Первый среди Равных - Анатолий Левандовский

И вот он снова возник перед своим прежним соратником.

Буонарроти не скрыл удивления.

— Ну, старый товарищ, — сказал Саличетти, обнимая его, — рад наконец увидеть тебя. Несу радостную весть: будем опять вместе.

Филипп отпрянул.

— Что значит «вместе»? Ведь ты, если не ошибаюсь, на службе у Директории?

— Именно Директория и приглашает тебя на государственную службу. Не без моей протекции, разумеется. Ты получаешь весьма ответственную должность.

Лицо Буонарроти отразило недоверие и брезгливость.

— Это вздор. Я не стану сотрудничать с презренными политиканами, о свержении которых только и помышляет всякий честный человек.

— Понимаю, что не вхожу в категорию твоих «честных людей». Но послушай, честный человек, ты помнишь основной тезис святых отцов из ордена иезуитов?

— Цель оправдывает средства?

— Именно.

— Прекрасный тезис.

— В зависимости от того, к чему его применить. Но хватит пустой болтовни. Прежде всего, да будет тебе известно, что я, вопреки всем твоим прозрачным намёкам, отнюдь не считаю себя бесчестным. И тоже не жалую нынешнее правительство. И точно такой же патриот, как и ты. С этого, собственно, и надо было начать.

И Саличетти раскрыл другу причину своего посещения.

Счастливый исход войны с Пруссией и Испанией не уменьшил опасности, грозившей Франции со стороны Англии и Австрии. Правда, Англия, бывшая на пороге экономического и финансового кризиса, временно выбывала из игры; зато австрийское правительство, не признавшее Базельского договора, усиленно бряцало оружием и уклонялось от мирных переговоров. Чтобы заставить Австрию пойти на уступки, правительство Директории решило действовать силой. По совету генерала Бонапарта главный удар было решено нанести в районе, наиболее болезненном для Австрийской империи, в многострадальной Италии, давно тяготившейся ненавистным австрийским игом. Вот тогда-то деятели Директории и вспомнили о Саличетти, превосходно знавшем язык, нравы и чаяния жителей Апеннинского полуострова, а Саличетти в свою очередь рекомендовал испытанного товарища, мечтавшего об освобождении своей родины.

— Таковы события, — закончил новоиспечённый комиссар будущей Итальянской армии, — приведшие меня в твою конуру. Полагаю, отказываться от столь соблазнительной возможности было бы безумием…

Взвесив всё, Буонарроти решил использовать ситуацию ради подлинного освобождения своих земляков.

Человек энергичный и быстрый, он сразу же связался с итальянскими друзьями. Он призвал их поднять восстание в Турине, учредить временное правительство и этим лишить сардинского короля возможности заключить «убийственный для дела свободы» мир с Францией, который позволил бы монарху удержаться на престоле.

Это было вовсе не то, чего желали правители Франции.

Но в результате совещаний между Буонарроти и министром иностранных дел Делакруа появился мемуар, в котором опытный итальянский революционер сумел изложить проблему столь убедительно, что сановники Директории не нашли возражений. Согласно планам Буонарроти французы должны были войти в Италию только как друзья итальянского народа, в противном случае их неизбежно ждало поражение.

Генерал Бонапарт, назначенный командующим Итальянской армией, поддержал мемуар Буонарроти.

В конце концов министр иностранных дел вполне официально предложил Буонарроти ответственную миссию при армии Бонапарта.

Предложение было сделано 7 жерминаля, за три дня до вступления Буонарроти в Тайную директорию общественного спасения.

Хотя Бабеф и Буонарроти. в это время встречались редко, руководитель «Заговора Равных» знал всё о ходе итальянских переговоров. До поры до времени он никак не высказывал своего мнения по этому делу. Но Буонарроти показалось, что друг его стал относиться к нему холоднее, чем прежде.

Когда, получив назначение, новый комиссар Директории восторженно сообщил об этом Гракху, тот окинул его ледяным взглядом.

— Что ж, поезжай, — сказал он. — Поезжай, если ты ничего не понял.

Буонарроти оторопел.

— А что, собственно, я должен был понять?

— Не намерен вдаваться в пространные разъяснения. Задам лишь один вопрос: француз ты или итальянец?

— Ты же знаешь: я французский гражданин, итальянец по рождению.

— Французский гражданин… Так вот, ты прежде всего гражданин. А раз так, то тебе не следовало бы пускаться в сомнительные авантюры… Разве тебе не ясны подлинные планы Директории? Разве ты не разглядел ещё генерала Бонапарта? Разве не понимаешь, что все эти господа готовятся к очередной аннексии и выкачиванию средств из твоей родины?

— Прекрасно понимаю. Но понимаю также и то, что кампанию можно использовать и в благих целях.

— В благих целях… Когда-то я называл подобную политику «макиавеллизмом правого дела». Но потом отказался от неё. Двойная игра никогда не приводит к добру. Впрочем, главное не в этом. Если даже допустить, что всё обстоит действительно так, как ты думаешь, есть более существенные обстоятельства, запрещающие тебе принимать опрометчивое решение.

— Какие же?

Бабёф ответил после некоторого раздумья:

— Я не хотел высказываться яснее. Но кое-что, видимо, всё же необходимо разъяснить — без этого не обойтись… Пойми, гражданин вселенной, что сейчас судьбы мира решаются во Франции. Наша Великая революция открыла новую эру в истории человечества. То, что готовимся сделать мы, завершит дело революции и даст всем людям труда благоденствие и подлинное счастье. Если мы победим, будет свободной и Италия. Но для этого сначала нужно добиться успеха на главном направлении и не распылять наши силы.

Он подошел к Буонарроти и обнял его за плечи. В голосе его вдруг появилась неожиданная мягкость.

— Я люблю и ценю тебя, Филипп. Люблю за твою чистую душу, ценю за твой ум, твою энергию, революционную стойкость. Ты, бесспорно, принадлежишь к числу тех, кто способен сделать многое и погибнуть, сражаясь за великое дело. Неужели же я соглашусь пожертвовать тобой в дни, когда решается судьба всего? Пожертвовать ради сомнительной авантюры? Нет, я не отдам тебя…

Буонарроти был потрясён. Никогда еще он не видел Бабёфа таким, никогда не ожидал, что он может быть таким.

— Ты ведь знаешь, — продолжал Бабёф, — что мы решили организовать Повстанческий комитет, или, говоря иначе, Тайную директорию. Сегодня твоё место там, только там, у кормила. Ты не можешь уклониться от своего долга, не верю, чтобы ты был в силах поступить иначе… Впрочем, — добавил он другим тоном, — что значит «верю — не верю»; если хочешь, поезжай в Италию. Никто из нас не будет чинить тебе здесь ни малейших препятствий…

…Поездка Буонарроти в Италию, к величайшему изумлению Саличетти, Бонапарта и Делакруа, так и не состоялась.

10 жерминаля IV года Республики Филипп Буонарроти вошёл в состав Тайной директории.

«Ничем не ограниченное равенство, максимальное счастье для всех, уверенность в том, что оно никогда не будет отнято, — таковы были блага, которые Тайная директория общественного спасения хотела обеспечить французскому народу; она хотела возобновить дело, которое было погублено 9 термидора, и по примеру жертв этого рокового дня дополнить революцию властей и авторитетов несравненно более справедливой революцией, конечным результатом которой явилось бы беспристрастное распределение собственности и просвещения.

Тайная директория намеревалась сокрушить узурпаторское правительство не при помощи горстки мятежников, взбунтовавшихся из корыстных побуждений или вследствие безрассудного фанатизма, — она не хотела прибегать ни к какой другой побудительной силе, кроме силы истины.

Ясное и всестороннее изложение прав народа и преступлений его угнетателей являлось единственным средством, при помощи которого Тайная директория намеревалась поднять против тирании массу парижан; в момент, когда негодование усилилось бы и стало всеобщим, она думала выступить и дать сигнал к восстанию».

Собирались по вечерам.

Начали с письменной Декларации, объявлявшей, что «они берут на себя инициативу всех мер, которые должны привести народ к новому завоеванию им своего суверенитета».

В совещаниях Тайной директории полагалось участвовать только её членам; никто другой к этим совещаниям не допускался — даже главные агенты не должны были знать имён руководителей заговора.

Хотя все семь «директоров» обладали абсолютно равными правами и не имели председателя, подлинным главой Тайной директории конечно же был Гракх Бабёф.

Автор Великого плана, инициатор и душа организации, создатель самого заговора, он лично составлял или, во всяком случае, редактировал почти все заявления, письма, инструкции. Его талант публициста, революционная энергия, изумительная работоспособность, полное бескорыстие, твёрдость убеждений, тяжёлые испытания, которые он с честью выдержал, — всё это делало его неоспоримым вождём Равных, их наставником и вдохновителем.