В никуда - Нельсон Демилль

Поезд замедлил движение и остановился у перрона.

Нячанг был конечной станцией, и пассажиры, подхватив детей и багаж, стали пробираться к выходу, а те, что стояли на платформе, рвались в вагон, чтобы поскорее занять места.

– Толкайтесь, – подбадривала меня Сьюзан. – Вы самый крупный мужчина в поезде. И все, кто позади, рассчитывают только на вас.

Наконец нас вынесло на платформу.

Здесь было прохладнее, чем в Сайгоне, и воздух в тысячу раз чище. Небо отливало голубизной, и по нему плыли прозрачные облака.

Мы прошли через здание небольшого вокзала и оказались на площади, где в надежде на заработок стояла дюжина такси.

В машине Сьюзан что-то сказала шоферу, но тот переспросил еще раз, прежде чем тронуться от станции.

– Что вы помните о той гостинице, куда приезжали в отпуск? – спросила она меня.

– Она стояла к югу от побережья. Французская колониальная постройка. Кажется, три этажа. Вроде бы белая. Или бледно-голубая.

– Очень приличная память для пожилого человека, – хмыкнула Сьюзан и повернулась к водителю. Тот выслушал ее и кивнул.

Мы миновали Нячанг – городок, который ничем не отличался от других курортных местечек, – белые оштукатуренные дома, красные черепичные крыши, пальмы и крутые тропинки. Город выглядел лучше, чем я его помнил, – тогда он был забит военными грузовиками и солдатами. Он был убежищем от войны, и я не помню, чтобы Нячанг пострадал от серьезных разрушений, хотя время от времени с окрестных холмов его обстреливали из минометов. И еще здесь размещались службы ЦРУ – верный признак относительной безопасности и наличия приличных ресторанов и баров.

Через несколько минут такси свернуло на юг и покатило по дороге вдоль побережья. Справа мелькали дома – то убогие хижины, то современные гостиницы и морские приюты. А слева проносились мили белого песка, прибрежные рестораны и бирюзовая вода под залитым солнцем небом. Пляж раскинулся в форме полумесяца, концы которого на севере и на юге выдавались в Южно-Китайское море, где зеленели островки самой причудливой формы.

– Как красиво! – заметила Сьюзан.

– Красиво!

– Вы так все и помните?

– Я был здесь всего три дня, и из них ни минуты трезвым.

Такси остановилось, и водитель что-то сказал Сьюзан. Впереди в сотне метрах вдоль дороги бежала бетонная балюстрада большого белого трехэтажного здания. Центральную секцию справа и слева обрамляли крылья. И все здание венчали бело-голубые буквы "Гранд-отель".

– Шофер говорит, что это одна из гостиниц, где жили американцы во время войны. Она и в то время называлась "Гранд-отелем". Потом коммунисты переименовали ее в "Нхакхач сорок четыре", что значит просто гостиница номер сорок четыре. Но теперь она снова "Гранд-отель". Вспоминаете?

– Как будто. Спросите его, работает ли в баре официантка по имени Люси?

Сьюзан улыбнулась и что-то сказала водителю, и тот повернул между двумя колоннами на круговую дорожку, в середине которой находился разукрашенный прудик.

Место показалось мне знакомым, особенно веранда, на которой сидели, ели и пили люди. Мне даже представилось, что обслуживала клиентов та самая Люси.

– Вроде бы это место, – сказал я.

Водитель высадил нас перед центральной лестницей, мы забрали из багажника вещи, и я расплатился.

И только когда такси уехало, я сообразил, что в гостинице могло не оказаться номеров.

– Деньги сделают свое дело, – заметила Сьюзан.

Мы поднялись по лестнице и через решетчатые двери попали в вестибюль. Он показался мне убогим и неухоженным, но на потолке трехметровой высоты сохранилась потрескавшаяся лепнина, и я понял, что когда-то он выглядел изящным. По правой стене располагалась регистрационная конторка, а за ней стеллаж для ключей. За конторкой на стуле спал служащий.

– Так это точно то место? – спросила меня Сьюзан.

Я посмотрел налево: из вестибюля сквозь арку виднелся ресторан и дальше – веранда со столиками.

– То самое, – кивнул я.

– Потрясающе!

Она звякнула в колокольчик на столе у портье, и тот подскочил так, словно услышал над ухом свист летящего снаряда.

Но тут же пришел в себя, и Сьюзан приступила к переговорам. А потом повернулась ко мне.

– Он говорит, что остались только дорогие номера. Оба на третьем этаже. В каждом своя ванная и по утрам – горячая вода.

Комнаты большие, хотя понятие "большие" здесь относительно. Он попросил семьдесят пять долларов в сутки за каждую – пошутил. Я предложила по две сотни за неделю. Пойдет?

Когда я был здесь в прошлый раз, за все платила армия. И сейчас снова расплачивалась армия.

– Прекрасно. Так вы остаетесь здесь на неделю? – спросил я.

– Нет. Но так получается выгоднее. Он жаждет долларов.

Я достал портмоне и отсчитал четыре сотни, но Сьюзан настояла, что за себя она заплатит сама.

– Скажите ему, что я жил здесь во время войны. Горячая вода текла двадцать четыре часа в сутки семь дней в неделю. И когда гостиницей управляла американская армия, здесь было намного чище.

– Ему это до лампы, – охладила мой пыл Сьюзан.

Мы заполнили регистрационные карточки и показали паспорта и визы. Портье стал настаивать, что в соответствии с законом должен держать их у себя, но вместо документов получил от Сьюзан десять долларов.

Мы дали ему по две сотни и получили чек всего на сто – забавный обмен. Портье выдал нам ключи и брякнул в колокольчик. Тут же появился посыльный – на вид мальчонка лет десяти – он очень резво пробежал три пролета лестницы с рюкзаком Сьюзан и моим чемоданом.

На верхней площадке Сьюзан не выдержала и спросила:

– А что, лифт не работает?

Оказалось, что лифт прекрасно работал, только не в этом, а в соседнем новом, прекрасном здании.

– Переезжайте, если хотите, – предложил я. – А я остаюсь здесь.

– Хорошо, хорошо, я нисколько не жалуюсь. Здесь просто... очаровательно. Необычно.

Мы поднялись на третий этаж. Коридор был широким, а потолок высоким. Над каждой дверью занавешенная фрамуга для сквозной вентиляции.

Посыльный привел нас к комнате 308 – моей, и мы вошли вслед за ним. Помещение оказалось просторным – три односпальные кровати, словно номер до сих пор предназначался солдатам-отпускникам. Вокруг кроватей деревянная рама с москитной сеткой. Я помнил москитные сетки по прошлым временам. Ностальгия – это способность забывать неприятные вещи.

Простые оштукатуренные стены были покрашены в странный небесно-голубой цвет. На обширном пространстве пола громоздились дешевая мебель, торшеры и вентиляторы. С потолка, тоже голубого, дул еще один вентилятор. О былом пребывании американцев в этом месте свидетельствовала проводка в металлических коробах – наш стандарт, – хотя розетки поменяли на другие, чтобы подходили азиатские штепсели. Да, та самая гостиница.

– Что ж, неплохо, – пробормотал я.

– Особенно мне нравится размер москитных сеток, – пошутила Сьюзан.

Я открыл балконную дверь с жалюзи и впустил в комнату приятный морской бриз.

Мы стояли на лоджии и смотрели на газон перед фасадом, круговую дорожку, декорированный пруд и белый пляж по другую сторону шоссе. Я заметил у моря много шезлонгов, но людей было мало.

– Посмотрите на эту воду, на этот пляж, на эти горы, на эти острова, – повернулась ко мне Сьюзан. – Удачная идея приехать в Нячанг. Пойду к себе, распакую вещи и приведу себя в порядок. Давайте выпьем на веранде. Ну, скажем, в шесть. Подойдет?

– Давайте в шесть тридцать, – ответил я. – Мне же надо заскочить в иммиграционную полицию и дать им мой адрес.

– О! Хотите, пойду вместе с вами?

– Нет. Встретимся на веранде в шесть тридцать. Если опоздаю, не слишком тревожьтесь, но если буду опаздывать сильно, наведите справки.

– Намекните там, что вы путешествуете не один. Вряд ли они осмелятся на какую-нибудь подлость, если будут знать, что с вами есть еще человек.

– Посмотрим, как обернутся дела. Вы заметили, что в номере нет телефона? Значит, если потребуется вам позвонить, придется просить портье позвать вас вниз. Сообщите ему, где вы будете.

– О'кей. – Сьюзан посмотрела на ключ. – Мой номер триста четыре.

– Мне потребуется сделать несколько ксерокопий.

– Почта. Буу дьен.

– До скорого.

Она вышла вслед за посыльным, а я остался стоять на балконе. Передо мной раскинулось море. Трудно было поверить, что еще несколько дней назад я был по другую сторону этой воды, на противоположном континенте.

Думаю, что в глубине сознания я всегда знал, что вернусь во Вьетнам. И вот я здесь.

Заспанный портье вызвал мне такси, и через несколько минут на круговой дорожке показалась машина. Я забрался на сиденье и сказал: