Пара для Эммы (СИ) - Меллер Юлия Викторовна

— Но почему платят не деньгами, а кто чем сможет? Это же головная боль: сохранить присланные туши, рыбины, шкуры, ягодки-орешки, войлок… Простите, но мало что полезного для вас в этом налоге.

— Чем живут, тем и платят, — пожал он плечами, пытаясь сохранить невозмутимый вид.

— Ратмир, — тихо протянула Эмма, — это же всё хлам… — она уже осознала глубину нелепости происходящего, но надеялась, что всё же ошибается, чего-то недопонимает.

— Здесь можно поискать хорошие вещи… куртки, меховые жилеты, пояса, обувь… — он взъерошил волосы на голове и устало кивнул. — Многое уходит в оплату стражам, — отвернулся к окну и признался: — Но ещё больше со временем мы с учителем выкидываем.

— На человеческих землях продать? — сухо уточнила она, хотя подозревала ответ.

— Дороже везти и платить пошлину за торговлю.

Она согласно кивнула, взяла его под руку, погладила по плечу и, вместе с ним уставившись в узковатое окно, попыталась пошутить:

— Когда увидела, что у вас свой замок, подумала, что вы живёте как король.

Ратмир грустно улыбнулся:

— У меня хватит средств, чтобы угодить одной гостье с ребёнком.

— Вот и хорошо. Если позволите, я кое-что всё же пригляжу в вашем хранилище… вокруг очень много камня: пол, стены, потолок — хочется разбавить всё это коврами.

— Ну, ковры вы вряд ли найдёте здесь.

— Да хоть вот эти шкуры возьму и тканые половики, — Эмма вытянула грубоватые дорожки и коровьи шкуры. — У вас тепло, но возле кровати и там, где помывочная, пригодятся.

Она ещё недолго перебирала ткани, годные для пошива одежды, и наконец решилась спросить:

— Почему вы ни разу не упомянули о сыне?

— Не говорил?

— Нет.

— Может, не привык, что у меня есть сын?

— Как это?

Ратмир нёс отобранные Эммой богатства в её покои и не знал, как сказать, объяснить, в каком он двойственном положении, и что это преследует его всегда.

Он самый сильный и могущественный из народа оборотней, ему подвластны все альфы — и одновременно он в стороне ото всех. Он не имеет никаких прав, кроме обязанности решать межклановые споры и казнить всех, включая альф.

У самочек он вызывает испуг, хоть и с примесью уважения. Человеческих магичек приводит в восторг, и их странные фантазии окутывают его ореолом таинственности и делают притягательным. Мало кто знает, что он не властвует над всеми оборотнями, он не правитель, но им нравится так думать.

— Десять лет назад я был с визитом при королевском дворе. Новый судья у оборотней! Там придают этому большое значение. Я один, а альф много. Для людей это важно. Меня принимали богато, оказывали почести и там я познакомился со многими важными персонами. Я тогда ещё не распознал человеческую привычку решать дела через женщин путём постельных удовольствий. Был счастлив, что дамы разного возраста обращают на меня внимание, что не отбегают… вы же видели, как наши самочки реагируют?

— Да, видела.

— Вот тогда я познакомился с матерью Хлада Миреллой. Я запомнил её, потому что она побаивалась меня, и я не понимал, зачем тогда она всякий раз преследует, пытается пробиться ко мне в постель.

— Даже так? — Эмма насмешливо приподняла бровь.

Откровенность Ратмира иногда была лишней, но было бы лукавством не признать, что ей интересно.

— Мне стыдно вспомнить, каким я был наивным щенком и ничего не понимал тогда… До назначения на пост судьи я не покидал остров. Так что мне с трудом приходилось скрывать свою восторженность от того, что я видел и испытывал, но мы не об этом. Год назад Мирелла привезла мне Хлада и лишний раз ткнула носом в то, каким я был болваном. Она сердилась на меня за то, что одна ночь со мною доставила ей впоследствии много проблем, а она всего лишь надеялась стать заметной при дворе.

— Боюсь даже предположить, чем вы её и других дам удивляли, — Эмма склонила голову, разглядывая его.

Смогла бы она захотеть его? Пожалуй, да… или нет?

Внешность уже не имела для неё значения, тем более можно подобрать ему другую одежду, что подчеркнёт идеальное телосложение, нормально подстричь, убрав дурацкую форму горшка — сразу станет заметно его внутреннее благородство, а это сильный конкурент красоте.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Ещё её привлекает сочетание силы и ранимости: он кажется всемогущим, непробиваемым, но при этом чуток к её потребностям и заботится так деликатно, что она ни разу не почувствовала себя униженной.

Ей нравилась его жадность к знаниям, стремление понимать других. Его взгляд на мир был глубже, чем её. Она с удивлением обнаружила в новом знакомом желание докапываться до мелочей, что иногда смущало, но в то же время было понятно и близко.

Как ответственный за неё и Жара, он старался держать всё под контролем, и на него можно было положиться, не боясь, что он что-то упустит.

Но хочется ли ей его поцеловать? Она испытывает к нему уважение, нежность, а вот рвать на нём одежду от страсти, по-кошачьи тереться щекой о грудь… нет… жаль… он не даёт ей необходимой искры.

Эмма нахмурилась. Опять мысли уводят её.

— Удивлял… — ответ на вопрос вытянул её из задумчивого состояния. — Люди интуитивно слегка опасаются меня, но для магов это ощущение сильнее. Им приходится сопротивляться своему страху, их этому учат, так как многим из них предстоит сражаться с разными существами и нельзя поддаваться инстинктам, но я не о том. Мирелла тогда ещё не была магом, но проведя ночь со мною, испытала что-то вроде стресса, и в ней открылся дар её предков. Она оказалась целителем и понесла от меня. Хорошая, редкая сила, да ещё благословлённая беременностью. Всё случившееся с ней было бы счастьем для неё, если бы на моём месте был кто-то из людей. Но забеременеть от монстра — не совсем то же, что переспать с ним. Однако избавиться от дитя, да ещё зачатого в ночь открытия дара, целительнице нельзя.

Ратмир рассказывал ровно, но горечь, боль и обиду он не мог скрыть. Делился ли он с кем-то своими переживаниями? Вряд ли старик-учитель способен выслушать такие откровения, а больше рядом никого нет. Эмма подошла ближе и тихо произнесла:

— Я примерно понимаю, что может происходить при дворе королей, и благодарна вам за то, что вы находите силы признаться мне, какая роль вам там была уготована. Но это в прошлом. Так что Мирелла? Она же могла родить и сразу передать младенца вам? Почему она этого не сделала?

— Она из обеспеченной семьи, да ещё впереди блестящее будущее мага-целителя… среди магичек свободные нравы, и она осмелела, родила, оставила ребёнка в имении, решив, что пусть растёт…

Ратмир ненадолго замолчал, а Эмма не смела нарушить тишину.

— Я не понимаю взаимоотношений в среде магов, — неожиданно произнёс он. — Женщины хвастают свободой, но при этом мужчины-маги не любят, когда им предъявляют плоды свободной любви и не признают отцовство. Видимо, она решила, что я поступлю так же. Малыш рос вдали и не был ей обузой… всё бы ничего, если бы в нём не стала просыпаться моя наследственность. Представьте, однажды он сильно разозлился, и его облик изменился… вместо ребёнка люди вдруг увидели монстра! Чудом крестьяне не подняли его на вилы, и я благодарен Мирелле, что она додумалась привезти его ко мне.

Ратмир рассказывал, не торопясь. Эмма чувствовала, что дело не только в Хладе. Эксперименты предков мучают его. Особенная сила обернулась проклятием.

Из кладовых они с Эммой поднялись в её комнату, и Ратмир положил отобранные ею вещи на кровать.

— И всё же за год вы должны были привыкнуть к сыну… не обижайтесь, но Хлад слишком серьёзный и словно бы чужой здесь. Это неправильно.

— Этот год выдался сложным… меня почти не было в замке. С Хладом каждый день занимается учитель.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Старый судья? А можно мне поприсутствовать на занятиях?

— На каких именно? Не думаю, что вам необходимы боевые искусства, — обеспокоенно заметил Ратмир.

Он с неприязнью вспоминал свои занятия, но признавал, что такому как он они были необходимы, а в отношении Эммы не мог и помыслить, чтобы ей пришлось испытать то же, что и он… нет… может, магичек тоже жёстко учат боевым искусствам, но Эмме этого не надо! Он гипнотизировал её, подыскивал подходящие слова, чтобы остудить её пыл, но тут она вздохнула и с сожалением выдохнула: