Первая просека - Александр Грачев

— Все равно этого недостаточно! — возразил Коваль, нервно теребя бородку. — Давайте будем реально смотреть на вещи. Если считать, что машины придут к концу января, в условиях бездорожья мы сможем проделать в лучшем случае два рейса. Каждая машина возьмет, предположим, полторы тонны груза, всего за зиму будет перевезено девяносто тонн. Этого слишком мало!

Платов быстро подсчитал что-то на листке бумаги.

— Это одной только муки на двадцать суток. Мало, мало, товарищи! Мы ведь не учли еще одно важное обстоятельство: в связи с появлением цинги необходимо увеличить норму хлеба для тех, у кого начнут появляться симптомы этой болезни. А значит, расход будет выше, чем мы считаем. Минимум сто пятьдесят тонн муки — вот наши самые скромные потребности до открытия навигации!

— Мы, конечно, доложим об этом в крайкоме, Федор Андреевич, — учтиво сказал председатель комиссии. — Но вам нужно больше полагаться на собственные силы. Почему бы, например, не организовать здесь колхозный базар? Обратитесь с призывом к колхозникам, чтобы везли продукты своего хозяйства — овощи, мясо, молоко, рыбу. А чтобы заинтересовать их, выбросьте в порядке встречной торговли то, что есть у вас из промышленных товаров, особенно ситец.

— Мы уже обращались с таким призывом, — Платов потер лоб, — но приезжает очень мало. Да и кому ехать? Вниз по Амуру на сто километров всего шесть деревенек, половина из них нанайские. А нанайцы, как вы знаете, еще не научились разводить скот и выращивать овощи. Такая же картина и вверх по Амуру. Там десять деревень, но семь из них тоже нанайские, дворов по десять — пятнадцать. Все население округи в пять раз меньше населения Комсомольска. Остается один резерв — рыба. Запасов соленой кеты вполне достаточно до открытия навигации. Что же касается свежей рыбы, то в озере Болонь подо льдом видимо-невидимо толстолоба. С осени рыбаки перегородили Серебряную протоку, закрыли рыбе выход в Амур. Теперь толстолобы прыгают из прорубей, как из садка, весь лед озера, говорят, усеян ворохами этой великолепной, самой жирной на Амуре рыбы. Но для ее вывозки опять-таки требуется транспорт — сто километров не маленькое расстояние. У колхозов тоже нет лишних лошадей. Они мобилизованы в порядке гужевой повинности на лесозаготовки. Остается единственная надежда на Хабаровск.

В конце концов было решено в срочном порядке выявить всех шоферов и послать их в Хабаровск. Как только там будут получены машины, срочно грузить на них муку и пробиваться в Комсомольск. Ответственным за перевозку назначили Ставорского.

Большие разногласия вызвал вопрос о лесозаготовках. Члены комиссии предлагали укрепить Пиваньский участок, послав туда большой отряд отборных комсомольцев. Против этого категорически выступил Платов.

— Нужно создать свой, параллельный лесоучасток! — Он встал, как-то весь преобразившись: глаза его потемнели, на скулах выступил скупой румянец. — С самого начала необходимо придать ему характер, если хотите, штурмового батальона, идущего с единой волей — победить или умереть! Да, да, так именно и поставить задачу: если комсомольцы поймут всю глубину опасности — а о ней нужно честно и открыто сказать им! — они пойдут в огонь и в воду. Без их боевого энтузиазма мы ничего не сделаем. И пускай поведут их на штурм леса лучшие представители нашей партии, как водили в гражданскую войну в бой. А подчинять их руководству существующего лесоучастка, по-моему, заранее обречь дело на провал. Я знаю начальника лесоучастка — это негодяй и, по-видимому, саботажник. У него там, в Пиваньском озере, стоит баржа с овсом, зерна в избытке, оно разбазаривается, потому что никто не контролирует начальника, а когда мы попросили у него взаймы пятьдесят тонн — он даже разговаривать с нами не пожелал. Он окружил себя кулаками, а вы хотите, чтобы мы подчинили нашу прекрасную боевую молодежь этому прохвосту! Ни в коем случае! Свой отряд создадим — от рядового лесоруба и возчика до главного командира.

Решение было единодушным: завтра же объявить мобилизацию на штурм леса и назвать ее «поход за бревном обороны».

В комитете комсомола — настоящее столпотворение. В воздухе синим-сине от табачного дыма. Напрасно ругается, просит, требует Аниканов, чтобы не курили, — входят все новые и новые группы парней, и каждый с папиросой. Не перестают звонить телефоны. Помимо тех, кого намечено послать, в лес просятся добровольцы.

Аниканов занят комплектованием бригад. Перед ним список бригады Брендина, которая в полном составе мобилизуется в лес. В комнату набилась вся бригада, тесно окружив стол заворга. Лицо Аниканова раскраснелось, глаза блестят, на лбу пот. Андрей быстро пробегает глазами фамилии, окидывает беглым взглядом ребят, безапелляционно говорит:

— Создадим две бригады. Одной останется руководить товарищ Брендин, другую возглавит… — Он взъерошил волосы, на минуту задумывается, глядя то на Каргополова, то на Захара, — возглавит товарищ… Каргополов. Не возражаешь, Иван?

— Нет, не возражаю, — решительно отведает Каргополов. — Только ко мне запиши Жернакова.

— А я как раз так и думал, вы же дружки… — Аниканов быстро ставит птички и черточки возле фамилий. — А к тебе, товарищ Брендин, кого будем рекомендовать комсгрупоргом?

— Пускай решает сама бригада!

— Хорошо. Идите получайте путевки. Маша, — крикнул он Дробышевой, — выпиши вот еще двум бригадам! Птичками отмечены члены бригады Каргополова, черточками — Брендина.

— А когда на Пивань? — спросил Каргополов.

— Сейчас посмотрю, — Аниканов быстро перелистал ворох бумаг. — Сегодня первой очередью тракторных саней. В три часа дня пойдут. Сбор со всеми пожитками возле комитета.

На столе у Маруси Дробышевой стопа бланков — социалистические путевки. Она торопится. Пушистые завитки русых волос рассыпались по лбу. Увидела Захара и Каргополова, мельком улыбнулась, сообщила доверительно:

— Леля тоже получила путевку. Заведующей столовой будет.

— Слышь, Иван? — Захар заговорщически толкнул Каргополова в бок. — Теперь мы живем, своя заведующая столовой…

— У нее, брат, не разживешься, — с деланным равнодушием отвечает Каргополов, но счастливая улыбка упорно растягивает его скуластое лицо.

На крыльце комитета Захар и Каргополов нос к носу столкнулись с Гурилевым.

— Бра-атцы! — заорал тот, бросаясь к друзьям. Они не виделись месяца три, с тех пор как Гурилева перевели в механические мастерские слесарем. Сейчас на нем была огромная заячья шапка-ушанка, делающая его смешным и каким-то незнакомым. — В лес? Не завидую! — Каждое слово он выкрикивал. — А я в Хабаровск! Машины получать! Тридцать машин! Каково, а?

Выкрикивая, блестя глазами, он так и скрылся в темноте коридора, прокладывая себе путь локтями. Уже на улице Захар шепнул Каргополову:

— Схожу, Любашу проведаю, а то теперь, считай, до весны…

— Только не опоздай, Захар, надо же еще пообедать, собраться, а потом коммуну делить.

— Коммуну давайте делить там, на месте.

Он не застал Любаши на почте — она унесла телеграммы начальнику строительства. Решил дождаться ее на крыльце. Чтобы скоротать время, развернул «Амурский ударник» — каждому мобилизованному вручался сегодняшний номер газеты. На всю первую страницу крупным шрифтом «шапка»: «В лес! Все лучшие силы бросим в поход за «бревном обороны»! В лесу решается успех наших планов, успех нашей борьбы за индустриализацию и обороноспособность Дальнего Востока!»

Торопливые шаги по скрипучему снегу отвлекли Захара: к нему спешила разрумяненная морозцем Любаша в распахнутой шубейке, в сбитом на макушку сером пуховом платке. Она радостно улыбалась.

— Ты ко мне, Захар?

— Проститься пришел, на Пивань уезжаю с бригадой…

— Я так и подумала, как в газете увидала, что на штурм леса мобилизуют. Давай немного пройдемся. — Она взяла его под руку. — И надолго?

— Наверное, до весны. Словом, не знаю. Придешь проводить?

— Приду, Захар, обязательно приду. А как же теперь с техникумом?

— Придется год пропустить.

— Как плохо-то!.. А знаешь, что мне сказал сегодня Колька Пригницын? Говорит, что, если я весной не выйду за него замуж и буду гулять с тобой, он убьет меня и тебя. Он тоже едет на Пивань, говорит, десятником по транспорту будет. И Рогульник тоже едет. Бригадиром, говорит, будет у возчиков.

— А ты, что же, дала ему повод? — Захар нахмурил брови.

— Какой там повод! Сколько раз ему твердила, чтобы не приставал ко мне. А вот сегодня опять приходил и грозил. Папаша рад, что они уезжают, сказал, что больше на порог не пустит! Ты там будь осторожен, если встретишь его, а то же он ровно бандюга какой!

Под вечер гусеничный трактор с огромными санями, на которых могла бы уместиться целая изба, груженными ворохом постельных скаток, чемоданов, скамеек, столов, двинулись к Амуру. Надсадно рыча, бросая в морозный воздух клубки дыма, трактор с трудом сполз на торосистую ледяную дорогу. За санями — длинная вереница людей. Шум, смех скоро заглушила песня и поплыла над простором реки: