Упадок и разрушение Римской империи (сокращенный вариант) - Эдвард Гиббон

Кто-то более умелый, чем верный истине, заметил, что девственная чистота церкви ни разу не была нарушена расколом или ересью до дней правления Траяна или Адриана, когда со смерти Христа прошло около ста лет. Мы же можем уточнить, что в эти годы ученикам Мессии предоставлялось больше свободы в вопросах веры и отправления культа, чем когда-либо позже. По мере того как границы сообщества христиан постепенно сужались и духовная власть господствующей партии становилась все суровее, многих самых почтенных ее членов призывали отречься от своего особого мнения; это их возмущало и служило им толчком к тому, чтобы утверждать свое мнение, сделать дальнейшие выводы из своих ошибочных взглядов и открыто восстать против единства церкви. Гностики считались самыми воспитанными, учеными и богатыми из тех, кто назывался христианами; их название, означавшее «самые знающие», было то ли принято ими самими из гордости, то ли иронически дано завистливыми противниками. Среди них не было почти ни одного еврея, а главные основатели этого учения, кажется, были родом из Сирии или Египта, где жаркий климат влечет и ум, и тело к лени и созерцательности в делах веры. Гностики примешали к вере в Христа много величавых, но невразумительных утверждений по поводу вечности материи, существования двух начал и мистической иерархии невидимого мира, заимствовав их из восточной философии и даже из зороастрийской религии. Бросившись в эту широкую пропасть, они тут же оказались во власти необузданного воображения, а поскольку неверных путей бесконечное множество и они разнообразны, гностики понемногу распались на более чем пятьдесят различных сект, из которых самыми известными стали базилидиане, валентиниане, маркиониты и позднее манихейцы. Каждая из этих сект могла похвалиться своими епископами и паствой, своими учеными богословами и мучениками; вместо Четырех Евангелий, признанных церковью, эти еретики создали множество историй, в которых дела и речи Христа и его апостолов были приспособлены к принципам веры той или иной секты. Гностики добились успеха быстро и на огромном пространстве. Они заполнили Азию и Египет, закрепились в Риме и порой проникали в западные провинции. В основном они возникли во II веке, процветали в III и перестали существовать в IV или V в результате широкого распространения более модных споров и действий подавлявших это учение властей. Хотя гностики постоянно нарушали покой религии и часто бесчестили ее имя, они не задержали развитие христианства, а, наоборот, способствовали его прогрессу. Новообращенные христиане-неевреи, чьи самые сильные возражения и предрассудки были направлены против закона Моисея, могли быть допущены во многие христианские общины, которые не требовали от их необученных умов никакой веры в прежние откровения. Постепенно их вера укреплялась и становилась больше, и в итоге церковь получила пользу от завоеваний, сделанных ее самыми закоренелыми врагами.

Но какими бы разными ни были мнения православных, эбионитов и гностиков о божественности или обязательности закона Моисея, им всем одинаково были свойственны та пылкость в вере и то отвращение к идолопоклонству, которое отличало евреев от остальных народов Древнего мира. Философ, который считал языческую религию сочетанием человеческих обмана и заблуждения, мог прятать презрительную улыбку за маской благочестия, не опасаясь, что его насмешка или снисходительность навлекут на него недовольство каких-либо невидимых – или, как он считал, воображаемых – сил. Но первые христиане смотрели на установившиеся к тому времени языческие религии иными глазами, в которых было больше ненависти и угрозы. Все они – и церковь, и еретики – чувствовали, что поклонение идолам создали демоны, демоны покровительствуют ему и являются предметами этого поклонения. Тем мятежным духам, которые были исключены из числа ангелов и сброшены в глубины ада, было разрешено и после этого ходить по земле, терзать тела и соблазнять души грешных людей. Вскоре демоны открыли для себя естественное стремление человеческого сердца чтить Божество и употребили во зло это стремление: ловко отвлекли людей от поклонения Творцу, сами не по праву заняли место Верховного Божества и незаконно присвоили себе почести, предназначенные ему. Успех этой злой затеи позволял им сразу удовлетворить свои тщеславие и жажду мести и получить единственное удовольствие, которое они еще могли испытать, – надежду сделать род человеческий соучастником своей вины и своего несчастья. Христиане уверовали, или по меньшей мере вообразили себе, что эти демоны распределили между собой роли главных языческих богов: один демон стал Юпитером, второй – Эскулапом, третий – Венерой, а четвертый, возможно, Аполлоном; имея перед людьми преимущества – гораздо более долгий жизненный опыт и тело из воздуха, они оказались в силах с достаточным мастерством и достоинством исполнять те роли, которые взяли на себя. Они скрывались в храмах, устанавливали праздники и обряды жертвоприношения, изобретали сказания, пророчествовали, часто им позволялось совершать чудеса. Христиане, которые, вставив в свою картину мира злых духов, смогли так легко объяснять их вмешательством любое сверхъестественное явление, с готовностью, даже с большой охотой признавали истинность самых причудливых вымыслов языческой мифологии. Но у христиан вера в них сочеталась с ужасом. Малейший пустячный знак уважения к религии своего народа христианин считал уже уступкой демону – почетом, который оказан непосредственно злому духу, и восстанием против величия Бога.

Из-за этого мнения первым, но крайне тяжелым долгом христианина было хранить свою чистоту, то есть не осквернять себя поклонением идолам. Религия языческих народов империи была не просто отвлеченным учением, которое преподавали в школах или проповедовали в храмах. Бесчисленные божества и обряды многобожия прочно срослись с каждой подробностью дел и удовольствий, общественной и частной жизни; и казалось невозможным избежать их соблюдения, не отказавшись ради этого от деловых отношений с людьми и от всех должностей и развлечений, которые есть в обществе. Важные соглашения о войне или мире подготавливались или заключались путем торжественных жертвоприношений, в которых любой – носитель выборной должности, сенатор или солдат – был обязан участвовать[24]. Публичные зрелища были большей частью из числа веселых языческих культов, и считалось, что боги принимают как в высшей степени приятный подарок те игры, которые государь и народ устраивают в честь посвященного тому или иному богу праздника[25]. Христианин, который с благочестивым ужасом обходил стороной мерзостные цирк и театр, оказывался в ловушке адских сил во время каждого застолья – всякий раз, когда его друзья проливали вино из чаш в дар гостеприимным богам, желая счастья друг другу. Когда на свадьбе невесту торжественно и как бы насильно вводили за порог ее нового дома, а она отбивалась, умело изображая, будто идет против своей воли, или когда печальное похоронное шествие медленно двигалось к погребальному костру[26], христианин был вынужден покидать самых дорогих ему людей, чтобы не провиниться перед богом как участник нечестивого обряда. Все искусства и все ремесла, имевшие хотя бы отдаленное отношение к изготовлению или украшению идолов, были запятнаны идолопоклонством; это был суровый приговор: он обрекал на вечную нищету преобладающую часть христиан, поскольку они занимались художествами или ремеслами. Если мы посмотрим на многочисленные следы античной древности, мы заметим, что кроме собственно изображений богов и священных предметов, использовавшихся в их культах, изящные образы и приятные вымыслы, освященные воображением греков, украшали в виде самых роскошных узоров дома, одежду и мебель язычников.

Даже искусства – музыка и живопись, риторика и поэзия – брали начало из того же нечистого источника. На языке отцов церкви Аполлон и музы были орудиями адского духа, Гомер и Вергилий – первыми среди слуг этого же духа, а прекрасные мифы, которые пропитывали собой и одухотворяли сочинения этих гениальных мастеров, были предназначены прославлять демонов. Даже повседневная речь жителей Греции и Рима была полна привычных, но нечестивых выражений, которые неосторожный христианин мог слишком беспечно употреблять или слишком терпеливо выслушивать[27].

Опасные соблазны, со всех сторон обступавшие верующего христианина и ждавшие в засаде, когда он потеряет внимание, чтобы напасть внезапно, с удвоенной силой осаждали его в дни торжественных празднеств. Они были так хитро устроены и распределены по календарю, что суеверие всегда выступало в облике удовольствия, а часто и добродетели. Вот для чего были предназначены некоторые самые священные праздники римской обрядности: приветствовать наступление очередных январских календ пожеланиями счастья всей стране и отдельным людям; благочестиво предаться воспоминаниям об умерших и живых; установить нерушимые границы чьей-либо собственности, приветствовать добрые плодоносящие силы весны при ее возвращении; увековечить память о двух памятных событиях – основании Рима и основании республики, на время Сатурналий – вольных дней доброго разгула – восстановить изначальное равенство людей. Отвращение христиан к таким нечестивым обрядам можно в какой-то степени представить себе по тому, как щепетильно они вели себя в гораздо менее опасном с точки зрения соблазна случае. У древних было принято в дни общенародных праздников украшать двери своих домов фонарями и ветками лавра, а свои головы – венками из цветов. Этот невинный и красивый обычай христиане, вероятно, могли бы терпеть как чисто общественный. Но к их огромному несчастью, двери находились под защитой богов – покровителей дома, лавр был посвящен любившему Дафну Аполлону, а венки и гирлянды из цветов, хотя их часто носили как символ либо радости, либо траура, первоначально служили суеверию. Дрожащие от страха христиане, которых убедили в этом случае подчиниться обычаям родной страны и приказам местного представителя власти, занимаясь своим праздничным делом, мучились от самых мрачных предчувствий, предвидя в будущем упреки собственной совести, осуждение со стороны церкви и грозящую им месть Бога.