Путешественница. Книга 2: В плену стихий - Диана Гэблдон

— Медицины, — ответила я между глотками.

Его черные брови полезли на лоб.

— Вот как? — произнес он после заметной паузы.

— Вот так, — ответила я в том же тоне, и он рассмеялся.

— Тогда позвольте представиться, мадам: Лоренц Штерн, доктор натуральной философии, Gesellschaft von Naturwissenschaft Philosophieren, Mьnchen[11].

Я заморгала.

— Натуралист, — пояснил он, указывая на висевшую через плечо полотняную котомку. — Бродил, знаете ли, в местах гнездования птиц-фрегатов в надежде понаблюдать за их спариванием, а вместо этого услышал ваш… хм…

— Разговор с рыбой, — закончила за него я. — А что, у них и вправду бывает по четыре глаза?

Вопрос был задан мною в надежде сменить тему.

— Да, кажется. — Лоренц перевел взгляд на рыбу, следившую за этой беседой с сосредоточенным вниманием. — Они используют свои необычно устроенные органы зрения при плавании в верхних слоях воды: когда верхняя пара глаз отслеживает происходящее на поверхности, нижняя работает под водой.

Он посмотрел на меня, пряча улыбку.

— Могу ли я надеяться, мадам лекарь, что мне будет оказана честь узнать ваше имя?

Я помедлила, думая, как лучше назваться, и, прикинув количество возможных союзников, решила сказать правду.

— Фрэзер. Клэр Фрэзер или миссис Джеймс Фрэзер, если угодно.

Последнее я добавила в слабой надежде на то, что статус замужней дамы добавит мне хоть чуточку респектабельности, несмотря на непрезентабельную внешность.

— Ваш покорный слуга, мадам, — отозвался он с учтивым поклоном и, глядя на меня, задумчиво потер переносицу. — Вы, наверное, жертва кораблекрушения?

Он выдвинул наиболее вероятное и приемлемое объяснение моего появления, так что мне оставалось лишь кивнуть.

— Мне нужно добраться до Ямайки, — сказала я. — Не сможете ли вы оказать мне помощь?

Он посмотрел на меня, чуть нахмурившись, словно размышляя, к какому виду по научной классификации можно меня отнести, но завершил эти размышления кивком. У него был широкий рот, прямо-таки созданный для улыбки: уголки его поднялись, когда Лоренц протянул руку, чтобы помочь мне.

— Конечно смогу. Но сдается мне, сначала нужно раздобыть для вас еду и, возможно, одежду, как думаете? К счастью, у меня тут неподалеку живет друг. Я отведу вас к нему, если вы не против.

До сих пор, из-за всех этих сменявших одно другое событий, я не слишком-то обращала внимание на требовательные сигналы моего желудка, но стоило лишь упомянуть о еде, как он стал заявлять о себе настойчиво и громко.

Когда мы вышли из пальмовой рощи, перед нами открылся широкий склон холма, на вершине которого я увидела дом или его развалины. Желтые, с потрескавшейся штукатуркой стены тонули в розовых бугенвиллеях и разросшихся гуавах; даже отсюда в крыше были видны нешуточные дыры, и вся усадьба производила впечатление если не полной заброшенности, то небрежения.

— Фазенда де ла Фуэнте, — сообщил мой новый знакомый, кивнув в том направлении. — У вас хватит сил подняться по склону или…

Он помедлил, прикидывая мой вес, и с сомнением в голосе сказал, что мог бы меня понести.

— Справлюсь сама, — отрезала я.

Мои босые ноги была натерты, исцарапаны и исколоты опавшими листьями пальм, однако тропа впереди казалась более или менее сносной.

Склон ведущего к дому холма был исполосован цепочками овечьих следов, да и сами эти животные присутствовали в изрядном количестве: мирно пощипывали травку под жарким солнцем Эспаньолы. Когда мы выступили из-под деревьев, одна овца заметила нас и коротко проблеяла, в результате чего все овцы на склоне, как по команде, повернули головы к нам.

Чувствуя себя неловко в центре столь пристального и подозрительного внимания, я подхватила грязную юбку и последовала за доктором Штерном по главной тропе — протоптанной, судя по ее ширине, кем-то покрупнее овец, — что вела к дому на вершине.

Стоял дивный погожий денек, над травой порхали стайки оранжевых и белых бабочек. То и дело они садились на чашечки цветков, распуская крылья. Яркие желтые бабочки сверкали, как крохотные солнышки.

Я глубоко вдохнула, вбирая в себя сладкий аромат травы и цветов с легким оттенком запаха овец и нагретой солнцем пыли. Коричневая бабочка села мне на рукав, и я успела разглядеть бархатные чешуйки крыльев, изгиб хоботка, пульсирующее при дыхании брюшко. Крылышки встрепенулись — и мимолетная гостья исчезла.

Все это: вода, бабочки, деревья — сулило мне помощь, и бремя страха и изнеможения, тяготившее меня так долго, несколько полегчало. Вопрос о том, как добраться до Ямайки, оставался нерешенным. Но я встретила расположенную ко мне душу, а возможность перекусить уже не казалась столь неосуществимой, как недавно в мангровых зарослях.

— Вот он где!

Лоренц остановился, подождал, пока я догнала его, и указал наверх, на тощего, жилистого мужчину, осторожно спускавшегося по склону в нашем направлении. Шагал он прямо сквозь кучку овец, которые не обращали на него внимания.

— Боже! — воскликнула я. — Это же святой Франциск Ассизский!

Лоренц воззрился на меня с удивлением.

— Вовсе нет. Я ведь говорил вам, он англичанин.

Он помахал рукой и крикнул по-испански:

— ЎHola! Seсor Fogden!

Фигура в сером насторожилась и одной рукой ухватила за шерсть ближайшую овечку с явным намерением защитить.

— їQuien es? — откликнулся тоже по-испански овечий пастырь. — Кто это?

— Штерн! — крикнул в ответ Лоренц. — Лоренц Штерн! Пойдемте, — сказал он мне, протянул руку и стал помогать взбираться по крутому склону к овечьей тропе.

Овца предпринимала энергичные попытки вырваться и удрать от своего защитника, и ему приходилось делить внимание между животным и нашим приближением.

Хозяин овцы был поджарым мужчиной чуть выше меня ростом, с худощавым лицом, которое показалось бы привлекательным, не будь оно обезображено торчащей, как швабра, неухоженной рыжей бородой. Его длинные, спутанные, заметно подернутые сединой волосы без конца падали на глаза. А когда мы подошли, с его макушки взлетела оранжевая бабочка.

— Штерн? — Он почесал свободной рукой затылок, моргая на солнце, как сова. — Что-то не припомню я никакого Ш… О, да это вы! — Худощавое лицо просияло. — Надо было сразу сказать, что вы тот самый джентльмен, который выуживал из дерьма червей: тут бы я вас мигом признал!

Штерн, несколько смутившись, бросил на меня извиняющийся взгляд.

— Во время предыдущего визита, я… хм… пополнил свою коллекцию несколькими интересными экземплярами паразитов, извлеченными из, хм, экскрементов овец отца Фогдена, — пояснил он.