Мой ласковый и нежный мент - Валентина Мельникова

Денис окинул Стаса, еще более мрачным взглядом, встал со стула, подошел к окну и, опершись ладонями о подоконник, всмотрелся в глухую непроглядную темь. Низкие тучи заволокли небо, и лишь над дальними сопками сияла крупная голубая звезда. Он вдруг вспомнил другую звезду, что так лихо подмигивала им сквозь щель в камнях, и теплоту женских губ вспомнил, и даже запах дыма от ее свитера… Судорожно сглотнул и повернулся к Стасу.

Посмотрел на него неожиданно потерянно и вновь спросил совсем не о том, на что рассчитывал получить исчерпывающий ответ:

– Как ты думаешь, откуда «манлихер» мог попасть к Цымбарю?..

Людмила отодвинула в сторону бумаги и посмотрела на часы. Скоро одиннадцать. Она вздохнула, подняла трубку телефона и набрала номер соседей, надеясь, что подойдет Денис. Но трубку взял Максим Андреевич и тут же клятвенно заверил, что сей момент отпускает Славу домой.

Брат примчался через десять минут и застал сестру по-прежнему зарывшуюся с головой в бумаги.

Он уже знал, что она готовится к встрече представителей World Wide Centre Nature (Всемирного центра дикой природы) и работает над проектом питомника для восстановления ранее исчезнувших птиц и животных, под который они с Кочеряном мечтали получить деньги от WWC.

Славка на цыпочках прокрался в свою комнату. Выложил из сумки учебники и тетради и, включив настольную лампу, оглянулся на Костю, который опять занял его кровать. Ему же сестра на этот раз постелила на диване. Костя спал неспокойно, постоянно норовил сбросить с себя одеяло, брыкался ногами и толкался локтями. Славка быстро просмотрел записи, которые сделал вечером во время встречи с Максимом Андреевичем. Старый учитель несказанно обрадовался, когда он обратился к нему за помощью. Они проговорили почти три часа. И так уж получилось, что, незаметно для себя. Славка рассказал соседу и об исчезнувшем в тайге отце, и о Светке, и о сестре, которая всю жизнь заботится о ком угодно, но только не о себе.

Он прислушался. Людмила тихо возилась на кухне. Вероятно, ставила чайник. Значит, опять будет сидеть чуть ли не до утра. А потом станет удивляться, почему вдруг снова проявились синие круги под глазами.

Славка выключил лампу и нырнул под одеяло, не подозревая, что сестра, опустив руки на колени, сидит за кухонным столом, обреченно смотрит на часы и тихо, чтобы не услышал брат, плачет.

В последние дни она все чаще и чаще ловила себя на том, что голова ее забита далекими от обычных интересов вещами, о существовании которых она и не подозревала до момента, когда отважилась на экзекуцию в кабинете Кубышкина.

Людмила закрыла глаза и как наяву увидела лицо Барсукова. Таким оно выглядело в их первую встречу: напряженное, с мрачным взглядом серых глаз под сердито насупленными бровями. Резко очерченные губы сжаты в тонкую полоску, на лбу залегла глубокая вертикальная складка. Разве могла она надеяться, что когда-нибудь эти глаза посмотрят на нее с искренней теплотой и нежностью, как это случилось в их последнюю встречу, да и в предпоследнюю тоже…

От одной мысли о нем ее начинает трясти как в лихорадке, странно немеет затылок, а горло сжимают спазмы. Она полностью теряет над собой контроль и думает лишь о том, поцелует он ее или нет…

Словно она не взрослая женщина, а сопливая семиклассница, у которой все мысли только о мальчиках и поцелуйчиках.

Но разве она позволила бы подобное к себе отношение, если бы не чувствовала и не понимала, что Денис не притворяется и действительно испытывает то, о чем она запрещала себе думать и к чему, вопреки призывам здравого смысла, все время возвращалась и в мыслях, и в воспоминаниях.

Эти воспоминания приобрели уже злокачественный характер, потому что зачастую, переплетаясь с фантазиями и мечтами, превращались в откровенную блажь, до такой степени причудливую и нереальную, что Людмила утыкалась лицом в подушку и ревела от души.

Вот и сейчас слезы текут по лицу независимо от желания не думать об этом человеке. Он должен быть ей безразличен, ведь их ничто не связывает в жизни. Просто не должно связывать, нет у них взаимных интересов, нет – и не будет. С Вадимом иначе: у них общая работа и проблемы тоже общие.

И во время не очень частых встреч им бывает совсем не до поцелуев и выяснения отношений, поэтому и до постели до сих пор не дошло. Не то что с Барсуковым. С ним она почти переступила ею же самой обозначенную границу, допустив то, чего не позволяла Вадиму даже в мыслях. Она сама виновата в том, что разрешила этому жалкому менту постоянно распускать руки и приставать к ней с недвусмысленными предложениями. С какой стати она так раскисла перед ним, растеклась, точно блин по сковородке? В ее жизни встречались и более симпатичные, и более разговорчивые мужики, чем этот замордованный службой подполковник. И самое главное: в его отношении к ней нет даже намека на любовь. Сплошное вожделение, лишь слегка прикрытое неким подобием чувств, па которые она пусть тайно, но все-таки рассчитывала.

На плите закипел чайник. Людмила машинально сняла его с огня и застыла на месте, с трудом соображая, что же делать дальше. Время опять подходило к полуночи, а она до сих пор не знала, вернулся ли Денис домой после двухдневного отсутствия. Хотя узнать это не составляло никакого труда. По шагам за стеной она определила, что Максим Андреевич еще не спит, но, как ни старалась, не смогла найти убедительной и достаточно естественной причины, чтобы позвонить старику и успокоить свое растревоженное сердце.

И тогда, не придумав ничего лучшего, она сняла трубку и набрала номер Антонины. Подруга ответила сразу, словно ждала звонка. Если даже и не ее, то мастерски это утаила, и даже не удивилась, когда Людмила потребовала, чтобы она немедленно, ну просто незамедлительно приехала к ней. Только заворчала:

– На чем, интересно, я приеду? На метле или на швабре? Почитай, через все село добираться придется. – Потом перешла на деловой тон:

– Хорошо, сейчас что-нибудь придумаем! – и положила трубку.

Через полчаса на крыльце послышались знакомые шаги. Людмила распахнула двери навстречу подружке, в очередной раз удостоверившись в прописной истине: если Антонина Веденеева пообещала что-нибудь придумать, то, будьте уверены, придумает обязательно.

Еще четверть часа у нее ушло на то, чтобы снять шубу, валенки, повертеться перед зеркалом и между делом рассказать, как пришлось идти на поклон к соседу, чтобы он попросил ребят, патрулирующих на «уазике» ночные улицы, подбросить Антонину к дому Людмилы. Келлера она подняла с постели.

Александр Генрихович спросонок ее, конечно, выругал, но оперативному дежурному позвонил, и тот прислал машину, хотя тоже долго ворчал по поводу неугомонных девок, которым и ночь не в ночь, когда в одном месте свербит.