Белая кошка в светлой комнате - Лариса Соболева

– Чем промышляли? – заинтересовался Вадик.

– А пожрать добывали. Кормили плохо, кишки постоянно бунтовали, жрать требовали, а где взять?..

27

– Всем спать! – рявкнула воспитательница, заглянув в палату мальчиков, где размещалось двадцать коек.

Воспитательница по кличке Ворона – слова из ее рта вылетали, как воронье карканье – резкие, громкие, с удвоенными согласными, – застыла на некоторое время в дверном проеме, вслушиваясь в царство мирного сна. Такого ли уж мирного? До этого Ворона слышала невообразимый шум, а когда ворвалась в палату, не могла не заметить тьму пушинок, круживших в воздухе, словно здесь погулял ураган. Но ни одного маленького негодяя, нарушающего режим в детском доме, не удалось застукать.

Мальчики одиннадцати-двенадцати лет просто умерли под одеялами, смежив веки, шумно посапывали, давая понять, что спят уже давно. Кое-кто сквозь ресницы наблюдал, как белая блузка неспешно проплыла по комнате вдоль двух рядов скрипучих коек, доплыла до окна. Пауза. Тишина. Голос Вороны:

– Огарев! Если еще раз услышу шум, ты пойдешь спать в карцер. – Никита громко сопел, мол, не слышу, сплю крепко-крепко. – И Лопаткин туда же отправится.

– За что? – захныкал Кузьма.

– За компанию! – рявкнула снова воспитательница, затем прошлась так же медленно к открытой настежь двери, из коридора в темноту врезался электрический свет. – А чтоб веселей было, младшего Огарева к вам в карцер поселю. Все ясно?

Сопение. Перья перестали фланировать в воздухе, опустились на тонкие одеяла и на пол, попали на лица, но никто не смахнул щекочущие перышки, пока не ушла воспитательница. Никита сел на кровати и процедил сквозь зубы:

– Ну, Филька, я тебе устрою! Из-за тебя мне влетело.

– Я, что ли, подушками начал кидаться? – с обидой пробубнил из-под одеяла Филька. – Ты и Кузька начали.

– А ты не кидался? – сел на кровати и Кузьма, погрозив все тому же Фильке кулаком. – Вот я тебе врежу так врежу! Только попробуй настучи на нас завтра!

– Спать! – каркнула воспитательница, внезапно появившись и, как коршун, раскинув руки, которыми держалась за дверной проем. – Я сказала: спать!!! Еще один звук, все будете стоять ночь! До утра!

Ночь стоять никому не хотелось, посему больше ни звука не проронили, да и заснули быстро, намаявшись за целый день. Только Никита не спал. Выскользнул из кровати, подбежал к Кузьме и затормошил друга.

– А? – сонно пробормотал тот.

– Тс-с-с! – приложил палец к губам Никита. – Пошли!

В умывальне уже ждала конопатая и длинноногая Нюрка, возрастом чуть старше, всего-то на год. Байковое платьице сидело на ней нелепо, отрезная линия талии платья располагалась под грудью, отчего у Нюрки, казалось, пропорции нарушались: голова, плечи, грудь и сразу ноги. Ноги тонкие, с синенькими жилками, без каких-либо округлостей, просто ровные, а на каждой по огромному ботинку – на два, а то и на три размера больше. Так что и ноги Нюрки выглядели нелепо – карандашами, вставленными в стаканы.

Едва появились мальчики, она напустилась на них:

– Чего так долго? Я уж думала, не придете.

– Ворона караулила, – оправдался Никита.

Он лихо запрыгнул на подоконник, достал чинарик, чиркнул спичкой и закурил. Кузьма ждал своей очереди покурить. Окурок нашел на улице Никита, ему первому положено, но он всегда даст затянуться дымком, он хороший друг, не жадина. И точно, Никита три раза затянулся, выпустил струей дым (кольцами пока у него не получалось, но он тренировался), протянул Кузьме.

– Ну, как там? Нашла? – спросил он Нюрку.

– А то! – состроила лукавую рожицу девочка. – На окраине дом большущий, днем все на работе, соседи тоже. Кур там видимо-невидимо! Штук двадцать. И утки есть. Только в доме тетка всегда остается. Толстая… Вечером никак нельзя, народу полно – я сегодня проверяла. Днем только. От соседей можно.

– Угу, – важно кивнул Никита, спрыгнув с подоконника. – Завтра пойдем.

– А Ворона и Аист водку пьют, – доложила Нюрка. – А еды у них…

– Поглядим? – предложил Кузьма, загасив окурок, который уж пальцы жег.

Троица гуськом выскользнула за дверь. Май сорок первого был теплым, во дворе детского дома цвели каштаны и липы, люди говорили, что и лето будет теплым, раз не успела сирень с акацией отцвести и тут же сразу каштан с липой распустились.

Троица подкралась к окну, чуть поднялась, чтоб только глаза видели. Оттопырив попки назад и опершись руками о коленки, ребята замерли. Ворона с длинным и несуразным воспитателем по кличке Аист сидели у стола. Аист что-то задушевно рассказывал, размахивая вилкой, рожа вместе с шеей у него были красные, глаза блестели. Ворона слушала и жеманно хихикала, мотая коленками из стороны в сторону, словно на месте ей не сиделось. А на столе… картошечка жареная, соленые огурцы, пельмени!

– Колбаса… – дребезжащим голосом, нежно произнес Кузьма, сглотнув накатившую слюну, и плотоядно потянул носом. – С жирком…

– Чего ты разнюхался? – сказала шепотом Нюрка. – Через стекло не учуешь.

– Учую, – возразил Кузьма и снова потянул носом. – Я жратву всегда чую за версту. Хоть понюхать маленько…

Взвизгнула Ворона. Сейчас она была совсем не такой, какой ее привыкли видеть ребята, а милой, ветреной. Испугавшись резкого звука, троица присела, затем отползла от греха подальше. Подружка побежала в свою комнату, а мальчишки пошли в свою.

– На что нам Нюрка? – приставал к Никите Кузьма, не любивший девчонок.

– Не понимаешь, так молчи, – осадил друга Никита. – Без женщины в нашем деле нельзя, она у нас отвлекающий маневр, понял?

Кузьма не понял, но переспрашивать не стал. И спорить насчет Нюрки не стал. Он недавно прибыл в детдом, подружился с Никитой и тут же разделил с ним его нелегкую участь. Раньше во всем, что б ни случилось, виноватым считали Никиту, теперь обоих друзей обвиняли в проделках, даже если не они были зачинщиками.

На следующий день после уроков и обязательной трудовой дисциплины – уборки территории, – дождавшись обеда и слопав положенную порцию дрянных щей с кашей, заправленной жаренным на постном масле луком, и запив бурду компотом, в котором болталось по ягоде крыжовника из варенья, ребята смылись из детского дома, прихватив Дениску. Шагая босиком, Кузьма жаловался:

– Компот вовсе несладкий. Куда они сахар девают? Эх, люблю дежурить в столовой, тогда достается из компота гуща. Вот мамка компот варила… а пироги пекла с творогом… закачаешься! Сладкие…

– А я плов помню, – сказал Никита. – Дениска, помнишь, мама плов готовила?

– Ага, – держа брата за руку, сказал мальчик. – С мясом!

Дошли. Нюрка надела на голову платок, взяла за руку Дениску:

– Ты только повторяй: «Есть хочу, есть хочу…» Понял?

– Понял, – с готовностью кивнул Денис. – Я назубок все знаю.

Нюрка приблизилась к забору, а ребята, проинструктированные подружкой, откуда следует лезть и что где находится, рванули на задворки соседей. Во дворе копошилась большая женщина в длинной юбке. На печке, которая топилась дровами, стояли кастрюли, от них шел одуряющий пар с запахом борща. С мясом.

– Тетенька! – позвала Нюрка. – Тетенька!

– Чего тебе, девочка? – обернулась тетка, утирая вспотевшее лицо фартуком.

– Попить дайте.

Ну, кто же детям откажет напиться? Тетка зачерпнула ковшом воды из ведра, стоявшего у печки, принесла. Нюрка сначала дала Денису, тот жадно пил, потом отдал Нюрке и, как только та приложила ковш к губам, заныл:

– Нюрка, я есть хочу! Нюрка…

– Что ж это у тебя дите не кормлено? – закудахтала тетка, всплеснув руками. – А худенький-то какой… скелет один. Вы где живете?

– А нигде, – вздохнула Нюрка, продолжая медленно пить.

– Нюрка, я есть хочу… – выполнял свою роль Дениска.

– Да как же – нигде? – удивилась тетка, проникнувшись жалостью к голодному худому ребенку. – А куда идете?

– Так, скитаемся, – кротко вздохнула Нюрка, покосившись на забор. Пацаны что-то медлили… – Идем от самой Кубани. – Нюрка и правда родом была оттуда.

– А папка с мамкой где ж ваши?

– Папки у нас вовсе не было, – призналась Нюрка, изобразив лицом святую мученицу. – А мамка померла. Одни мы на свете. Недобрые люди разлучить хотели с братом, забрать его, а мы сбежали. Так и живем.

Она вновь приложилась к ковшу, вода уж заполнила живот до отказа, а пацаны все не лезли через соседскую ограду. Собака разлаялась!

– Чего это у соседей собака разбрехалась? – обернулась тетка.

– Кошка, должно быть, пробежала, – сказала Нюрка, нервно поглядывая на соседский двор.

– Нюрка, я есть хочу…. – беспрестанно канючил Дениска, дергая «сестру» за старую шерстяную кофту.

– Ну, потерпи маленько, – сказала ему Нюрка. – На базар придем, там попросим.

– Погодите…

Тетка ушла в дом. И в этот момент через ограду перемахнули Никита и Кузьма, после чего, пригибаясь к земле и касаясь ее руками, рванули за теткин дом. Так, одна часть плана выполнена, осталось потянуть время… Из дома вышла тетка с миской. Сначала она сунула пирожок Дениске, и тот с жадностью принялся его уплетать, а в Нюркину торбу уложила кусок хлеба, три вареные картофелины, два яйца, малюсенький шматок сала и два куска сахара. Нюрка смущенно бормотала: