Сегодня – позавчера - Виталий Храмов

— Ага. Танк или бронетранспортёр?

— Силуэт низкий. И этот немец был не танкист. У них форма должна быть чёрной.

— Ночью все кошки чёрные. А у нас ни гранат противотанковых, ни бутылок.

— Слушай, старшина, у меня план есть. Я с ребятами, в две тройки, пока темно, подбираюсь к этой избе и закидываю её в окна гранатами. Даже если это танк — экипаж положим — танк не поедет.

— Не пойдёт. Две тройки — это всё что у нас есть. Оголим участок полностью.

Помолчали.

— И хочется, и колется, и мама не велит, — вздохнул я, — только одну тройку. Подползать к зарослям у сарая и там залечь. Когда начнётся — гранаты кидать в окна, пострелять и сразу отходить. Нет, не пойдёт. Если танк и танкисты в нём ночуют, всё-таки, передовая — ребят он подавит раньше, чем они гранаты кинут.

— Я пошлю Малого поглядеть поближе. Он у меня самый шустрый.

Я кивнул. Шило отполз, потом я, покрываясь рябью каждую секунду, в бинокль следил за Малым, ползущим ужом к избе. Самому легче сделать, чем смотреть и переживать.

— Виктор Иванович, я страхую, — прошептал Мельник, в оптику своей винтовки смотря на Малого.

Толку-то. Один выстрел — все планы псу под хвост.

А Мельник, оказалось, уже окопался. Я тоже достал лопатку.

— Докладывай, по ходу, — шепнул я ему. Стал копать. Это помогло — отвлёкся.

— Малой за сараем. Ждёт подсветки, — прошептал Мельник, — ага, большой палец вверх оттопырил, рукой машет.

— Значит — не танк, — шепнул Шило.

Как только ракета погасла, ещё двое поползли к Малому, замирая каждый раз, как в небе зажигался очередной фонарик.

— Не нравиться мне этот бугорок, — проворчал Семёнов.

— Какой?

— Смотри. Сразу и не заметил я его. А ребята через него проползли — уже давно не вижу. Не простреливаемая зона большая получается.

— Точно. Так, Шило, здесь остаешься. Мельник, ты тоже. Меня прикроешь. А ты, Володя, — боем управляешь. Всё-таки и звание у тебя повыше. Одно прошу — вперёд людей не пускай. Назад, как нажмут, пожалуйста, но не вперёд. Вытяни их из застройки на открытое место. Наши снайпера хороши издали. С той стороны полк и наш батальон ударят, сюда их будут выдавливать. Бей снайперами, подпустишь поближе — из пулемётов добавь. А автоматчики — уж для самообороны. Совсем тяжко станет — отойди в заросли.

— Ну, ты прям план Наполеон. Всё равно всё будет так, как будет. Не угадаешь.

— Как знаешь. Я пополз. Мельник, гони «колотушки», они тебе без надобности.

Взяв две гранаты с длинными деревянными ручками, двинулся в сторону того бугра. Полз бесконечно долго, по грязи и лужам, замирая всякий раз, как ракета зависала в низком чёрном небе. Дополз, выкопал себе яму-лёжку, постелил трофейную плащ-палатку, залез в яму. Сначала пытался рассматривать село «бегающих теней» от ракет, потом надоело. Глянул на часы — почти шесть, скоро рассвет, скоро бой, «день начнётся стрельбой». Начало трясти. Толи от холода — промок насквозь, толи от адреналина предстоящего испытания. Осторожно, чтобы не звякнуть, достал фляжку, открутил колпачёк и выпил два больших глотка коньяка — ещё у Натана запасся. Тепло разлилось по горлу, сбежало в грудь, оттуда — по всему телу. Трясти перестало, зато стало клонить в сон. Ещё бы! Сутки на ногах. Марши, бой в лесопилке, намерзся. Да и вокруг ничего не происходит. А у меня всегда так — как только мозг перестаёт получать информацию — норовит перейти в «спящий режим». Но, этого позволить нельзя — я храплю во сне. А до ближайшего сарая — метров восемьдесят. Сейчас бы заняться чисткой оружия — тоже нельзя, звякнуть можно. Думать? Уснёшь и не заметишь. Буду смотреть в бинокль на село.

И всё-таки я уснул и проспал сигнал к началу атаки. Мне снилось, что я также наблюдаю калейдоскоп бегущих теней, и вдруг неведомый ракетчик стал выстреливать сигнальные ракеты очередями. Тени домов и деревьев забегали, сталкиваясь, крича приглушенно: «Ура-а-а!».

«Что за нах…!» Я проснулся и только тогда понял, что уснул. Небо надо мной посерело, но село ещё было во тьме. Строчили пулемёты, бухали взрывы. Но, это на той стороне села. Наша засада молчала. Как там Малой?

Их я не увидел, но стёкла избы со звоном осыпались, почти тут же раздались несколько взрывов, что-то повылетало из окон. А вот и ребята. Двое влетели через дверь, один рыбкой нырнул в окно. Раздались несколько очередей. Потом ещё. И всё. Дом как вымер.

Я едва удержал себя, чтобы не вскочить, не броситься к ним на выручку. Ну, слава Богу! Двое выбежали из дома. А где третий? Ранен? Убит? Куда это они? Двое бойцов побежали не ко мне, как я им велел, а налево, во двор, скрылись из поля моего зрения. Через пару минут показались. Один волок пулемёт, другой коробки с патронами и, маслянисто змеившиеся, ленты на шее.

Герои, блин! Решили огневую точку организовать. Засада потеряла смысл — эти орлы не пустят немца, пока живы. А живы они, пока их из пушки не расстреляют или с боков не обойдут.

Решение я принял быстро — вскочил, побежал к селу, огибая дом «Малого». Не знаю, догадается ли Шило, но я хотя бы один фланг им прикрою.

С разбега вломился в заросли крапивы, споткнулся, как пушечное ядро, пробил дыру в заборе из ветхих досок, который скрывался за крапивой, плюхнулся в грядки, тут же перекатился вправо, ещё вправо, в покосившемуся дровяному сараю. Встал на колено, автомат — на избу.

Дверь с грохотом распахнулась, выбежал человек в каске, в одном сапоге, но в серой исподней рубашке. В одной руке — винтовка, в другой — сапог, ремень и китель. Автомат дёрнулся в моих руках, немца снесло обратно в избу. Я вскочил, прыгнул вперёд, перекатываясь через левое плечо, туда, к порогу. А в доски сарая впились десятки пуль. Похоже меня они совсем не видели — стреляли на звук. Колпачёк с ручки «колотушки» — долой, с яростью дёрнул за появившийся шнурок, гранату — в распахнутую дверь, сам — к стене, пониже. Как этот выступ называется — фундамент или завалинка? Не важно, сжался у основания. Бухнуло, аж уши заложило. Впрыгнул в открытую дверь, опять через плечо перекатился в угол, выставил автомат. Один лежал в дверях — этого я ещё с от сарая успокоил, один в углу, тоже без движения. Кинул вторую колотушку в комнату, короткой очередью «проконтролировал» того, что был в углу, сменил рожёк. После взрыва сунул автомат в дверь — очередь в один угол, очередь в другой, спрятался обратно, присел. В косяк двери надо мной и в стену позади меня врезались несколько пуль, осыпав меня пылью и комками глиняной штукатурки.

— Ах, ты, сволочь!

Ещё граната. Теперь РГД. Её после взвода, ударил о пол, подержал секунду, закинул внутрь повыше, в тот угол, откуда предполагал стрельбу, а сам выкатился из «прихожей» на улицу. Согнувшись, побежал вдоль стены. Два взрыва прогремели один за другим — один из них — с порога. Вовремя я сбежал! Я «заглянул» в выбитое окно автоматом. А, вон в чём дело — он стол перевернул и за ним спрятался. Дал длинную очередь, до опустошения магазина, — слишком нервно надавил на спуск. Готов. Пуля попала ему в голову, откинулся на окровавленную стену.