По ту сторону снов - Гамильтон Питер Ф.

– Это хорошая новость, сэр, – сказал Слваста.

– О да. Я покажу чертовым гражданским, что на меня нельзя надавить. Здесь командую я, и так будет до тех пор, пока вожжи не выпадут из моей хладной мертвой руки. Понятно?

– Да, сэр.

– А вы, Слваста, получите повышение.

– Э-э… Сэр?

– Вы все слышали. – Бригадир взял со стола свиток; к нему был прикреплен на ленте оттиск печати полка. – Я уже подписал приказ. Поздравляю вас, капитан.

– Я… Благодарю вас, сэр.

Слваста, растерянный и счастливый, принял свиток.

– Вы заслужили. И потом, офицер связи полка не может быть младшим лейтенантом.

Радость Слвасты мгновенно испарилась.

– Офицер связи?

– Именно, – сказала Рашель. – Вы станете нашим представителем в столице. Вы будете заседать в Объединенном полковом совете и участвовать в разработке политики. Вы сможете объяснить всем свои методы, чтобы их можно было внедрить на всем Бьенвенидо. Кстати, когда доберетесь до столицы, уведомите командующего морской пехотой об этом вашем Найджеле.

– Сэр, прошу вас, не надо. Мое место в поле. Я не могу…

Лицо Вениза не дрогнуло.

– Вам оказана большая честь получить назначение на важный пост. Не подведите свой полк. Вы свободны, капитан.

Слваста долго смотрел на бригадира. Он проиграл и знал это. Оставался единственный вопрос – насколько сильно он позволит им себя потрепать. Если он начнет протестовать, откажется от назначения, у них будет повод разжаловать его в рядовые за неподчинение. И Слваста не мог не вспомнить слова Найджела о том, что он беспокоит свое начальство; Найджел практически предсказал нынешнюю ситуацию.

Поэтому Слваста поднялся на ноги, отдал честь и сказал:

– Благодарю за предоставленную возможность, сэр. Вы не пожалеете об этом.

Вежливое самообладание Вениза оставалось безупречным, а вот панцирь Рашель не смог полностью скрыть ее подозрения по поводу того, что он подчинился слишком легко.

Слваста повернулся и вышел из кабинета.

«Я вернусь, – молча пообещал им он. – Вернусь, чтобы отправить вас прямо в глубины Уракуса».

4

Рабочий кабинет был настолько экстравагантным, насколько мог быть лишь кабинет в Капитанском дворце. Светлый и прохладный даже в самые худшие из летних дней Варлана, он находился на первом этаже в государственном крыле дворца, и из его огромных арочных окон открывался вид на бульвар Уолтона и панораму городских крыш внизу. Люстры, подобные хрустальным лунам, свисали с потолка вдоль всего кабинета, а в промежутках между ними медленно вращались огромные восьмилопастные вентиляторы, которые приводили в движение моды в потайной комнате. Стены украшали написанные маслом картины, изображавшие героические сцены с участием прежних Капитанов, ведущих полки против паданцев. Золотые рамы блестели в щедро льющихся в окна потоках солнечного света.

Предметов мебели в кабинете стояло немного. Если пройти от двери четверть длины кабинета по блестящему черно-белому плиточному полу, посетитель оказывался у письменного стола из яблоневой древесины с мраморной столешницей размерами пять на три метра. За столом располагалось кресло с резной позолоченной спинкой, обращенной к огромному камину. Два стула для посетителей стояли перед столом, их бархатные сиденья были новенькими, неистертыми: никто не садился в присутствии Капитана, во всяком случае, в официальной обстановке. По традиции, стулья предназначались только для членов семьи. В альковах стояли пьедесталы с бюстами самых почитаемых предков. В дальнем конце комнаты красовались древние вазы с внушительными охапками свежесрезанных цветов.

Капитан Филиус сидел за столом. Две помощницы стояли сбоку, держа папки, заполненные бумагами, которые требовали его подписи. Обе молодые женщины носили особую вариацию стандартной дворцовой униформы – форма облегала их плотно, как вторая кожа, и имела глубокий вырез до самого пупка. Хотя Филиус и приближался к среднему возрасту, однако в свои семьдесят семь лет он продолжал наслаждаться всеми плотскими удовольствиями, доступными мужчине. К счастью, благородная кровь не подвела его: Капитаны были одарены высокой устойчивостью к болезням, поэтому их обычная продолжительность жизни позволяла им комфортно чувствовать себя и после ста лет. Если только их наследники не проявляли нетерпение. Именно такое несчастье постигло нескольких предков Филиуса за последние три тысячи лет. И Капитан не питал иллюзий по поводу своего собственного сына Аотори.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

«Сэр? – телепнула ему секретарша из приемной. – К вам пришел Тревин».

Филиус поднял глаза от стопки бумаг, которые он уже подписал.

«Хороший повод, чтобы прерваться. Пригласите его войти».

Он положил богато украшенную перьевую ручку на золотую подставку.

– Мы продолжим позже. Вы свободны.

Одна из помощниц взяла подписанные документы. Обе улыбнулись ему и пересекли кабинет, направляясь к двойным дверям в его дальнем конце. Филиус проводил их удовлетворенным взглядом.

Тревин вошел, когда девушки достигли дверей. Возраст мужчины приближался к ста двадцати годам, и его черные как смоль волосы отступили со лба, образовав большую залысину. Оливковая кожа черепа лоснилась и сверкала в солнечных лучах, заливающих кабинет. Тревин носил простой серый костюм, ничем не примечательный – как и положено человеку его профессии. Он вообще умел оставаться незаметным, будто от природы обладал маскировочным пологом. На его лице с тонкими чертами проступили первые морщины – возраст высушил его кожу. Маленькие очки в серебряной оправе венчали длинный нос.

– Прошу, садитесь, – предложил ему Филиус, как предлагал всегда.

Тревин был родней, двоюродным братом. Естественно, ведь только члену семьи можно доверить управление капитанской полицией.

– Сэр. – Подойдя к столу, Тревин слегка поклонился. Как всегда, он остался стоять.

– Что у нас с проспектом Жасмин?

Через три месяца будет годовщина – сто лет со дня восстания на проспекте Жасмин, последнего из серьезных гражданских волнений на Бьенвенидо.

Тот год оказался неудачным для деда Филиуса, когда плохой урожай совпал с демографическим всплеском. Разумеется, беспорядки были решительно подавлены. Возможно, даже слишком решительно. Много казненных и еще намного больше приговоренных к работам на рудниках Падруи. Год спустя имена мучеников кто-то вырезал на стенах проспекта. Городской совет быстро убрал их, отремонтировал стену, а через год они снова появились. Удалены. Восстановлены. Удалены. И так продолжалось десятилетиями, несмотря на то что шерифы охраняли проспект во время годовщин события. Семьи погибших оказались довольно живучими. Это превратилось в ритуал, досадно не позволяющий забыть о причине.

– В университете много разговоров о том, чтобы отметить годовщину, сэр.

– Чертовы студенты! Всегда готовы поучаствовать в беспорядках.

– Да, сэр. Конечно, не студенты из хороших семей. А вот приезжие из провинций и средние классы могут создать кое-какие проблемы. Они нынче необычайно настойчивы.

Филиус поднял бровь.

– Радикалы организуются?

Нота неуверенности окрасила мысли Тревина.

– Нет, не радикалы. Непонятная волна мягкого недовольства, но она все ширится. У движения нет определенного руководства, что необычно. Хотя мои агенты в общежитиях сообщают, будто формируется новая свободная организация. Ничего формального, ничего официального, никакого названия для этого объединения, но кто-то или что-то их взбудоражило. У них есть общая цель, и они поддерживают друг друга.

– Организация по определению должна быть организована. Кто-то должен за этим стоять.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

– Так точно, сэр.

– Но вы не можете их найти?

– Если они и существуют, они неуловимы.

Филиус откинулся на спинку стула, больше удивленный, чем обеспокоенный.

– Они перехитрили вас? Вас? Группа студентов?

– Я провожу расследование. Если их кто-то возглавляет, он будет разоблачен и нейтрализован.