В никуда - Нельсон Демилль

– Полагаю, полковник Манг, что иностранные капиталисты могут не согласится с вами, – ответил я.

– Могут. Но они здесь тоже только до тех пор, пока нужны нам. Придет время, и мы вытряхнем их отсюда, как пес стряхивает с себя блох.

– Не говорите так уверенно.

Ему не понравились мои слова. Он пристально на меня посмотрел и круто поменял тему разговора:

– Посмотрите по дороге, сколько всего разрушила ваша военщина. Это все еще не восстановлено.

– Обе стороны наносили друг другу урон, – возразил я. – Такова война.

– Не надо читать мне лекций, мистер Бреннер.

– А вы не ставьте под сомнение мои умственные способности. Я отлично знаю, какова война.

Полковник пропустил мои слова мимо ушей и продолжал свою лекцию:

– Теперь у нас мир и впервые за сто лет страной правят вьетнамцы.

Бедняга Манг, он оказался истинным патриотом и пытался сладить с типами, которые в Ханое распродавали страну всяким "Сони", "Лионскому кредиту" и "Кока-Коле". Старому солдату приходилось глотать горькую пилюлю – ведь он отдал свою юность и пожертвовал родными за то, во что верил. Как многие военные, и я в том числе, Манг не понимал, почему политиканы способны отмахнуться от того, что было оплачено кровью. Я даже ощутил к нему нечто вроде сочувствия и чуть не сказал: "Слушай, приятель, нас всех обули – тебя, меня и тех, кто умер и кого мы знали. Насадили по-крупному. Но теперь все позади. Создан новый мировой порядок". Но вместо этого произнес:

– Я очень надеюсь, что сумею увидеть будущее нового Вьетнама.

– В самом деле? – хмыкнул он. – А что вы почувствуете, когда окажетесь на месте бывших сражений?

– Я был поваром, – ответил я. – Но если бы даже был солдатом, то не сумел бы вам ответить, пока не оказался на месте.

Манг кивнул и, помолчав, сказал:

– По прибытии в Ханой также сообщите в иммиграционную полицию.

– Зачем? Я на следующий день улетаю.

– Возможно. А возможно, и нет.

Я подался вперед и процедил:

– Первое, куда я отправлюсь в Ханое, будет американское посольство.

– С какой целью?

– Предоставляю гадать вам.

Полковник Манг задумался.

– А здесь вы связывались с вашим консульством?

– Через знакомого, – ответил я. – Сообщил, что прибыл в Хошимин, о возникших в аэропорту проблемах, о том, что у меня отобрали паспорт, и о дате моего приезда в Ханой. – И добавил: – Мой знакомый должен связаться, если уже не связался, с нашим посольством в Ханое.

Полковник Манг не ответил.

Мне понравилась тема посольства, и я постарался ее развить:

– Я считаю, это очень хорошо, что Вашингтон и Ханой установили дипломатические отношения.

– А я нет.

– А я – да. Настало время похоронить прошлое.

– Мы еще не похоронили всех убитых, мистер Бреннер.

Я хотел ему сообщить, что знаю, как коммунисты сносили бульдозерами кладбища южновьетнамских солдат. Но он начинал меня доставать, и я сказал:

– Если бы здесь не было американских дипломатов, кому бы я стал жаловаться на ваше поведение?

Полковник Манг улыбнулся:

– Мне гораздо больше нравилось, как здесь было в семьдесят пятом.

– Не сомневаюсь. Но теперь новый мир и наступает Новый год.

Он не ответил и спросил:

– Вы рассказали вашему знакомому мистеру Стенли о своих планах поездок?

– Да.

– Отлично, – улыбнулся Манг. – Значит, если с вами что-нибудь произойдет в пути или вы не объявитесь в Нячанге, в Хюэ или в "Метрополе" в Ханое, ваше посольство и полиция объединятся и станут наводить справки.

– Я не собираюсь подвергать себя опасностям, но если что-нибудь произойдет, наше посольство в курсе, с кого начинать наводить справки.

Полковнику Мангу, казалось, нравилось обмениваться скрытыми угрозами и контругрозами. Прежде он оценивал меня одним образом, но постепенно заподозрил, что мы с ним коллеги. Я со своей стороны не сомневался, что полковник Манг стоял на несколько ступеней выше обычного офицера иммиграционной полиции. А эту крысиную дыру позаимствовал в отделе С, где было полно молодых туристов и плакатов с изображением презервативов. Его настоящий дом находился в отделе А или В; отдел С служил всего лишь прикрытием – сбивал с толку подозреваемых, лишал их настороженности. Зато посольство и Карла больше интересовала моя информация о госбезопасности или внутренней полиции, а не об иммиграционной.

Во всем этом проглядывалась некая ирония и симметрия: я никогда не служил поваром, а полковник Манг не состоял в иммиграционной полиции. И ни один из нас не претендовал на премию за лучшую актерскую роль.

– Полковник, – сказал я, – мне надо возвращаться в "Рекс", иначе я рискую не уехать. Спасибо, что потратили на меня время и дали ценные советы.

Он сделал вид, что не расслышал. И, взглянув на счет, спросил:

– Дорогой ужин. Вы были один?

– Нет.

Больше он не задал никаких вопросов и не попросил денег. Взял листок дешевой бумаги, что-то на нем написал, извлек из стола резиновую печатку и приложил к бумаге.

– Будете показывать это в иммиграционной полиции, куда бы ни приехали. – Он подал мне листок, мой паспорт, визу и другой квадратный листок с буквой "С", только желтый. – Это пропуск. Отдадите при выходе. – Он улыбнулся и добавил: – Не потеряйте, мистер Бреннер. Иначе вы никогда не выйдете из здания.

У полковника Манга было убогое чувство юмора, но он по крайней мере старался шутить.

Я встал и кивнул:

– Было очень интересно, но не смею дольше задерживать.

Он пропустил это мимо ушей.

– Если надумаете отклониться от плана, немедленно сообщите в ближайшее отделение иммиграционной полиции. Всего доброго.

– Благодарю, что вернули в номер мой маленький сувенир, – напоследок ляпнул я.

– Это все, мистер Бреннер, – оборвал меня Манг.

Но я не устоял и сказал:

– Чак мунг нам мой.

– Уходите, пока я не передумал.

Ни один из нас не желал такого оборота событий, и поэтому я ушел.

За дверью конвоира не оказалось, и я самостоятельно двинулся по коридору. В вестибюле отдал часовому желтый пропуск, и тот кивнул на дверь:

– Проходите.

Министерство общественной безопасности оказалось плохим подобием оруэлловского министерства любви, но в нем ощущалась власть полиции, чувство накапливаемого десятилетиями страха и унижения во время допросов – кровь, пот и слезы.

Я вышел из здания на солнце. Как и предсказывала Сьюзан, такси поблизости не оказалось. Пришлось пройти целый квартал, прежде чем я сумел поймать машину. Забрался на сиденье и сказал:

– Отель "Рекс".

И пока мы ехали, стал рассматривать записку, которую дал мне полковник Манг. Она состояла из одной длинной фразы на вьетнамском языке, кроме моего имени и фамилии. И еще я узнал слово "ми" – американец. Полковник расписался полным именем – Нгуен Куй Манг, а далее следовало его звание – дай-та. Кругом одни нгуены. На красной печати было тоже много слов и среди них – фоне кван ли нгуой нгоай. Я положил бумагу в карман – то еще положение: приходится таскать писульку из их полиции.

Шел десятый час, и через несколько минут я возвратился в "Рекс". Сьюзан сидела в вестибюле и смотрела на дверь. На ней были свободные брюки, кроссовки и бежевая рубашка с закатанными рукавами. Завидев меня, она встала и быстро пошла навстречу, словно мы любовники и спешили на свидание.

Но никто из нас не хотел проявлять излишней пылкости, и мы только пожали друг другу руки – даже не обнялись и не чмокнулись.

– Ну как? – спросила Сьюзан.

– Отлично. Свободен как ветер. А что с билетами?

– Заказаны на поезд.

– Потрясающе.

– Но билет не здесь, а отправление в десять пятнадцать.

– А до вокзала далеко?

– В это время минут двадцать. Так что сказал полковник Манг?

– Учил уму-разуму.

Сьюзан улыбнулась:

– Надеюсь, вы держали свой ехидный рот на замке?

– Старался. Он утверждал, что проститутки, наркотики, караоке и вы скоро канете в Лету. Естественно, не вы лично, – добавил я.

– Вы же понимаете, если выгонят одного, то выгонят всех, – ответила Сьюзан.

– Так бы и случилось, если бы на месте полковника Манга были вы. Но у него раздвоение сознания. Я опасаюсь, как бы не дошло до нервного срыва. Но все-таки, когда доставят мои билеты?

– С минуты на минуту. Кстати, спасибо за глобус со снегом. Это мне?

– Да. Это немного, но вам и не нужно много.

– Главное – забота.

– Вот именно, – согласился я. – Кстати, мне необходимо утрясти дела со счетом...