Поиск источника: настойчивость на пути художника - Джулия Кэмерон

Возьмите нитку, иголку и садитесь за работу. Тут нужно закрепить разболтавшуюся пуговицу, здесь – зашить дыру на пятке. На слаксах вот-вот разойдется шов. Чините вещь за вещью спокойно, не спеша. Прислушайтесь к себе – чувствуете благополучие? Не промелькнула ли вспышка творческого вдохновения? Нить с иглой возбуждает воображение – вспомните хотя бы сестер Бронте, прятавших свои рукописи в корзинах с шитьем. Многие писатели утверждают, что шитье, вязание и вышивка помогают им аналогично, по стежку, выстраивать сюжеты целых книг.

Молитва

Я нашел, что стихами своими поэты обязаны не мудрости, но некоей разновидности инстинкта или вдохновения, подобного встречающемуся у пророков и провидцев, которые оглашают великие послания, не имея никакого представления о том, что те значат.

В Нью-Йорке жара и туман. В Чикаго – холод и дождь. Я в курсе насчет тамошней погоды, ведь в Чикаго живет моя подруга Соня, у которой я регулярно бываю в гостях – посредством телефона, конечно. Часто я бываю и у моей подруги Элберты в Нью-Мексико, и у Эда Тоула в Лос-Анджелесе. Здесь, в Нью-Йорке, мне нередко бывает одиноко. Как жаль, что я не могу жить в одном городе с друзьями. И все же я благодарна провидению за то, что они у меня есть – друзья, которых я ценю и дружбой с которыми дорожу вот уже много лет.

«Я молюсь за тебя дважды в день», – говорит мой друг Ларри, который живет в Таосе, – там, где я когда-то прожила десять лет. Когда над горами показывается солнце, Ларри встает с постели, молится и медитирует. «Я думаю о тебе каждое утро», – утверждает он. Приятно знать, что обо мне кто-то думает.

«Я встаю в половине шестого и первым делом молюсь за тебя», – заявляет моя сестра Либби. Она живет в городе Расине. «Я молюсь за тебя каждое утро, обычно Богу Отцу. Молюсь, чтобы в этот день ты хорошо себя чувствовала и хорошо поработала». Либби живет на ферме, где разводят лошадей. Солнечные лучи пронизывают кроны обступивших ферму сосен и проникают в ее окна. Радостно думать, что с каждой зарей где-то звучит молитва обо мне. Я сама просыпаюсь с молитвой наготове. Я пишу три положенные каждое утро страницы, а потом молюсь. Я прошу Бога послать мне хороший день и помочь совершить то, чего Он от меня хочет. Чаще всего в ответ на молитвы слышу: «Будь писателем». И тогда я сажусь за пишущую машинку и пишу.

Искусство – изобретение эстетики, которую, в свою очередь, изобрели философы… То, что мы зовем искусством, на самом деле игра.

В современном мире молитва давно уже не считается неотъемлемой частью жизни. Само слово отдает эзотерикой. В прежние века в урочный час повсюду звенели церковные колокола, призывая людей на молитву. Сегодня колоколов больше нет. Молитва уже не вплетена в повседневную ткань бытия. Молиться или нет – личный выбор каждого. Людей, которые, встав поутру, молятся и медитируют, как Ларри, осталось совсем мало. У большинства день идет под девизом «ни шатко, ни валко». Мы встаем с постели и тотчас бросаемся в пучину надвигающихся дел, не давая себе ни минуты, чтобы, помолившись, подготовить к ним свою душу.

Принято говорить, что художник опережает свое время, но это не так. Художник творит в настоящем времени, проблема только в том, что публика живет в прошлом.

Молитва – вещь невероятно полезная, но, увы, мы этого не понимаем. Нам она кажется мудреным занятием, пустым времяпрепровождением для бездельников. А ведь на самом деле молитва удивительно полезна с практической точки зрения. Она работает как распределитель и направляет божественную энергию именно в ту точку, где эта энергия требуется. Мы, творцы, можем молиться, чтобы нам позволено было служить. Можем попросить, чтобы наши труды пошли на пользу великой целостности. А можем молиться о вещах вполне земных. Можем просить вдохновения, трезвости в восприятии той или иной идеи, признания своей работы.

Когда мы, художники, молимся, тем самым лишь продолжаем давнюю традицию. Великое искусство веками произрастало из великого смирения. Микеланджело расписывал Сикстинскую капеллу на заказ, но служил при этом не только своему патрону, но и Богу. К служению можем стремиться и мы.

«Я верю, что, когда мы пишем, выходим на связь с чем-то большим, нежели сами, – говорит один популярнейший автор. – Создавая произведение искусства, мы выходим на связь с некоей Силой. Когда пишу, я молюсь. Если я целый день не писал, значит, целый день не молился, и я это очень хорошо ощущаю.

Верю, что, когда работаем, мы общаемся с Высшими Силами. Я пишу уже двадцать лет. Двадцать лет духовной жизни. Верю, что, когда хочу писать, когда пишу, я открываюсь Духу».

Когда художник с головой уходит в работу, он забывает себя. Он целиком погружается в свое творение. Его «я» истаивает, а душа делает шаг вперед.

Он не служит и не правит – он передает. Положение его скромно, а сотворенная красота ему не принадлежит. Он лишь канал.

«Я верю, что меня ведет некая Сила, – рассуждает художник. – Верю, что через меня Бог выражает некую истину. Порой бывает страшно: чувствую, что пишу или говорю что-то неприятное, и все же именно это я и должен написать. Просто стараюсь не противиться. Нет, не так: мне страшно, но я стараюсь отодвинуть страх в сторону».

Результат работы художника стал менее важен, чем само существование художника.

Когда Ларри и Либби за меня молятся, они просят, в частности, чтобы страхи оставили меня и чтобы сегодня я делала то, чего от меня ожидает Бог. Они молятся, чтобы я была восприимчива к урокам Великого Учителя. Я привыкла полагаться на их молитвы. Часто специально прошу Ларри и Либби помолиться за меня.

«Меня все мучают сомнения по поводу написанного. Можешь помолиться, чтобы мне было даровано вдохновение?» – прошу я сестру. И вот в городе Расине Либби молится у себя в студии, а я в городе Нью-Йорке сажусь за письменный стол.

Явственно чувствую, что в результате молитвы ко мне приходит Нечто. Например, пишу дольше обычного. Иногда пишу более откровенно, норовлю больше раскрыться. В дни, когда за меня молятся, я охотнее сижу за машинкой, чутче прислушиваюсь внутренним ухом к тому, что хочу написать, а потом пишу вольно и смело. Не знаю, идет ли молитва на пользу моему стилю письма, но желание писать, а значит – проявлять этот самый стиль, безусловно, усиливается. Вроде бы писательство – занятие абсолютно мирское, а вот поди ж ты – духовная поддержка ему только на пользу.

«Я думаю, что, имея дело с Духом, мы действуем в области архетипического, – утверждает известный издатель. – Словно есть где-то идеальная книга, рвущаяся в наш мир, а писатель и издатель вместе служат этой великой и благой Силе. В некотором смысле книга сама говорит, какой она хочет быть. Быть может, лучшие книги получаются тогда, когда оба игрока максимально внимательно прислушиваются к ее требованиям».

Когда молишься за человека, начинаешь по-другому к нему относиться.

«Я молюсь, чтобы тебе хотелось написать то, что хочет быть написано, – говорит моя сестра. Сама художник, она знает, что произведение искусства может иметь собственное мнение насчет того, каким ему быть. – Иногда ты пишешь именно то, что очень нужно услышать мне. Иногда я гадаю – может, это потому, что я за тебя молюсь?»

В самом сердце вдохновения живет удивление. Что-то изнутри слегка нас подталкивает, и мы подчиняемся этому импульсу, хотя и не знаем, куда он заведет. В этом смысле текст словно бы всегда на шаг опережает писателя. Мы пишем не затем, чтобы обнажить свои мысли, а чтобы понять, о чем мы думаем. Когда готовы услышать голос свыше, то получаем больше, чем просили.

«Не знаю, что там насчет “свыше”, – замечает мой друг писатель. – Думаю, нас всегда ведет какая-то Сила. Всех нас, не только творцов. Просто у нас эта помощь свыше находит воплощение на бумаге, или на сцене, или на холсте, а у других выливается в нечто менее явственное – например, человек устремляется в ином направлении или начинает придавать большее значение тому, что прежде не замечал. Я хочу сказать, вдохновение – очень обыденная вещь, часть повседневной реальности. Художники просто могут показать результат своего вдохновения. Наше творчество остро реагирует на вдохновение. А так, если присмотреться, – вдохновение снисходит на всех и каждого».

Но если все мы одарены вдохновением, быть может, молитва позволяет это вдохновение осознать. Вселенная всегда готова вести нас вперед и руководить – а мы откликаемся на ее заботу то сильнее, то слабее.

Над красновато-коричневыми домами и Центральным парком встает солнце. Оно еще не достигло зенита, а друзья уже возносят за меня молитвы. Они как огоньки на моем пути – когда я произношу собственную молитву: «Господи, покажи мне, чего Ты от меня хочешь», – мои ближайшие дела уже видны в их свете. Я каждый день прошу: «Господи, пошли мне спокойствия, чтобы принять то, чего я не могу изменить», а изменить я не в силах многое, и в частности – то, что я писатель. И потому, вознеся молитвы, сажусь писать.