Свет всему свету - Иван Сотников

Вскоре всех увлекли расспросы о советской жизни. Разведчики давно привыкли к этому, их мало удивляли теперь даже самые курьезные вопросы мадьяр. А верно, земля у крестьян отобрана колхозами? А верно, в России нельзя быть богатым? А верно, что всех заставляют жениться в семнадцать лет? Ответы их изумляли.

— Жизнь мала, сынок, мне бы еще лет сто — и то мало.

— И за такую жизнь можно горы своротить, — говорил Голев. — Вот у нас пески были, а провели воду — хлопок, сады кругом. Волгу на Москву повернули. Если б не война — и Дон бы с Волгой породнили. А ты говоришь, жизнь коротка. Только дерзай.

— Горе мешает, горе, сынок, — вздохнул Ференчик.

— За счастье бороться надо, тогда и горю конец.

— А пойди найди его, счастье, — раздумчиво протянул старый мадьяр.

— Э-э... старик, искать не надо, сами делать станете! — перебил Миклоша Закиров.

Улыбаясь, старый Ференчик согласно кивал головою.

Поздно вечером в полк приехал полковник Забруцкий. Был он в настроении, что случалось с ним не часто, и сам напросился на ужин.

За столом полковник крякнул от удовольствия.

— Страсть люблю, грешник, закусить и выпить, — наливая стакан токайского, сказал он Жарову, — особенно, если стол изыскан. Как это называется, гурман, что ли? Жена, грешница, избаловала.

Он начитан, любит блеснуть своей эрудицией. Но сейчас весь разговор он свернул на армейские новости: кто и где снят, куда переведен, кем назначен. Жаров усмехнулся. Охотник смаковать! Его не интересует, кто продвинут, кто награжден. Нет, только кто снят или кто отстранен. Это его стихия. Лицо у него как налитое, раскрасневшееся, так и пышет здоровьем.

Опорожнив стакан с вином, Забруцкий откинулся на спинку стула. Не вино, а чистое золото. Букет! И настроение создает. Душа становится мягче, добрее.

Полковник развеселился, сыпал анекдотами и все доказывал, что любит людей покладистых, сговорчивых и больше всего не терпит ежистых. Слово старшего — закон, и перечить ему не след.

Жаров и Березин переглянулись. Ясно, это лишь подготовка атаки. Что же последует дальше?

После третьего стакана Забруцкий отяжелел, лицо его сделалось угрюмым. Прищурив глаза, он предупредил вдруг, разговор будет строго конфиденциальным. Кем бы из комбатов смог пожертвовать Жаров? Командир уйдет в другой полк.

Что за загадки? Надо же знать, ради чего «жертва». Если перевод, то куда, а продвижение — на какую должность. Нужен боевой офицер, чтоб умел держать в руках полк? Вот оно что!

Забруцкому захотелось направить разговор в нужном направлении. Может, Думбадзе? Ему только что дали майора. Энергичен, дело знает.

Нет, у Жарова иные соображения. Можно выдвинуть любого из трех: каждый годится. Если же выбирать, то Кострова. У него больше шансов.

Глубоко затянувшись, Забруцкий закашлялся и замахал руками, разгоняя дым. Кострова он не поддержит. Слишком честолюбив и дисциплины не знает. Конечно, можно понять Жарова — есть повод избавиться от неугодного офицера. На тебе, боже, что мне не гоже. Так нельзя. Лучше Думбадзе.

Жарова передернуло. Пожелай он свести счеты, давно бы убрал Кострова. И если в прошлом он нажимал на командира, было за что. Но Костров энергичен, целеустремлен, вполне подготовлен. Этого не отнять. А что командир порою резок и неуживчив, так, может, оттого, что засиделся на батальоне. Всему есть предел. Нет, только Костров!

Березин поддержал командира полка., и Забруцкий вовсе нахмурился. Еще недавно, он сам думал так же и во всем поддерживал Кострова. Они немало послужили вместе, немало и покуролесили. Костров тоже умеет гульнуть, но и дело знает, чертяка. Любит жить, чтобы все через край. Силы в нем неуемные. Все это Забруцкий ценил в Кострове и давно решил вытянуть его на полк. Но после стычки в горах он не хотел мириться с комбатом. Был удачный случай свалить Жарова. Кострову бы и вожжи в руки, а он, черт строптивый, заупрямился. Может, поэтому Жаров продвигает теперь Кострова. Услуга за услугу. Нет, этого не будет. Лучше Думбадзе. А сам подумал о Высоцкой. Может, без Думбадзе к ней легче будет подступиться?

— Так кого же? — сказал он вслух.

— Только Кострова! — подтвердил Жаров.

— Значит, услуга за услугу? И не притворяйтесь, что не понимаете, — хватил он кулаком по столу. — Он за вас в Карпатах, вы за него тут.

Вспыхнув, Жаров встал из-за стола. Да, Костров умел дурить, и с ним повозились немало. Но сейчас Костров — командир! А что касается «услуги за услугу», он, Жаров, ничего не знает, в чем и когда его поддержал Костров. Если же командование спрашивает его, Жарова, мнение, он — за Кострова!

— Мальчишка вы, а не командир полка! — вскочил Забруцкий. — Как смеете дерзить и перечить? За начальника не признаете! Тогда в горах вам повезло, но не обольщайтесь: еще узнаете, где раки зимуют.

Забруцкий долго не мог успокоиться. Грубя и оскорбляя, он с четверть часа разносил офицеров. Подумаешь, возомнили, большими начальниками стали. Дисциплина есть дисциплина, и он не допустит нарушения субординации. Не дело подчиненных перечить начальнику.

— Обосновать свое мнение, — с трудом сдерживаясь, сказал Жаров, — считаю сейчас невозможным; доложу комдиву письменно.

Схватив шинель и папаху и не одеваясь, полковник сердито покинул комнату. Ни Жаров, ни Березин его не провожали.

Андрей долго не мог остыть и молча шагал из угла в угол. Потом остановился у телефона и взял трубку.

— Виногорова, — и, когда тот оказался на проводе, коротко доложил ему свое мнение, ничего не сказав, однако, о стычке с Забруцким.

— Очень хорошо, — сразу согласился комдив, — наши мнения сходны.

Жаров сразу повеселел:

— Вам написать или как?

— Ничего не надо, присылайте Кострова немедленно.

— Вот видишь, — обернулся Андрей к Березину.

— Тогда зови Кострова, поужинаем вместе, — обрадовался Березин. — А то я голоден как волк.

Костров не заставил себя ждать. Ничего не подозревая, он доложил о прибытии и с любопытством поглядел на праздничный стол. Жаров не охотник до банкетов, а тут — белая скатерть, вина, закуски на тарелках — все не по-фронтовому.

— Вы, Костров, много раз просились в другой полк, — запросто сказал Жаров, слегка интригуя комбата. — Это желание наконец исполнится.

— Я давно уже не прошусь, товарищ подполковник, — еще не понимая, в чем дело, возразил Костров.

— И тем не менее, — продолжал Жаров, — настала пора расставаться. Садись к столу, — перешел он вдруг на «ты». — Садись, садись!

Наконец все выяснилось. Пойдет ли комбат на полк?

— Пойти пойду, — тихо ответил Костров, — и думаю, сил хватит. Но, если быть откровенным, я уже тут сердцем прирос.

Андрей встал и поднял рюмку:

— Что бы ни было там, не забывай однополчан. За тебя, Костров, за твои успехи!

— А я, — взволнованно ответил комбат, — пью за вас, товарищи. Спасибо за науку, за дружбу спасибо. Спасибо, что крепко с меня спрашивали. За братскую дружбу!

Все трое тепло обнялись и, поужинав, сердечно расстались.

Возвратившись к столу, Жаров налил себе чаю.

— Что за сила в дружбе! — тихо заговорил он. — Ведь крови нам попортил он немало? Чего там, все было: и приказы, и нагоняи. А люблю его, есть в нем талант, есть!

— В чем же, по-твоему, его талант? — наливая себе чаю, спросил Березин.

— Умеет все делать с блеском, загораясь сам и увлекая других.

— Все это верно, — согласился Григорий, — верно и хорошо. Но одного таланта командиру мало. Мало, Андрей. И нашему Кострову порой недостает целеустремленности, а главное — такта. А такт, имей в виду, порой выше таланта.

— Пожалуй, верно, только чего ж ты не сказал ему самому?

— Тут моя ошибка.

— Трудный был орешек, а стоящий, не то что Забруцкий, — сказал Андрей, переводя разговор на другое. — Тот-всеми недоволен, всем пренебрегает, всем портит настроение. Скажи, откуда у нас такие?

— У этого зла своя история, — раздумчиво проговорил Березин. — Даже на крепких деревьях вырастают грибки, а от них вся гниль.

— А ведь вся гниль на виду, — возразил Жаров. — Заведется такой один на сотню — и всем плохо. Думают, он строг, сумеет потребовать, создать напряжение в работе, придать ей размах и темп. А дело ни цветет, ни вянет.

— Знаешь, Андрей, я сам не терплю таких самодуров. Сколько хороших сил гибнет под их началом. Знал я в тылу одного генерала: без разносов и жить не мог. Оскорбить, запугать, наказать подчиненного — для него наслаждение, все содержание жизни. А попал на фронт — провал за провалом. Сейчас с самого две звездочки срезали.

— Плохо, конечно, когда человек не может управлять собой. Но требовать надо...

— Только без перегибов. Имей в виду, жать мы все любим. Порой без этого не обойтись. Нам кажется, что толкать куда сподручней, нежели убеждать и показывать. А надо вести дело так, чтобы человек сам шел, не задерживаясь и не спотыкаясь. Люби, цени его, направляй, как надо.