Молоко волчицы - Андрей Губин

Поскольку это был главный постулат новой теории князя, тут станичный философ возбуждался, начинал ходить по яркому ковру, поднимая палец к голове.

- Я допускаю, что цветные расы действительно произошли от обезьяны. Что касается меня и, вероятно, вас, господа, то мы произошли не от обезьяны, а от белого бого-человека, прилетевшего из глубин Вселенной. Богочеловек поселился, естественно, на горах, дал начало горному человеку-гиганту, от которого пошел европейский мир, германцы, отслоившие от себя франков, саксов, бриттов, скандинавов.

Арбелин старался говорить красочно, воздействуя на слушателей своего салона.

- Господа, ясно, как день, нет никакого бога, иначе бы он вмешался в богомерзкие людские дела...

- Но позвольте, ведь хорошо известно из Писания, что господь отрекся от людей и миром правит сатана, - возражали ему.

- Нет, не было и не будет никакого бога, - утверждал Арбелин, радуясь тому, что скажет дальше. - Но, господа, тот, кто отрицает бога, выбивает у людей, идущих в кромешном мраке, последнюю свечу!

С этим были согласны все.

Гости князя с удовольствием поглощали баранину, паштеты и фрикассе, временами поддакивая из вежливости. Они заметили, что к своим обязанностям комендант нескольких городов и станиц относился спустя рукава, и решили, что князь посчитал дело очищения России от большевизма уже решенным, телеграф приносил вести о беспримерном победоносном движении казачьего войска на север. Но князь и телеграммы просматривал вполглаза. Он спешил высказаться, прослыть гением салонным.

- Возьмите жизнь горца, аборигена Кавказа. Сложенная из каменьев сакля, очажный дым из-под котла, привешенного на цепях, выходит через дыру в крыше. Тут же дети, животные, оружие. Ложе - охапка сена. Случается, что тут же и конь, главная радость, нескончаемое богатство горца. Да, женщина у них угнетена. С неприступных круч носит она на себе вязанки дров, возделывает клочки земли, вручную мелет зерно, одевает и кормит всю семью. Горец стыдится сказать ей ласковое слово даже наедине, а она не может лечь спать раньше, чем вернется муж.

- Какие варвары! - томно лепечет дама полусвета, кокетничая сама с собой.

Казалось, князь ждал этого замечания. С победоносным видом обращается он теперь к даме:

- На Кавказе нет ни прокуроров, ни адвокатов, ни демократии. Здесь все решает клинок и могучий инстинкт здоровья расы. Здесь представления о чести и морали просты, как грани кинжала, который носят все. И режут им не только баранов и обидчиков. Мораль горца не наслаждение, а свобода. Европеец не может соединиться с любимой, переживает, говорит монологи, посматривая, слушают ли его, и в конце концов женится на другой - и доволен. Горец в таком случае ставит кинжал на землю и падает грудью на острие.

- Да, это гордый народ, - вставляет директор курортов.

- Одна горянка при людях назвала своего сына лентяем и трусом. Он тут же закололся - от обиды и признания собственной непригодности. Другой не мог перестать пить шайтан-воду. Понимая, что жизнь пьяницы уже наполовину смерть, он, трезвый, вышел к мечети и закричал: "Мой желудок не может жить без водки - пусть он покушает еще и железа!" - и кинжал, вонзенный в живот, вышел со спины. Некий горец взял третью жену. Она утопила его сына от первой жены. Весь аул подошел к сакле джигита. Ждали правосудия, по шариату. Горец вывел преступницу. Надо сказать, он любил ее страстно и не хотел убивать. Он смотрел в глаза стариков - смерть, женщин и детей - еще беспощаднее - смерть. Удар - и толпа разошлась.

- Вы говорите о жизни со слов смерти, - пролепетала дама.

- Жизнь без войны - гнилое болото, плодящее гадов.

- Нет уж, позвольте, князь, - иронически поклонился директор курортов, - это пещерная категория. Война - парад смерти.

- Я знал девушку-горянку. Она полюбила. Мать сказала "нет" - по ее мнению, о н был худого рода. Вот вам Ромео и Юлия. Сколько бы тут накрутили наши российские курсистки - и бунтовали бы, и в аптеку с криками об эмансипации за ядом бегали бы! А горянка вышла и со смехом сказала джигиту, что воровать ее не стоит, она не будет его женой.

- Это рабство, - говорит директор курортов.

- Нет, - рад спору Арбелин, - исторический прогресс не совпадает с нравственным. Я за развитие человека, только в ином порядке - я за граненую этику клинка, за ясность отношений ради здоровья расы, разумеется, расы сильных.

- Но этими кинжалами они убивают и невинных! - в ужасе стонет дама. Возьмут и зарежут нас!

- Вы, князь, хотите все остановить, а все движется...

- Это вы по Марксу, - морщится философ, - нельзя же брать его всерьез!

- Я тоже слыхала, что отец закалывает дочь и ее жениха, если застанет их в поцелуе хотя бы за час до свадьбы!

- Это то, что отличает человечество от публичного дома! Да, горцы могут зарезать нас - и не ради грабежа или газавата. Виной тому их воинский образ жизни. Посмотрите на их жилища - и вы поймете склад их ума. Здесь властвуют вершины. Сильные ставят крепости высоко Не хотите попасть в когти - ставьте свой замок еще выше! И так вечно. Война неизбежна. И слабых щадить нечего, сколь ни прискорбна их гибель для гуманитариев. Щадить надо сильных. Тут не губернская канцелярия, где ложь, навет, взятка проложат вам путь в жизни. Тут решают судьбу ваши личные качества.

- Личные качества ничего не стоят в определенных обстоятельствах! светски поддерживает беседу директор курортов.

- Я буду прям, как апостолы, не уподобляясь нынешним говорунам. Никакой демократии, никаких конституций. Монарх, дворянская каста, священник, крепостное право, государство и частная собственность - все, больше ничего не надо во веки веков. Это и есть м и р о в а я и д е я, ш е с т в и е б о г а п о з е м л е.

Имущество князя помещалось в медных сундуках. В самом маленьком княжеские грамоты и золото. В самом большом - археологическая коллекция, собранная за тридцать лет в горах. Тут были зубы носорога, череп и рог вымершего зубра, челюсть южного слона, раковины третичных моллюсков, останки тюленя сарматского периода. Главная, редкостная находка - череп пещерного человека. По словам Арбелина, пещерные гиганты спустились с гор в прирейнские степи. Гипотеза подтверждалась строением височной кости черепа. Арбелин прилежно переписывал немецкие учебники по краниологии, учении о черепе.

По субботам комендант выезжал в горы с отрядом казаков и приглашенными господами. Однажды в такую экспедицию попал Глеб Есаулов, мобилизованный в конюхи при гарнизоне. Он сокрушался, озирая раздольные пастбища, - сколько скотины можно развести! Этих бы молодцов косить заставить - сколько бы сена наворочали! Арбелин выпил стакан водки, поужинал из общего котла, по-суворовски, и задумался. Щемящее чувство осенней тоски подтачивало мысли о собственной гениальности и роли в историческом процессе.

Казаки стали набрасывать на палатки сено, приваливая его камнями. Арбелин пошел на дальний утес и смотрел на угасающий запад. С востока наступал сумрак и нес на крыльях бледную лампаду месяца. Пронизывал холод вершин.

Горы, теснящие небо. Мерцают голубые льды. В медленном, как ход туч, величии стынут старые морены, кратеры, ложа глетчеров. Как на лунных горах, как на Море Дождей, безжизненно и угрюмо. Горы, как спящие мамонты. Как скифские божества. Оскаленные языки висячих ледников. Жутью веет от этих спин, лбов, клыков.

- Жалок есть человек, - прошептал князь. Ему представилась залитая огнями жизнь мировых столиц, откуда он, по его представлениям, ушел на вершины духа. - Прах и тлен!

Показалось, за спиной стоит некто безликий. Князь резко обернулся. Шорох в кустах, осыпавшиеся камни полетели вниз. Он достал револьвер.

Вошел в палатку. Ветер не продувал сено. Вздул светильник. Лег на койку-шезлонг, пытаясь согреться. Ледяной лунный свет лежал на необъятной горечи вселенной. Светлый холодный ветер трепал полы палаточной двери. Казаки за стеной играли в подкидного и громко смеялись.

Князь достал потайную сумку, отвинтил флягу и отпил наркотической водки. Мир преобразился, встал под радужным углом. Хотелось петь, кружиться, отламывать скалы от гор. И он блаженно улыбался, растянувшись на собачьих шкурах.

Так проводил свои дни Арбелин-князь.

ПОСЛЕДНИЙ АТАМАН

Победоносное шествие казачества на Москву остановилось. Начать с того, что такие, как Глеб Есаулов, вообще не хотели воевать. Дюжего конюха приметили, и когда делали последнюю, поголовную мобилизацию, Глеб дезертировал и спрятался в стогу. Там его и нашли, прокалывая сено клинками.

- Пятьдесят плетей и отправить догонять генерала Шкуро! - сказал станичный атаман.

Генерал Шкуро был уже под Воронежем. Глеб под Воронеж не попал - в пути удалось скрыться. Шкуро в станице ужинал. У Кинжал-горы завтракал. Пообедать в Москве не пришлось. Под Воронежем красные пролетарские полки учинили белым кровавый полдник. А тут главнокомандующий белыми войсками юга России генерал Деникин издал манифест российскому народонаселению.