Золотой характер - Виктор Ефимович Ардов

по своим делам. А я остался на месте. Мне спешить некуда, я на больничном листке. У меня чирьи на шее. Стою я, значит, на этом месте и вдруг вижу: какой-то верзила залез в карман пальто к одной гражданке. Срочно вынимаю бинокль (я его всегда с собой ношу) и наблюдаю, что дальше будет. Неужели ему так легко все удастся? Шарит он в чужом кармане и, видимо, уже вынимает деньги. Но тут его зацапали, голубчика, за руку схватили. Сразу крик, шум, толпа. Я прячу бинокль и шагаю уже непосредственно к месту происшествия, благо время есть (я на больничном листке). А верзила змеей извивается и кричит во все горло: «Спасите!», «Помогите!», «Я не виноват», «Это ошибка».

Смотрю я на всю эту картину, и, не знаю отчего, сердце мое сжимается. Не могу видеть чужих страданий. И жаль мне до глубины души стало этого бедного верзилу.

— А может, он действительно не виновен, товарищи, — говорю я. — Возможно, он в самом деле по ошибке в чужой карман полез. Считаться с такой вероятностью тоже надо, товарищи. Чуткость проявлять…

— Чего пристали к человеку? — поддержала меня какая-то девица.

В общем, отстояли мы вместе с ней верзилу, протянули ему руку помощи. Возвращаюсь довольным, а девица эта мне пятьдесят рублей тычет.

— Не придуривайся, — говорит. — Бери! Честно заработал. Без тебя Ваську опять бы за решетку упрятали.

— Вы за кого меня принимаете? — заволновался я. Кинулся за милиционером, но девицы и след простыл. А вместе с ней простыл след и моего кошелька, который в кармане лежал… Такая историческая несправедливость произошла. И разве только в этот раз?

В парикмахерской бреюсь у мастера Саши. Если бы вы видели его глаза. Ах, эти черные глаза меня пленили! Нежные, бархатные, просящие. Другие недооценивают, недопонимают его взгляда. А я ведь человек отзывчивый, все понимаю.

— Не извольте затрудняться, — говорит Саша, встряхивая салфетку.

И я не затрудняю себя внесением денег в кассу, а тихонько кладу их (плюс чаевые) в Сашин карман. Надо же помогать человеку. Тем более, что и он по своему добросердечию уступил мне ковер. Пришел я домой и жене его показываю.

— Вот учись, что значит поощрять Сашу. Он теперь за меня в огонь и в воду. Даже свой личный ковер за полторы тысячи уступил.

— Вот этот — за полторы? — всплеснула руками жена.

— Он самый.

— Да такие же сейчас в магазине по девятьсот тридцать продаются. Вот спекулянт!

Очень мне, конечно, обидно стало, что жена так нелестно о Саше отзывается. Лично я на сто процентов уверен, что здесь произошло какое-то недоразумение. Просто Саша забыл, сколько он заплатил в магазине за ковер, и я жду (уже третий год), что он об этом вспомнит. Сам же я пока не напоминаю. Не хочу человека обижать, травмировать.

Или вот такой случай. Прохожу я каждый день, когда иду на работу, мимо рынка. А там возле аптеки рыжий такой, веснушчатый мужчина сидит. Две пары синих очков на носу, ноги перебинтованы, голова трясется.

— Братиша, — говорит он мне, — не проходи мимо. Кинь трояк на пропитание. Вместе же с тобой, братиша, воевали, в одном танке наступали, кровь рядом проливали.

Не припоминаю я, правда, этого рыжего в нашей части. И в танке я никогда не наступал, а все время начфином в полку служил. Наверное, ошибся он и меня с кем-нибудь спутал. Но раз человек просит, дал я рубль. А рыжий басом:

— Не будь скупым, добавь, братиша, еще пару целковых. Не экономь на калеке…

Было это лет пятнадцать назад. И вот с тех пор даю ежедневно этому бедняку по три рубля. За выходные дни и пролетарские праздники вперед ему оплачиваю. Конечно, иногда трудновато от себя, от семьи отрывать, но все-таки — моральное удовлетворение.

Недавно пригласили меня на свадьбу. Замуж выходила наша кассирша. Жених ее, говорят, лауреат не то какой-то научной премии, не то какого-то конкурса. В общем, собственная двухэтажная дача, автомобиль и прочее.

Купили мы сообща всей конторой подарок подороже, чтоб не ударить перед лауреатом лицом в грязь, и поехали.

И кем бы, вы думали, этот «лауреат» и владелец дачи оказался? Совершенно точно. Он самый. Здоровый. Рыжий. Никакой не фронтовик.

Увидел он меня и сразу в коридор потащил:

— Спасибо, говорит, братиша. Пока такие, как ты, золотые люди существуют, я обеспечен. И дом и дача. И работать не надо. Как-никак, а по три целковых ты один мне уже больше пятнадцати тысяч выплатил. Можно сказать, за свои денежки мне автомобиль купил. Спасибо! Только теперь, братиша, три целковых в день уже маловато. Все-таки, я уже человек семейный, женился. Там, гляди, дети пойдут. Добавь еще пару рубликов.

Я обещал подумать над этим предложением. И он поцеловал меня в щеку, отдавая этим дань уважения и восхищения моему золотому характеру.

Ян Полищук

ЮМОРЕСКИ

1. Предметный урок

В отличие от своего предшественника новый директор отличался тихим голосом и приятностью обращения. И кое-кто из тех сотрудников, кому более других доставалось от прежнего начальства, воспряли духом. Так, например, завхоз, которому директор сделал замечание за плохое состояние хозяйственного двора, выйдя из кабинета, сказал бодро:

— Тихо-мирно побеседовали, душа радуется! По прежним временам тут крику не оберешься, а сейчас: «Иван Иванович, уважаемый, у вас лужа, говорят, стоит два года, прохода нет. Создайте, пожалуйста, проходимые условия!..» И все!

А лужа, действительно, занимала большую часть хозяйственного двора. Как она появилась — никто не знал. Это было давно. И все к ней привыкли. Все бы ничего, но лужа стала увеличиваться в размерах, и теперь уже нельзя было пройти по двору без того, чтобы не измерить ее глубину. Откуда-то появились лягушки… И когда однажды шутник-ремесленник сунул в лужу тростинку камыша, никто не удивился, решили, что пора уже водоему обзаводиться собственной растительностью… Завхозы менялись, а лягушки продолжали жить с прежним комфортом.

Неделю спустя новый директор, проверяя выполнение своего указания, в той же учтивой манере справился о луже:

— Ну как, обуздали стихию?

— Так точно! Все в порядке! Пройдете по двору — ноги не замочите! — браво отвечал завхоз.

Но, возвращаясь после очередного посещения глиняного карьера и проходя мимо хозяйственного двора, директор услышал, как пожилой рабочий, отжимая брюки, говорил:

— Когда только у нас с этим озером покончат! Хоть бы наметили, и то легче стало бы…

Директор, даже не сняв резиновых сапог и брезентовой накидки, направился на хоздвор.

Лужа встретила его призывным кваканьем лягушек. За неделю ее