Земля русская - Иван Афанасьевич Васильев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Оно видишь как получается, — говорил он мне, когда был расположен к откровенности, — коренному жителю вся эта прелесть неудобной стала, а нашему брату в самый раз, мы того и ищем. Поразмыслить бы, отчего так вышло, а?» — «Подумать, конечно, следует, — отвечал я ему, — но того, что случилось, думой не поправишь. Вперед поглядеть — это другое дело. Что, по-твоему, тут будет лет через пять-десять?» — «М-да… Гадать за всех не берусь, а о себе скажу так: сковырнуть меня отсюда можно только бульдозером. Допустим, выйдет такой закон, во что я, конечно, не верю, турнуть нас всех из деревни, но допустим… Тогда я пойду на крайность: увольняюсь в городе и нанимаюсь шофером в колхоз. Могу и прописаться и огород получить. В квартире женка с сыном останутся, а я до пенсии прокантуюсь, на пенсию выйду — кто меня отсюда выгонит?» Тогда я спросил у Раменцева, какой ему расчет ждать крайности, если шофером его колхоз и сейчас возьмет, а город, надо думать, как-нибудь без него обойдется. «Да видишь ли, — ответил он, не задумываясь, видимо, уже не раз примеривался к такому варианту, — оно неплохо бы и сразу, но все как-то осторожка берет, по совести сказать, на авось надеешься. Авось пронесет. Пока нашего брата в рамки не ставят, можно и так. Это кому хошь приведись. Конь в хомут сам не лезет, надеть на него надо».
Таков этот новый хозяин бабки Груниной избы. Как на него глядеть? Глазами деда Митряя? Сплошная неразумность. Продолжать нейтралитет, который до сих пор занимает колхоз? Можно, конечно. Пока не станет экономической помехой хозяйству. Но стоит ли ждать того момента? С «помехой» ведь придется бороться, а это уже будет сложнейший социальный конфликт.
Всякое явление, если вовремя понять его и оценить, можно и н у ж н о использовать для всеобщей пользы и выгоды. Хозяин земли — колхоз и совхоз. На этой земле поселился новый, попервости непривычный, житель. Время идет, и к нему привыкают. А привычка приводит к контактам. Разумным и выгодным для обеих сторон. Такие контакты уже есть, смысл их сводится к тому, что новый житель «неперспективки» — не посторонний колхозу и совхозу человек, а у ч а с т н и к — участвует в меру сил и возможностей и в труде и в жизни коллектива.
Чем же в таком случае станет деревня Стариково Устье? В двух соседних с ней деревнях уже нет ни одного коренного жителя. Обликом деревня, а образом жизни… Ни деревня, ни город. Дачное селение. Непривычно, глаз режет. Но ведь реальность!
* * *
Говорят, жизнью нельзя ни возмущаться, ни удивляться, жизнь надо прежде всего понять. И все-таки я дивлюсь: как ни говорите, а процесс любопытный — г о р о ж а н и н у к о р е н я е т с я в д е р е в н е.
Вот только что обошел я одиннадцать деревень одного сельского Совета, в каждой обстоятельно потолковал с мужиками о жизни — много открылось и приятного и огорчительного, но главное — горожанин: много его становится в деревне! В Новинках, например, из двадцати трех изб десятью владеют горожане, а на территории сельсовета — уже тридцатью. Даже в самой отдаленной, труднодоступной малодворке пустующих изб нет.
Поглядим на «тактику» горожанина. Как он «внедряется» в деревню, зачем и как ведет себя? Ударным, головным, так сказать, отрядом являются пенсионеры. Они выступают покупателями. Но единолично, насколько я знаю, ни один пенсионер не действует, решение купить домик в деревне принимается на семейном совете. Семья ссужает деньгами, ремонтирует покупку, вскапывает дозволенные сотки огорода — старик со старухой живут как бы за сторожей, на лето приезжают внуки, на выходные — дети, привозят продукты и всякое другое необходимое в хозяйстве, осенью, сняв небольшой урожай с грядок, увозят его вместе со стариками в город. Таким образом, цель покупки ясна: иметь свое место для отдыха и получить кое-что с земли на пропитание.
Как ведет себя? Перед сделкой, в конторе колхоза или совхоза, в сельсовете, покупатель выступает многообещающим, то есть обещает быть полезным местному хозяйству. В самом деле, городские пенсионеры — это в абсолютном большинстве люди знающие и умелые, а многие еще и в силе, особенно те, которые выходят на пенсию на льготных условиях, следовательно, весьма нужные деревне, и никаких возражений со стороны властей не встречают. Одни свои обещания выполняют, другие, что называется, уходят в кусты. С местным же населением живут, как правило, в контакте. В этом отношении они «смирные». Но бывают и конфликты, вроде описанного выше в Стариковом Устье. Конфликты редко бывают открытыми, «недовольство горожанами» чаще всего носит скрытый характер: на них ворчат, вот, мол, понаехало бездельников, проходу нет, ягоду берут, рыбу черпают да пузо на солнце жарят. Такие ворчания слышны и из уст местной администрации: разлагают, мол, дисциплину. Трения, безусловно, есть, и отмахиваться от них нельзя.
Явление, повторяю, непривычное. Ведь мы как привыкли: деревня — только деревенские. Только — земледельцы, только колхозники или рабочие совхоза. Ну еще лесник, почтарь, учитель, — это жители давние. И вдруг — совершенно посторонние. Зачем? Почему? На работу не ходят, образ жизни ведут совсем иной, местными правилами не управляемые. В этом отношении деревня начинает походить на село, где издавна живет разный люд: и земледелец, и кустарь, и служащий какой-нибудь конторы, и просто вольный поденщик. Село по социальному положению его жителей разнослойно, деревня же — однослойна. Теперь они как бы выравниваются, и это нам непривычно, отсюда и «ворчания» и разные ущемительно-запретительные меры.
Но всякий объективный процесс запретить нельзя, он ширится — и вот уже встает вопрос: что же оно такое есть, эта н о в а я н е п е р с п е к т и в н а я деревня? Прежде чем ответить, остановимся еще раз на спорах-разговорах по поводу будущего малодворки. Нет, не утихли споры. Не угомонились еще рьяные «перестройщики», им прямо-таки невтерпеж галопом мчаться в будущее. Однако и сильнее звучат голоса трезво мыслящих «объективистов».
Приведу мнения двух партийных работников. Один, не буду называть его фамилию, устами литератора так говорит: «Если мы жалеем человека, мы не должны жалеть эти деревеньки и хутора». Другой — Василий Иванович Конотоп, первый секретарь Московского обкома партии, — в письме к автору пишет: «У нас так же, а
