Антология Сатиры и Юмора России XX века. Том 42. Александр Курляндский - Олешкевич

Я вспомнил бабушку. Как мы сидели с ней вот так на кухне, как она улыбалась, показывая без трех передних зубов рот…

Я запел. Мой голос взлетал к потолку. Легко и свободно. Он бился о начищенный плафон… Звонко и красиво…

Ах, был бы я рыбкой!

В прохладе ручья…

Тетя Паша выронила треску.

Петр Гаврилович застыл с чайником.

В дверном проеме появилась Марьяна. Она подняла к небу палец и торжественно произнесла:

— Будь счастлив, мальчик. Музыка — это язык, на котором разговаривают с богом.

Я заплакал и бросился в уборную.

Журчала по трубам вода, висели деревянные круги на гвоздиках…

Раздались шаркающие шаги тети Паши. Она подергала дверь.

— Эй, выходи. Выходи, Шаляпин!

А Петр Гаврилович, проходя по коридору, добавил:

— Поправился на нашу шею…

С тех пор прошло много лет. Я давно уже немолодой человек. Хожу на службу, пользуюсь уважением товарищей. В свободное от работы время пою в хоре. Мне нравится петь. Мой голос сливается с голосами моих товарищей. Голоса моих товарищей — мои крылья. Они не дадут мне упасть. Взмахивает палочкой дирижер:

Бим-бом… бим-бом…

Справа от меня — Витя Завернюк, наладчик газовых котельных. Слева — Юрий Ковчан, санитар «Скорой ветеринарной помощи». Ниже на ряд — Соня Штайер. Вера Сидоренко и другие наши девочки.

Как много дум…

Наводит он… Бум-бом…

Чуки-Куки

(повесть-сказка)

Где-то очень далеко, в сказочной сиреневой стране, окруженной со всех сторон горами, находится чистое и прозрачное озеро Чуки-Куки.

Экватор разделяет озеро пополам. Поэтому северная его часть, Чуки, всегда скована льдами. А в водах южной части, Куки, полным-полно тропических рыб. Низкое свинцовое небо прижимает обитателей Чуки к земле. Они коренасты и невысоки ростом. А над Куки всегда светит солнце, поют птицы и порхают бабочки. Иногда, закружившись в воздухе, они пересекают экватор и тут же падают на снег яркими цветами. Одетые в натуральные меха лисицы и медведи подолгу любуются этими букетами, но сами никогда не переходят черту, боясь получить сильнейший тепловой удар. И только один человек может безнаказанно ходить по этой стране вдоль и поперек, с севера на юг и справа налево. Этот человек — я. Добрый и тихий отшельник Кур. Я придумал эту сказку давно. Когда валялся на диване и изучал трещину на обоях. Очень не хотелось вставать и приниматься за работу. Для этого надо снимать халат, надевать тапочки, идти через всю комнату к письменному столу, где стоит моя пишущая машинка, вынимать ее из чехла, открывать ящик письменного стола, доставать бумагу. А если ее там не окажется? Открывать другой ящик. А если ее и там нет? Надевать брюки, ботинки, плащ, выходить на улицу, идти в самый ее конец в магазин канцелярских товаров… А если очередь?.. Просто ужас меня охватывал от одной мысли, что надо вставать с дивана. Нет. Лучше ничего не делать, а просто лежать. Если честно, это самое мое любимое занятие. Итак, я лежал на диване и ничего не делал, как показалось бы многим. На самом деле я изучал пятно на обоях. Пятно образовалось от моей головы. Иногда я все-таки встаю, беру с полки книгу, читаю или смотрю телевизор. Хотя можно его смотреть и лежа, не вставая с дивана. Но сидя — удобнее. Если передача неинтересная, можно взять со стола помидор и запустить в экран. У меня вся стена за телевизором в помидорных пятнах. Но это пятно образовалось не от плохих передач, а от чтения. Когда я сижу на диване и читаю книгу, моя голова незаметно трется об обои. Так и образовалось это пятно, которое очень напоминает озеро. Я смотрел на обойное пятно, на трещину. Как вдруг исчез письменный стол, шкаф, диван. Перестала звучать музыка из радиоприемника. А трещина на обоях вдруг выпрямилась и превратилась в экваторную черту. И я оказался на берегу озера, окруженного со всех сторон горами, в маленькой бревенчатой хижине, в тени могучего баобаба.

Моя бревенчатая хижина

Целыми днями я лежу на диване в моей бревенчатой хижине и ничего не делаю, как посчитали бы многие. На самом деле это не так. Просыпаюсь я очень рано, чтоб не прозевать восход солнца. Окно находится напротив меня, и я наблюдаю это великолепное зрелище, не вставая с дивана. Даже голову поворачивать не надо. Сначала в окне черным-черно. Не видно ни озера, ни неба, ни гор. Ничего. Но вот окно сереет, розовеет… Появляется солнце. Оно поднимается все выше и выше. Краски на моей четырехугольной картине меняются. Все становится ослепительно ярким. Ярко-зеленые листья баобаба, ярко-желтые крылья попугаев, ярко-синяя вода, ярко-белые облака.

Потом наступает полдень. Листья баобаба не спасают от жары, и я перехожу в северную часть хижины. Отдыхаю, наслаждаюсь прохладой, любуюсь полярным сиянием. Обедаю, слушаю музыку. К вечеру, как правило, я снова перехожу в южную часть. Моя картина в окне начинает тускнеть, краски гаснут. И вот вместо цветной она становится черно-белой. Наступает ночь. Пора спать.

Так я жил, совершенно один, в моей бревенчатой хижине, под ветвями могучего баобаба с южной стороны и под полярным сиянием с северной, пока мне не стало одиноко. И тогда в моем доме появилась Шара.

Собака Шара

Собака Шара родилась на экваторе. Поэтому одна ее половина, северная, покрыта густой рыжей шерстью. А со стороны юга кожа у нее нежная и розовая, как у поросенка. Представьте заросшую густой шерстью голову и грудь, и абсолютно голую заднюю часть. Спереди — лев, сзади — поросенок. Так выглядит Шара. Для врагов Шара — свирепый лев, а для друзей — ласковый и добрый поросенок.

И врагов, и друзей Шара встречает громким лаем и пронзительным поросячьим визгом. Друзья смеются, а враги бросаются врассыпную — кто этих карликовых львов знает? В таких случаях Шара просто корчится от смеха, чувства юмора ей не занимать. Достаточно взглянуть в ее глаза — и становится ясно: эта собака далеко пойдет! Мы с Шарой понимаем друг друга без слов. То есть я понимаю ее без слов, а она меня со словами. Я понимаю ее по глазам, хвосту, по тому, как она дышит, лает, высовывает язык, рычит. Целыми днями мы вместе. Каждый занимается своим делом. Я лежу на