Путешественница - Диана Гэблдон

То ли ее убедила его ирландская обходительность, то ли вид их насквозь промокшей одежды, с которой капала вода и струился пар, но рядом с мельницей для перца появилась бутылочка домашнего бренди. Джеффрис налил себе большую рюмку и без колебаний выпил ее залпом, причмокнув губами.

– Вот так-то лучше! Давай и ты, парень.

Он передал бутылку Джейми, а сам с удовольствием занялся омлетом и болтовней с женской прислугой.

– Ну и как тут дела? Ребенок-то родился или нет?

– Родился, прошлой ночью, – живо отозвалась помощница кухарки. – Мы всю ночь провели на ногах. Как приехал доктор, велено было греть воду да таскать чистые простыни и полотенца. Забегались все, весь дом вверх тормашками. Но младенец – это еще не все!

– Ладно тебе, – буркнула кухарка, неожиданно помрачнев. – У нас работы невпроворот, а некоторым лишь бы лясы точить. Давай-ка за дело, Мэри Энн: сбегай в кабинет, узнай, может, его милость хочет, чтобы подали что-нибудь еще.

Джейми, вытирая тарелку ломтиком хлеба, заметил, что служанка, ничуть не смутившись упреком, резво удалилась, из чего он сделал вывод, что в кабинете происходило нечто любопытное.

Зато повариха, получив гостей в свое безраздельное распоряжение, тут же и с немалым удовольствием принялась сплетничать.

– Так вот, началось все несколько месяцев назад, когда у леди Джинивы, бедняжки, появились первые признаки. Надо сказать, его милость, как они поженились, души в ней не чаял, пылинки, можно сказать, сдувал. Все для нее делал, что она ни захочет, заказывал из Лондона всякие разности, все время спрашивал, тепло ли ей. Ела все, что душе угодно. Ну просто сам был не свой, его, стало быть, милость. Но потом, когда он узнал, что она ждет ребенка…

Повариха выдержала паузу, и на ее лице появилось загадочное выражение.

Джейми отчаянно хотелось узнать про ребенка: какой он, как себя чувствует. Но поторопить женщину не было никакой возможности, и он подался вперед, всячески выказывая заинтересованность.

– Такое началось! Крики, ругань! Она плачет, а его милость бранит ее такими словами, какие и на конюшне-то говорить стыдно. Вот я и сказала Мэри Энн, когда она сказала мне…

– Выходит, его милость не был рад ребеночку? – нетерпеливо перебил ее Джейми.

К тому времени омлет комом застрял у него где-то за грудиной, и он сделал большой глоток бренди в надежде протолкнуть этот ком в желудок.

Повариха скосила на него блестящий птичий глаз, выгнула бровь, как бы оценивая его смекалку, и хмыкнула.

– Да, парень, ты прав. Вроде бы ему надо радоваться. Да только не тут-то было. Не тут-то было! – многозначительно повторила женщина.

– А почему? – спросил Джеффрис без особого интереса.

– Он сказал, – повариха понизила голос в восторге от скандальности информации, – что ребенок не его!

Джеффрис, опрокинув вторую стопку, презрительно хмыкнул.

– Старый козел с молоденькой козочкой? Оно, конечно, тут всякое может случиться, но откуда его милости знать, чей это ребенок? Он с таким же успехом может быть и от него, и как ни крути, а главнее всего тут слово его леди!

Тонкие губы поварихи растянулись в широкой злорадной улыбке.

– Ну я же не говорю, будто он знал, чей это ребенок, но ведь есть один верный способ узнать, что он не его!

Джеффрис уставился на повариху, откинувшись на спинку стула:

– Что? Ты хочешь сказать, что его милость не способен?

При этой мысли его обветренное лицо расплылось в широкой ухмылке. Джейми почувствовал, как омлет снова поднимается к горлу, и торопливо хлебнул бренди.

– Ну, точно я сказать не могу… – Повариха чопорно поджала губы, но потом добавила: – Но вот горничная мне рассказывала, что простыни с их брачной постели после первой ночи остались такими же белыми, какими их постелили.

Это было уже слишком. Перебив довольный смешок Джеффриса, Джейми с глухим стуком поставил свой стакан и спросил напрямик:

– Ребенок жив?

Кухарка и Джеффрис уставились на него с удивлением, но женщина после короткого замешательства кивнула.

– Ну да, конечно. И к тому же славный здоровый малыш, как я слышала. Я думала, ты уже знаешь об этом. Вот мать его, та, бедняжка, померла.

После этого заявления на кухне воцарилось молчание – известие о смерти отрезвило даже Джеффриса. Он помолчал, торопливо перекрестился, пробормотал: «Господи, упокой ее душу» – и залпом допил свой бренди.

Джейми почувствовал жжение в горле то ли от бренди, то ли от слез. Потрясение и печаль душили его, как будто в глотке застрял моток пряжи, и ему едва удалось прохрипеть:

– Когда?

– Сегодня утром, – ответила кухарка, скорбно качая головой. – Как раз перед полуднем. Бедняжка. Некоторое время думали, что она оправится. После родов, стало быть. Мэри Энн сказала, что она сидит, держит малютку и смеется.

Женщина тяжело вздохнула.

– Но недолго она смеялась, да. Перед рассветом у нее опять открылось кровотечение. Снова вызвали доктора, и он приехал так быстро, как мог, но…

Распахнувшаяся дверь прервала ее. Это была Мэри Энн с широко раскрытыми глазами под чепчиком, она задыхалась от волнения и напряжения.

– Ваш хозяин требует вас! – выпалила она. Взгляд ее метался между Джейми и кучером. – Вас обоих – и немедленно, и, о сэр, – она кивнула на Джеффриса, – он сказал, чтобы вы захватили пистолеты!

Кучер испуганно переглянулся с Джейми, вскочил на ноги и помчался к конюшне. Как всегда, под сиденьем возницы на случай нападения разбойников хранилась пара заряженных пистолетов.

Джеффрису потребовалось всего несколько минут, чтобы найти оружие, и чуть больше времени, чтобы проверить, что затравка не пострадала от сырости. Джейми тем временем схватил за руку переполошившуюся служанку и потребовал, чтобы она немедленно отвела его в кабинет.

Впрочем, поднявшись по лестнице, он уже и сам смог определить нужное место, ибо оттуда доносился разговор на повышенных тонах. Бесцеремонно отстранив Мэри Энн, шотландец замешкался у двери, размышляя, входить ему или подождать Джеффриса.

– Вы имели наглость выдвинуть столь бесстыдные и бессердечные обвинения! – Старческий голос дрожал от гнева и горя. – А ведь моя бедная овечка еще не остыла! Вы подлец, вы трус! Я не допущу, чтобы ее ребенок остался под вашей крышей даже на одну ночь!

– Маленький бастард останется здесь! – хрипло рявкнул Эллсмир, и по его голосу даже неискушенный человек понял бы, что его милость вдребезги пьян. – Хоть он и бастард, по закону он мой наследник и останется со мной! Он куплен, и за него заплачено, и пусть его мать была шлюхой, она, по крайней мере, подарила мне мальчишку.

– Будьте вы прокляты! – Голос Дансени сорвался на яростный визг. – Куплен? Вы… вы… вы смеете намекать…

– Я не намекаю. – Эллсмир, хоть и пьяный, лучше владел собой. – Вы продали мне свою дочь – и могу добавить, надули, – с сарказмом произнес он. – Я заплатил тридцать тысяч фунтов за девственницу с хорошим именем. Первое условие было нарушено, и теперь я смею усомниться и в соблюдении второго.

Через дверь донесся звук наливаемой жидкости, а вслед за этим стук кубка о деревянную столешницу.

– Я бы сказал, что вы изрядно перебрали спиртного, сэр, – сказал Дансени. Голос его дрожал от усилий справиться со своими эмоциями. – Только этому я могу приписать возмутительные, гнусные и нелепые обвинения в адрес моей невинной дочери. А поскольку это так, я забираю своего внука и уезжаю.

– Вот оно как, значит? Вашего внука? – В пьяном голосе Эллсмира прозвучало глумление. – Вы, похоже, чертовски уверены в невинности своей дочери. Нет уж, это отродье не про вашу честь. Она говорила…

Спор оборвался восклицанием и звуком тяжелого падения. Решив больше не ждать, Джейми ринулся в дверь и увидел, что Эллсмир и лорд Дансени сцепились и перекатываются по каминному коврику. Они находились в опасной близости от огня, но в своей слепой ярости ни тот ни другой этого не замечали.

Джейми помедлил, оценивая ситуацию, а потом, уловив подходящий момент, подскочил и рывком поднял своего хозяина на ноги.

– Успокойтесь, милорд, – прошептал он на ухо Дансени, оттаскивая его от пыхтевшего Эллсмира.

Дансени, однако, вновь порывался схватиться с противником.

– Да уймись же ты, старый дурень! – вырвалось сгоряча у Джейми.

Эллсмир был почти таким же старым, как Дансени, но более крепкого сложения и, очевидно, более хорошего здоровья, судя по тому, как он дрался, несмотря на то что был пьян.

Граф, растрепанный и взлохмаченный, шатаясь, поднялся на ноги, не сводя налитых кровью глаз с Дансени. Он вытер слюнявый рот тыльной стороной ладони, жирные плечи дрожали.

– Дерьмо, – процедил он почти обыденным тоном. – Поднять руку… на меня, каково?

Все еще с трудом ловя ртом воздух, он потянулся к веревке колокольчика. В данной ситуации Джейми было уже не до того, останется ли лорд Дансени на ногах. Оставив хозяина, он метнулся вперед и перехватил руку Эллсмира.