

– Ты уже ослеп от любви к своему волчонку!

– «Волчонку»! – От негодования у Генриха даже дыхание перехватило. – Так вот твоё истинное отношение к Берхарду.

– Рыцарь Боргардт ничего не знает о наших с тобой распрях, – продолжала Патриция. – И о тайне рождения мальчишки ему тоже не ведомо. Ему нет нужды обманывать.

– Зато есть нужда у тебя. Ты приказала клеветать Ханне, а она – своему жениху.

Ханна ахнула, будто от оскорбления, и закрыла лицо руками, будто от стыда.

– Ты бредишь, – фыркнула Патриция.

– Берхард вчера весь вечер был в зале, танцевал, веселился. А Кларк после долгой разлуки не отходил от родителей. Я постоянно видел их. Или мне прикажешь не верить самому себе?

– Не уверена, что они не отлучались ни на минуту.

– Тогда назови причины, за что мальчики могли убить женщину, которую они любили и уважали?

– Откуда я знаю? Может, они не так уж любили? О причинах спрашивай у своего сынка. Ты считаешь его ангелом, а на самом деле он – дьявол! И мысли, которые он прячет за своим молчанием, чёрные. Раскрой глаза, наконец! Ты ослеплён любовью к нему!..

– Это ты ослеплена ненавистью! – вскричал Генрих, и острая боль уколола его в сердце.

Он по инерции приложил руку к груди. Спор продолжать бессмысленно. Патриция никогда не полюбит Берхарда, будет постоянно чернить его и оскорблять. И, наверное, в её душе уже ничего не исправить. Не желая больше обсуждать столь неприятную для него тему, Генрих направился к двери.

– Вина Берхарда в моих глазах не доказана, – постарался он проговорить как можно спокойнее. – Гернот Боргардт и Ханна для меня плохие свидетели, к ним доверия нет. А больше Берхарда и Кларка у северных стен никто не видел.

Генрих открыл дверь, но остановился. Перед ним стояла Маргарет серьёзная не по-детски.

– Я видела вчера Берхарда вместе с фрау Вольфгарт, – холодным голосом произнесла она, уверенно глядя в глаза отцу. – Он настойчиво просил её куда-то пойти с ним.

Генрих остолбенел. Он никак не мог поверить, что его родная дочь так же замешана в заговоре против Берхарда.

– Маргарет, но ты-то за что наговариваешь на брата? – спросил он.

– Это не наговор, отец, это – правда, – ответила девушка, пройдя через порог. – И мне обидно, что вы больше склонны верить своему любимчику Берхарду, нежели мне.

Патриция смотрела на дочь с изумлением и в то же время восхищалась ею. Она не понимала, с чего вдруг Маргарет решила поддержать клевету, однако была рада, что дочь на её стороне.

Генрих не мог произнести ни слова. Мысли в его голове путались и разбегались. И лишь одна упрямо и громко чеканила: «В родном доме над Берхардом сгущаются тучи». Ещё раз окинув хмурым взором присутствующих в комнате женщин, Генрих быстро покинул покои супруги. Маргарет же спокойно прикрыла за отцом дверь.

– Ты действительно видела и слышала всё то, о чём сейчас поведала отцу? – тут же задала вопрос Патриция.

– Нет, – всё так же спокойно и холодно дала ответ Маргарет.

– Тогда зачем наговорила это?

– Затем же, зачем и вы, мама.

Патриция только руками развела, всё больше удивляясь словам дочери. А Маргарет, присев на стул, продолжала:

– Я тоже ненавижу Берхарда. Мне очень жалко фрау Вольфгарт. Она мне нравилась, с ней было весело и интересно. Я была бы рада, чтобы нашли её убийцу и вздёрнули на виселицу. Но видимо, настоящего преступника найти уже не суждено. Да возможно, его уж и в замке-то нет. Братишка Берхард мне порядком надоел. Я так его ненавижу, что готова приписать ему все преступления человечества, лишь бы отравить ему жизнь. Мне претит, что отец всегда его превозносит и защищает. Чтобы ни случилось – Берхард чист, тогда как я или Густав вечно в чём-то виновны. Пусть теперь и он почувствует гнев отца.

Патриция даже и не пыталась утихомирить ненависть в сердце дочери. Подобные чувства её только радовали.

– Но если всё-таки найдут истинного убийцу? – всё же спросила она.

– Тогда просто признаюсь, что