Там, за Вороножскими лесами - Татьяна Владимировна Луковская

На торгу люд чуть приутих, раздавались лишь отдельные выкрики.

– Полдня шумят бездельники, – презрительно сплюнул Первуша.

Демьян летел, не оборачиваясь по сторонам. «Завтра начнет светать, уж надо выехать. Чем раньше, тем лучше». Он подбежал к двору, дернул ворота, но те оказались заперты.

– Что такое? Эй, открывайте! – нетерпеливо застучал он кулаком.

Раздался скрип отодвигаемого засова, и на улицу высунулась кудрявая голова Проньки.

– Боярин, то ты?

– Кто же еще? Чего заперлись среди бела дня? – Демьян раздраженно оттолкнул отрока.

На дворе выстроилась вся дружина, исполчившись и в полной броне. Мягкое солнышко играло на круглых щитах.

– И что это значит? – недоуменно поднял Демьян бровь.

– Уж дважды с торга приходили, тебя спрашивали.

– Чего хотели? – нахмурился Олексич. «Ох, невовремя все это! Собираться надо, а тут».

– Не сказались, но мы решили от греха подальше наготове быть.

– Горшенька, дозорным на терем, – скомандовал боярин.

Крепкие дружинники подсадили парнишку на клеть, а дальше он как кот, ловко хватаясь цепкими пальцами за выступы, быстро вскарабкался на гонтовую крышу.

– Собираться, давай. Если что – Горшенька свистнет.

Олексич подозвал Карпа:

– Телегу приготовь. Князь вчера жита и овса прислал, отсыпь в дорогу. Не хочу, чтобы тесть сказал, что я опять нахлебником явился. Ну, и потом туда пожитки Агафьи можно будет какие сложить, опять же, чтобы не просить – не кланяться.

Демьян пошел сказаться матери, но не успел вступить и в сени, как Горшенька пронзительно свистнул. Раздалось: «Идут, идут».

– Кто там?

– Народу много, все вече76 сюда валит.

– Вот, нелегкая, – Карп достал из вороха сена кистень, конюх и челядины схватились за топоры. Дружина разбежалась цепью вдоль забора. За воротами послышался приглушенный шум.

– Чего надо?! – грозно крикнул толпе высунувшийся из-за частокола Первуша.

– К Демьяну Олексичу переговорщиков пусти, – послышался глухой бас Коснятина. – Видишь, без оружия мы.

Первуша вопросительно посмотрел на Демьяна. «Впускай», – махнул головой боярин.

На двор чинно вошел Миронег, за ним красный от одышки Коснятин и еще трое убеленных сединами бояр. Опасливо озираясь на вооруженных воев, они подступились к Демьяну.

– Здрав буде, Демьян Олексич, – на распев протянул Миронег.

– И вам здравия, – Олесич сухо поклонился из почтения к старости.

– За Агафьей Федоровной надумал ехать? Передавай воеводе Вороножскому мое почтение.

– Надумал, от того недосуг мне гостей привечать, – Демьяна раздражал бегающий взгляд Военежича.

– Да, мы ненадолго. Все ли в дорогу собрано, может помощь какая нужна? Ты только скажи, так мы…

– Мне от вас ничего не надобно, – оборвал его Олексич, – а вам, видать, от меня чего нужно?

– Демьян, мы тебя с малолетства знаем, рос у нас на виду, – Миронег закатил глаза и начал неспешную речь. – Все здесь виноваты, да и правы все. Обиду зря на народ держишь, погорячились, но и их понять можно. Вира за погибших уплачена, в расчете мы. Давай замиримся. Ибо учит Господь прощать да быть милостивым. А в Писании сказано, что…

Коснятин нетерпеливо отодвинул словоохотливого Миронега.

– А встань за нас, Демьян Олексич. Выкрикнули мы тебя тысяцким.

Демьян ошалело обвел глазами бояр. Ко всему он был готов, но не к такому.

– Старого куда дели? Жив ли Яков? Больно часто у вас тысяцкие меняются.

– Кумич, сюда иди! – властно крикнул толстый боярин.

На двор красный, что с мороза, понуро вошел Яшка.

– Этот вам чем не хорош? – надменно спросил Демьян. «Пусть не думают, что милость мне большую оказывают».

– Не слушаются они меня. Я им одно, а они мне поперек. Как ты на пиру поучить уму разуму не смогу, – Яков вздохнул.

– Как я на пиру, так-то не надо, – горько усмехнулся Олексич. – Не пойму я вас. То в город не пускаете, в след плюете, а то в тысяцкие зазываете. Почему я?

– Так по всему на тебя выходит, – теперь Миронег бочком отодвигал Коснятина. – Посуди сам. Умирать тебя с дружиной в степи оставили, а ты живыми всех привел, – Военежич показно стал загибать пальцы.

– Воля Божия то, а не заслуга моя.

– Опять же. Голодали все в Вороноже, а твои хоть и в скудости ели да все ж за пузо голодное не хватались.

– Горшеня покойный смекалкой нас выручал.

– С Ногаем ты теперь в родстве, про то уж всем ведомо. Подойдут поганые, так может словечко пред ними замолвишь, не тронут град.

– Говоришь так, словно я тесть самого темника. Нет у меня власти над татарами, об том даже говорить нечего.

– Над татарами может и не имеешь, а нашего… – Миронег понизил голос, боязливо оглядываясь, – а нашего князя за рукав сможешь схватить, чтобы беды нам не накликал. Демьян, немирье грядет, в смуту нас Андреичи тянут, добрый воевода нам нужен, чтобы народ посадский на стены поставить, плотников да кузнецов воевать обучить. Ты при отце ходил, многое ведаешь. Град твой в беде, а ты обиды держишь! Бери меч отца да на место батюшки вступай. Вносите!

Дюжий муж кожемяка Димитр в широких ладонях внес заветное оружие. Глаза Демьяна заблестели, ему хотелось тут же схватить отцову память, но он сдержался. Олексич прошел через двор и шагнул за ворота, народ притих.

– Вы должны понимать, – громко выкрикнул он, чтобы всем было слышно, – что если повторится все, то я как отец за семью свою костьми лягу. Люб ли вам такой тысяцкий?

– Люб, люб! – прокатилось по толпе. – Поди за нас!

– Я за женой уезжаю. Ждать станете?

– Станем!

– Коли князь согласится, так будет по-вашему, – Демьян поклонился народу.

Тут же послали к Александру. Не заставив себя долго ждать, сквозь толпу протиснулся детский князя:

– Кяже Александр соизволит милость свою оказать новому тысяцкому.

Демьян сжал в руке меч отца.

Глава V. У тестя в гостях

1

Такой богатой, нарядной, щедрой степь бывает только в мае. Солнце не успело утомить жаром, притушить краски. Травы спешат выбрать из земли живительную влагу, тянутся вверх сочными стеблями. Толстые байбаки, потеряв осторожность, лениво объедаются свежей зеленью. В небе кружат неутомимые хищные птицы, зорко высматривая зазевавшуюся добычу. В рассыпную от копыт разбегаются шустрые ящерицы. Укрытые вербами неспешные речушки манят прохладой. Но ласка их обманчива, ледяная вода обжигает ноги, перехватывает дыхание.

Вои на привале, чтобы показать молодецкую удаль, один за другим заскакивали в холодную реку и тут же под общий смех спешили обратно на берег. Насмешница майская водица выпроваживала несносных гостей.

– Сразу под стенами заставы появляться не будем, – Демьян держал совет с десятниками в стороне от резвящейся дружины. – Дон перейдем выше устья Вороножа и в лесу станем.