Рэкетир - Джон Гришэм

Если и в субботу Решфорда не очень тянуло работать, то в воскресенье он уже отбивается руками и ногами, но я не оставляю ему выбора: умоляю поехать со мной в тюрьму и подергать там за те же ниточки, которые он потревожил накануне. Для упрощения дела сую ему стодолларовую бумажку.

Мы прибываем в тюрьму к девяти утра, и уже через пятнадцать минут я сижу нос к носу с Натаном в той же комнате, что вчера. Я шокирован его видом: побои налицо, причем сильные; сколько еще надзиратели позволят этому продолжаться? Вся его физиономия теперь — сплошной кровоподтек, открытые раны, запекшаяся кровь. Верхняя губа распухла и касается кончика носа. Левый глаз совсем заплыл, правый покраснел и распух. Во рту недостает переднего зуба. Вместо шортов и гавайской рубахи на нем грязный белый комбинезон в пятнах крови.

Мы наклоняемся друг к другу, почти соприкасаясь лбами.

— Помоги мне! — стонет он, почти плача.

— В общем, так, Натан, — начинаю я. — Это жулье требует с владельца самолета миллион долларов, и он уже согласен раскошелиться, так что свой куш они получат. По положению на сегодня меня ни в чем обвинять не намерены. А от тебя они хотят полмиллиона. Я уже втолковывал им через Решфорда, что таких денег ни у кого из нас нет, объяснял, что мы просто пассажиры чужого самолета, совсем не богаты и все такое. Но ямайцы не верят, хоть кол им на голове теши. Вот такая ситуация.

Натан гримасничает — похоже, ему трудно дышать. Раз ему так разукрасили лицо, то лучше не видеть его тела. Я уже предполагаю худшее, но вопросов не задаю.

Он кряхтит и выдавливает:

— Ты можешь вернуться в США, Рид? — Голос у него совсем слабый, тоже раненый.

— Думаю, могу. Решфорд считает, что могу. Только с деньгами туго, Натан.

Он хмурится, стонет. То ли сейчас хлопнется в обморок, то ли зарыдает.

— Слушай внимательно, Рид. Деньги у меня есть, много…

Я смотрю ему прямо в глаза, вернее, в правый глаз, потому что левый не открывается. Это грандиозный момент, ради него все и делалось. Если бы не он, весь проект завершился бы колоссальной катастрофой, оказался проигранной игрой с ужасным концом.

— Сколько? — спрашиваю я. Ему не хочется продолжать, но деваться некуда.

— Для выкупа хватит.

— Полмиллиона долларов, Натан?

— Больше. Давай будем партнерами, Рид, только ты и я. Я скажу тебе, где деньги, ты их заберешь, вытащишь меня отсюда, и мы станем партнерами. Только ты уж дай мне слово, Рид. Я должен тебе доверять.

— Погоди, Натан! — Я отшатываюсь, хватаюсь за голову. — Ты хочешь, чтобы я полетел отсюда домой, вернулся с кучей денег и подкупил ямайскую полицию? Ты серьезно?

— Прошу тебя, Рид! Мне больше не к кому обратиться. Здесь только ты понимаешь, что происходит, больше никто. Так что действуй, Рид. Пожалуйста! От этого зависит моя жизнь. Я здесь не выживу. Посмотри на меня! Прошу тебя, Рид. Сделай, что я прошу, вытащи меня, и ты будешь богачом.

Я еще сильнее отшатываюсь от него, как от прокаженного. Он твердит свое:

— Действуй, Рид, спаси меня, вытащи!

— Полезно было бы узнать, как ты заколотил такую деньгу…

— Не заколотил, а украл.

Я ничуть не удивлен.

— Наркотики? — Хотя ответ известен мне заранее.

— Нет, нет… Мы партнеры, Рид?

— Не знаю, Натан. Не уверен, что подкуп ямайской полиции — это то дело, для которого я создан. Вдруг меня заметут? Я могу оказаться рядом с тобой.

— Тогда не возвращайся. Пришли деньги Решфорду, пусть он занимается моим освобождением. Ты придумаешь, как это сделать, ты — голова!

Я киваю, как будто мне нравится ход его размышлений.

— Где деньги, Натан?

— Мы партнеры, Рид? Половина твоя, половина моя, по рукам?

— Ладно-ладно, только я не хочу рисковать свободой, ты понял?

— Понял.

Мы оба молчим и испытующе смотрим друг на друга. Он тяжело дышит, каждое слово дается ему с большим трудом. Он медленно протягивает мне правую руку — распухшую, исцарапанную.

— Мы партнеры, Рид? — умоляюще спрашивает он. Я, решившись, пожимаю ему руку, и он кривится от боли. Как бы не было перелома.

— Где деньги? — спрашиваю я.

— Дома, — произносит он медленно, нехотя — как-никак выдает главную тайну своей жизни. — Ты там был. На заднем дворе навес, под ним всякая рухлядь. Деревянный пол. Справа, под старой неработающей газонокосилкой, люк. Чтобы его найти, надо отодвинуть косилку и убрать часть рухляди. Только гляди в оба: там поселились две здоровенные змеи. Под дверцей люка отделанный бронзой гробик.

— Гробик?! — испуганно переспрашиваю я.

— Да, детский гроб. Плотно закрытый, водонепроницаемый, герметический. Сбоку, там, где должны быть ноги, у него скрытая защелка. Если ее приподнять, гроб откроется.

— Что внутри?

— Сигарные коробки в герметизирующей ленте. Кажется, восемнадцать штук.

— Ты держишь деньги в сигарных коробках?

— Не деньги, Рид, — говорит он, пододвигаясь ко мне вплотную. — Золото!

Я немею от неожиданности, и он продолжает едва слышно:

— Маленькие слитки, в каждом десять унций, чистейшее золото на свете. Размером с большие костяшки домино. Красота, Рид, вот увидишь!

Я долго смотрю на него с недоверием, потом произношу:

— Как ни трудно сдержаться, я не стану задавать очевидных вопросов. Значит, я спешу домой, забираю из гроба золото, побеждаю змей, нахожу барыгу, сбываю ему золото за денежки и придумываю, как переправить полмиллиона баксов сюда, на Ямайку, где они попадут к продажным пограничникам и полицейским, которые тебя отпустят. Примерно так, Натан?

— Типа того. Только побыстрее!

— По-моему, ты свихнулся.

— Мы заключили сделку. Мы партнеры, Рид. Придумай, как это провернуть, — и ты богач.

— Сколько там этих «костяшек»?

— Пятьсот-шестьсот.

— Почем нынче золото?

— Два дня назад оно шло по тысяче пятьсот баксов за унцию.

Я произвожу мысленный подсчет.

— Это между семью с половиной и восемью миллионами долларов.

Натан кивает. Он каждый день производит эти вычисления, следя за колебаниями курса.

У меня за спиной раздается громкий стук в дверь. Входит надзиратель.

— Время вышло, — предупреждает он и исчезает.

— Я совершу дичайшую глупость в моей жизни… — бормочу я.

— Или мудрый поступок, — возражает Натан. — Только прошу тебя, Рид, не тяни. Я здесь долго не вынесу.

Мы прощаемся за руку. Я в последний раз вижу Натана — маленького, избитого, корчащегося от боли при попытке встать. Мы с Решфордом уносим ноги. Он высаживает меня у отеля, и я бегу в номер, звонить Ванессе.

Она на чердаке: погибая от жары, разбрасывает старые картонные коробки и ломаную мебель.

— Это не там, — говорю я. — Живо во двор, под навес!

— Я сейчас. — Она спускается по складной лестнице. — Он все выложил? — спрашивает она, запыхавшись.

— Да.

— Здесь кто-то есть. — Я тоже слышу длинный звонок в дверь. Ванесса хватает свой «глок» и шепотом обещает перезвонить.

Позднее воскресное утро. Пикап Натана стоит рядом с домом. Если его знакомые знают, что он отсутствует, то наличие машины может вызвать недоумение. Новый звонок в дверь, потом стук, крик:

— Эй, Натан, ты дома? Открывай!

Ванесса приседает и не двигается с места. Стук в дверь повторяется, потом кто-то колотит в заднюю дверь, выкликая хозяина. Гостей по меньшей мере двое, судя по голосам, это молодые парни, видимо, приятели Натана, заехавшие по делу. Непохоже, чтобы они собирались уйти. Один стучит в окно спальни, но внутрь ему не заглянуть. Ванесса протискивается в ванную и вытирает лицо. Она тяжело дышит и трясется от страха.

Гости продолжают крики и стук. Скоро они решат, что с Натаном стряслась беда, и высадят дверь. Ванесса быстро раздевается до трусиков, вытирает с тела пот и, положив пистолет рядом с раковиной, подходит к входной двери. Дверь широко распахивается, и стоящему за ней парню предлагается неожиданное зрелище: большие тугие шоколадные груди, подтянутая спортивная фигура. Парень переводит взгляд с груди на трусики, подвернутые так, чтобы открыть как можно больше тела, потом смущенно опускает глаза.

— Натан сейчас занят, — произносит она с улыбкой.

— Вау! — вырывается у него. — Прошу прощения…

Они смотрят друг на друга через сетчатую дверь, не спеша уходить.

— Иди сюда, Томми, — говорит парень не оборачиваясь. Подбежавший Томми тоже не верит своим глазам.

— Может, дадите нам побыть вместе? — просит Ванесса. — Натан в душе. Мы еще не закончили. Что ему передать?

Только теперь до нее доходит, что в спешке она забыла снять латексные перчатки. Красные трусики, перчатки цвета морской волны и больше ничего — сногсшибательное зрелище!

Оба не могут оторвать глаз от ее груди.

— Грег и Томми, — лепечет один. — Мы… это… мимо проезжали.