Клуб маньяков - Руслан Белов

Лейла расплакалась. Он обхватил головку девушки руками и принялся пить слезинки.

- Вот так я плакала, увидев, что тебя нет, - сказала она, когда губы Чернова коснулись ее губ.

Солнце поднялось и жарило. Они сели в машину. Лейла достала пакет с продуктами, бутылки с парси-колой.

- А как я в ящик сыграл? - спросил Чернов, заворачивая в лавашный лист кусочки люля-кебаба.

- Ахмад-шах не хотел отпускать тебя живым. Ему надо было совершить кое-какие юридические формальности, чтобы дороже продать государству месторождение. А узнай твое тегеранское начальство о золоте Чехелькуре, то провернуть это дело он бы не смог.

- А откуда тебе это известно?

- Не найдя тебя в пещере, я поехала к нему. Он развел руками: "Значит, убежал". Когда я уходила, Гюль шепнула мне, что тебя убили и закопали в пустыне. Я упала в обморок и пришла в себя только дома.

Слезы полились из ее глаз.

- Представляешь, каково мне было входить в дом, в котором нет тебя, в котором никогда тебя не будет? Я хотела умереть. Но мама сказала, что ты жив, и что Ахурамазда поможет тебя найти.

- А кто такой Ахурамазда?

- Это зороастрийский бог. Он сотворил добро и зло.

- Ну-ну... Заратустра, Добро и Зло, Ахурамадза или Ормузд с личным сатаной под именем Ангра, Авеста и если человек не помогает добру, то будет наказан? И еще огнепоклонничество? - выдал Чернов, все, что знал о древней религии.

- Да. Мама сказала, что ты живешь в двух мирах: в мире Зла и в мире...

- И в твоем мире.

Лейла светло улыбнулась.

- Да.

- Сдается мне, что в твоем мире зла не меньше, чем в моем.

- Это зло принес ты. Его в тебе очень много. Ты поссорился со стариком Удавкиным, его зло подпиталось твоим, стало большим, и пришел Харон.

- Так я не делал Удавкину зла! - возмутился Чернов.

- Да, не делал. Ты держал его в сердце и был наказан. Понимаешь, зло в сердце - это огонь, на который летит зло. Так же, как к добру в сердце стекается добро.

- Ну ладно, а как же Ахмад-шах? На какое мое зло он прилетел?

- Тебе было мало меня. Ты хотел, чтобы на меня смотрели люди и завидовали тебе. Ради этого ты стремился в Париж, стремился, зная, что там ты можешь меня потерять. И ради этого Парижа ты нашел это золото, и потерял меня здесь.

- Я не потерял...

- Не факт. Ахмад-шах ищет нас. Его люди повсюду.

Горестно посмотрев на меня, Лейла включила зажигание, и мы поехали.

- А как твоя мать меня нашла?

- Она разожгла огонь в своем доме и взмолилась к Ахурамазде. Он наслал на нее видение, в котором она увидела тебя закопанным в землю. И еще он сказал, что ему поклоняется шофер Ахмад-шаха, который знает, где ты есть. Мама поехала к нему, и он с близкими друзьями выкопал тебя.

***

...Мы ехали к океану. В кузове нашей машины лежали пять или шесть холщовых мешков с пожитками. Машину вел я. Лейлу поташнивало, и она, сморщив личико, смотрела в окно. Часа через полтора мы должны были добраться до Ираншахра - пальмового оазиса, ярко зеленеющего на восточной окраине одной из самых жарчайших пустынь мира - впадины Джаз-Муриан. Там мы решили заночевать перед рывком к океану.

Я сердился на жену - всего лишь на четвертом месяце, а уже кокетничает... Вот и сегодня мне, видимо, обломится.

- А можно я еще раз женюсь? - спросил я, чтобы досадить. - Мне говорили, что в Ираншахре много красивых девушек...

- Как хочешь милый, - натянуто улыбнулась Лейла, пытаясь совладеть с очередным приступом тошноты. - Но для этого нам придется заработать много денег...

- А как ты к этому отнесешься? Неужели тебе не будет неприятно? Быть не единственной, а с порядковым номером? И еще представь: ты захотела меня, а мне захотелось ее?

- У нас так принято, дорогой. Если мужчина может содержать нескольких женщин, то он их содержит.

- И ты совсем, совсем не будешь против?

- Ладно, получишь вечером свое. Только не гони так, я себя действительно неважно чувствую.

- А я чувствую, что Ахмад-шах гонится за нами...

- Если он и гонится, то в противоположном направлении. Он наверняка решил, что мы удрали к туркменской границе.

- Дай-то бог.

- Не беспокойся, милый. У нас все будет хорошо. И не волнуй нашу девочку своими страхами...

Сказав это, Лейла так светло улыбнулась, что я забыл обо всем на свете. Обо всем, кроме нее и нашей четырехмесячной девочки Елене, мирно спящей у нее под сердцем.

В Ираншахре мы остановились в небольшой и грязной гостинице. Было уже поздно, все более-менее сносные забегаловки закрылись, и мы зашли в небольшое замызганное кафе, в котором уже мыли полы.

Нам принесли по бутылочке парси-колы (кока-колы иранского разлива) и четыре иранбургера с позеленевшими котлетами (куриное мясо пополам с петрушкой). Я съел все четыре: Лейла отказалась от своей доли, увидев на моем лице гримасу отвращения, возникшую после того, как я вонзил зубы в иранский суррогат выдающегося творения западной кулинарной мысли.

"Мужчина в дороге должен быть сытым", - твердил я первую заповедь геолога, пока не покончил с детищами иранского тяготения к западным ценностям.

Лейла обошлась апельсинами и маленькими зелеными бананами. В номере (конечно же, без кондиционера) она быстренько улеглась и раздвинула ноги.

"Обещала, значит обещала".

Но я не любитель жертвоприношений. Особенно в невыносимую жару и после десяти часов за рулем. "На океанском бережку отыграюсь", - подумал я, целуя в щеку засыпающую хозяйку своей души.

В середине ночи меня разбудил грохот выстрелов. Распахнув глаза, я увидел залитого кровью Харона. Он стоял над кроватью. В руках его был пистолет. Он был направлен на меня и давал одну осечку за другой. За мгновение до того, как вконец разозлившийся боек все же разбудил патрон, от двери раздалась автоматная очередь.

Харон упал на меня. И я увидел раскрасневшегося омоновца в каске с щитком. В чехле его бронежилета дымились дырки.

Глава 5. Кричал я громко. - Клялся Аллахом! - Кровь во сне. - Приговор

подписан.

Спасли меня, оказывается, крики. Уж очень громко я кричал. И одна глухенькая бабушка услышала меня с балкона. Вышла за банкой соленой капусты и услышала.

Несколько недель я лежал в больнице. Раза три Вера приводила Наташу, но голова моя была в тумане, и общения не получалось. Целыми днями я лежал, погруженный в случившееся...

Через следователя (он приходил ко мне каждый день) я знал, что у Веры имеется "железное" алиби. Она действительно находилась на совещании, и с ней разговаривали, по меньшей мере, десяток человек. Да и бегать так резво, как бегала моя приманка, она давно уже не может.

Значит, это не она завлекла меня на чердак.

А кто тогда? Лейла? Может быть, она действительно существует? И она действительно земная дочь Харона? И это ее я видел в тегеранском аэропорту перед отлетом?

...Что же тогда на самом деле случилось в пустыне?

Так... Солдаты обложили район, в котором меня захватили бандиты. Губернатор, не желая пособничать террористам, отказался платить выкуп.

И Харон решил меня прикончить.

Но его что-то остановило...

И он послал свою дочь. Да, послал... Чтобы она спасла меня от лиса. Именно она, дочь бандита, сделала это. А не прекрасная, призрачная Лейла. Случайно найти человека в заваленной пещере, расположенной далеко от троп и дорог, можно только во сне. И еще это могла сделать фея. Сказочная пустынная фея, посланница Ахурамазды. Или человек Харона. Его дочь.

Его дочь спасла меня. Она препроводила лиса в мешок и накачала меня наркотиками. И по необходимости пользовалась... В той же самой пещере... Или в другом месте, это не важно, это детали. И в эти три дня влюбилась в меня.

Могло это быть? Могла прекрасная дочь бандита влюбиться в похищенного джентльмена-геолога? Банальный сюжет... Но вполне возможный. Да, влюбилась, а потом по приказу отца вернула в склеп. За полчаса до того, как Ахмед привел к нему солдат.

А зачем Харон меня отпустил? Зачем он приказал Ахмеду и плешивому не давать в суде порочащих меня показаний? И зачем он приперся в Москву? Понравилось издеваться надо мной? Чепуха... Тут что-то другое.

А Лейла, значит, существует... Не моя призрачная голубка Лейла, а нормальная земная женщина. Такая же, как Вера...

А может, я действительно живу в двух мирах? В мире Веры и в мире Лейлы? И если это так, то сейчас я не только лежу в больничной палате, но и ловлю рыбу в Индийском океане? Ловлю с утлой лодчонки рыбу, а моя милая зороастрийка кормит на берегу месячную Лену, кормит на берегу, чтобы я мог видеть это счастливыми глазами?

В сердце моем не осталось зла. Я всех простил. И себя тоже. Я тоскую иногда по сыну, по Полине, по матери. И жалею их - ведь с ними другой Я.

Лодку повело, сеть натянулась. Я обрадовался: "Большая рыба! Теперь я могу вернуться на берег. К ним".

***

После недели поочередной жизни то там, то здесь, крыша съехала у меня вовсе. И мною вплотную занялись психиатры. И довольно успешно. Гипноз, длительные беседы и лечебные процедуры сделали свое благое дело и из больницы я вышел практически здоровым человеком. И встретила меня с цветами здоровая жизнерадостная супруга. Не маньячка, не убийца, а симпатичная, ласковая женщина.