Большая стрелка - Илья Рясной

Выйдя из ворот, Художник улыбнулся солнцу, вздохнул полной грудью и в очередной раз понял, что в жизни полно прекрасных мелочей.

Встречал его Армен, которого выпустили еще полтора месяца назад и в отношении которого дело успели прикрыть.

— Хорошо на воле? — спросил он.

— Неплохо…

Они поехали на квартиру. Там их ждал давно вернувшийся в город Шайтан.

Пришло время считать потери. Потрепали руднянских очень ощутимо. Слишком многие томятся в тюрьме. Слишком многих поубивали. На точки, где они хозяйствовали, приходили другие люди. Это физический закон — природа не терпит пустоты. Самые крутые схлестываются, уничтожают друг друга, и на их место приходят менее грозные, но набирающие силу, чтобы в свою очередь уничтожить друг друга.

— Никогда в России не будет мафии настоящей, — сказал Художник. — Братаны большую часть сил тратят на взаимоуничтожение. И нет такого, который бы взлетел выше всех и его за это по молчаливому согласию не хлопнули.

— Твоя правда, — согласился Шайтан.

Четыре дня Художник жил смирно и незаметно. Он прекрасно знал, что могут его пасти милицейские ищейки, что телефоны поставили на прослушивание. Кроме того, он-отлично представлял, сколько народу хотят его смерти.

Бугай — новый положенец, пришедший на смену убиенному, согласился, что его предшественник действовал не по правилам, и оставил Художника в покое. Но оставшиеся в живых пособники Тимохи все еще жаждали крови. Не говоря уж о соратниках Гарика Краснодарского. Впрочем, в группировке, ходившей под Гариком, начался внутренний раздрай, им временно тоже было ни до чего.

Решив не испытывать судьбу, Художник однажды ночью, переодевшись, изменив по возможности внешность, исчез со своей квартиры и затаился на съемной хате, откуда руководил руднянскими.

Приходилось греть сизо передачками и наличными, платить адвокатам, защищавшим томившихся на нарах товарищей, — все это стоило немалого. Деньги общака таяли, а тут еще счета подставных фирм стали арестовывать один за другим. Тут подоспела очередная крупная неприятность. Вечером собровцы вышибли дверь, где собрались до того времени еще остававшиеся вне поля зрения милиции Калач и Бурнус. Их уложили мордой в пол, а потом повели закованными в наручники. Кто-то заложил, что они расстреляли заместителя председателя областного фонда спорта.

А через три дня через своих людей в милиции Художник узнал, что Калач поплыл и начинает давать признательные показания. Бурнус тоже долго не продержится. А дальше потянется цепочка…

Этот вопрос нужно было решать радикально. Решался он, с одной стороны, просто. А с другой стороны, решить его было куда тяжелее, чем грохнуть Хошу.

Все ночь он не спал. В последнее время и так стал нервным, раздражительным. А тут необходимость принимать это решение.

Под утро он вытащил из холодильника бутылку водки, осушил ее почти всю, но легче не стало. Он провалился в полузабытье. Когда очнулся, проблема никуда не делась, и снова встала необходимость принимать решение.

Потом он расслабился. А, собственно, какое может быть решение? И чего он мучается? Разве он может решить по-другому? Нечего сходить с ума.

Есть такой принцип: живи и дай жить другим. Художник давно переиначил его: пусть другие живут, пока дают жить ему… А отступать от своих выстраданных принципов он не привык.

Днем он встретился с Шайтаном…

Деньги гонцы с Урала привозили на квартиру в Марьино. Обычно свердловчан было четверо. Один держал в руке чемоданчик. Двое жлобов провожали его до дверей квартиры, а водитель оставался в машине.

Операция давно стала рутинной. Никаких фокусов гости с Урала не ожидали. Они с Маничевым были старые партнеры, а даже из-за более серьезных денег кидать старых друзей нельзя — дороже встанет.

К дому подъехал невзрачный «Москвич», из него вышел такой же невзрачный субъект лет сорока пяти — эдакая оставшаяся не у дел канцелярская чернильница, таких не один гаишник не обшкурит — постесняется, и одет как с чужого плеча. Такую машину шмонать не станут. Зато сзади следовал мощный джип с тремя быками.

«Чернильница» вышел из «Москвича», хорошенько запер дверцу, взял потертый пластмассовый дипломат и направился к подъезду. Двое быков присоединились к нему. Один из них прошел по лестничной площадке, держа руку за пазухой так, чтобы моментально выхватить пистолет. Другой прикрывал портфеленосца сзади.

Они поднялись на второй этаж. «Чернильница» позвонил один раз, через некоторое время еще трижды.

Быки напряженно озирались, они знали, что расслабляться нельзя — иначе дальше будешь расслабляться на погосте.

— Пришли, — сказал Влад, сидящий в той самой квартире, глядя на экранчик.

На лестничную площадку Гурьянов вывел миниатюрную видеокамеру типа охранных устройств, но получше — оперативная техника из арсенала «Бурана».

Полковник прижмурился, представив, как будут развиваться дальнейшие действия. Просчитал траекторию своего движения.

— Осторожнее с тем, в стороне, — ткнул Влад на экране в озиравшегося быка, стоящего около лифтовой двери и держащего за пазухой руку. — Он может успеть тебя продырявить.

— Не успеет.

Гурьянов перекрестился и сказал:

— Ну, с богом.

А потом рванул дверь. Дернул «чернильницу», кинул его в руки Владу, который тут же успокоил гостя мощным ударом.

Полковник прошелся пушечным ядром. Первого быка он снес, как в рэгби, размазав по стене и отключив. Второй подался назад, выбрасывая вперед руку с пистолетом. Но Гурьянов успевал. Поэтому не нажал на спусковой крючок пистолета, который держал в руке, а ударил рукояткой по толстому черепу.

Здоровяк рухнул на колени и завалился на кафель. Гурьянов крякнул, приподнял увесистое тело и заволок в квартиру, где Влад устроил на полу двух других.

— Живы, — сказал полковник.

Влад взял молоток с отверткой, снес запор на дипломате. Внутри были обещанные деньги.

— А шахтеры голодают, как в таких случаях положено говорить, — усмехнулся Влад.

— Да.

— Взять бабки — и хрен с ними со всеми, — задумчиво произнес Влад.

— А они тебе нужны, эти деньги?

— Кому не нужны? — усмехнулся Влад.

— Смотри, — развел руками Гурьянов. — Тебе решать. Я не обижусь. Не забыл, у нас на сегодняшний вечер еще один выход в свет?

— Помню. — Влад переложил деньги в кожаную сумку, перекинул ее через плечо.

Они вышли из подъезда в другую дверь. Не хотелось попадаться на глаза шоферу, который скучал в джипе. Дело сделано…

За окном квартиры сыпал первый снег, одевая землю в пушистый наряд. Художник брал из блюда виноградины и ел ягоду за ягодой, не ощущая вкуса. Последние события прилично выбили его из колеи. Его лицо опало. Но глаза все так же горели сумрачно и решительно. Опять он вставал перед выбором — или сойти с дистанции, или продолжать этот становящийся все более безумным бег.

— Видишь, какая петрушка, — сказал Художник, закончив объяснять ситуацию.

— Целый огород, — кивнул Шайтан. Ему как всегда было все до фонаря, видимого беспокойства он никогда ни по какому поводу не испытывал. И сомнения в этой жизни посещали его весьма редко. В плену он стал невозмутимым фаталистом. Оно и неудивительно — бородатые моджахеды разыгрывали пленных на пальцах, и кому выпадал неудачный жребий, тому рубили голову. Это была такая афганская рулетка. И он смирился, что однажды выбор судьбы падет на него. Вот только пришел тот человек — в пыльном комбезе, с автоматом на плече и улыбнулся открытой русской улыбкой:

— Собирайтесь, соколики.

Кажется, что это было только вчера…

Калач и Бурнус, выполнившие тот заказ, к руднянской команде имели косвенное отношение. Они выполнили еще пару заказов — правда, там было без мокрухи, просто надо было опустить кое-каких шустрых ребятишек, что они и сделали. Бывшие спортсмены, они брались за любую работу, лишь бы прилично платили. Наверное, за приличную сумму они без терзаний сбросили бы ядерную бомбу на родной город. Договаривались с ними непосредственно Хоша и дядя Леша.

Хоша сыграл в ящик. Значит, следователь арестовывает дядю Лешу. Ну а дальше — полная катастрофа. Старый мент осведомлен практически обо всем, что наделано «Рудней» за восемь лет своего существования.

— И что ты предлагаешь? — спросил Шайтан, он уже десять минут подбрасывал стеклянный шарик и ловил его.

— Ты видишь другие выходы? — спросил мрачно Художник. — Надо с ним кончать.

— Но дядя Леша, — покачал головой Шайтан. — Наш же…

— Был наш.

Шайтан еще раз подбросил шарик, потом швырнул его точно в блюдо, и шарик устроился там еще одной виноградиной, об которую, впрочем, легко обломать зубы.

— Не, Художник, так не по совести.

— Шайтан, он продаст нас. Я знаю. Ты не веришь? Шайтан поморщился недовольно: