На далеких окраинах. Погоня за наживой - Николай Николаевич Каразин

быстро обернулся. Широкий рот Нар-Беби как-то особенно выразительно улыбался, она смотрела вдаль, немного отвернувшись в сторону, и вытирала пальцами что-то под носом.

– Ишь ты, – подумал Батогов, – никак заигрывает?

Он пошел немного тише, так что очутился не впереди верблюда, а рядом, у самого плеча животного, которое вовсе не требовало, чтобы его тащили за повод, и бойко шло вперед, пошлепывая от скуки своими отвислыми пенящимися губами.

Маневр Батогова, вероятно, очень понравился Нар-Беби, потому что он тотчас же почувствовал, как острый носок красного сафьянового сапога уперся ему слегка в плечо, а потом начал легонько, по-кошачьи, щекотать ему шею.

Батогов опять обернулся. Нар-Беби быстро отдернула ногу, осклабилась, расстегнула ворот своей рубахи и внимательно занялась какою-то охотой у себя за пазухой. Скоро она так увлеклась этой ловлей, что, казалось, вовсе не замечала, как, мало-помалу, у ней обнажалась грудь, и ее красная кумачная рубаха сползла уже с одного плеча, скользя по ожирелым, потным формам степной красавицы.

Батогов искоса взглянул и отвернулся. Через секунду он снова почувствовал на своей шее прикосновение сапога.

– А что, – подумал он, – разве и в самом деле попробовать завести интригу, благо сама напрашивается?

И он, приноровившись, ловко поймал рукою эту шаловливую ногу и слегка притиснул ее.

Нар-Беби тихо засмеялась и произнесла вполголоса:

– Эге! Да ты знаешь, с чего начинать нужно? (поговорка, равносильная нашей «где раки зимуют»)…

– Тоже ведь не маленький, – отвечал Батогов так же тихо и шагнул немного вперед. Ему показалось, что один из работников, кривой Каримка, проезжая мимо, как-то подозрительно посмотрел на них своим одиноким глазом. Это был тот самый работник, который не раз схватывался с Батоговым, и схватки эти всегда для него невыгодно кончались, раз даже чуть не дошло у них до ножей, то есть, правильнее сказать, – до ножа, так как нож-то был у одного Каримки, и Батогов только тем и избавился от своего противника, что успел сбить его с ног ударом тяжелой конской попоны, а тут подоспел кто-то из джигитов и рознял драчунов, отвесив каждому из них по несколько ударов нагайкою. Батогов молча выдержал побои и принялся, чуть не в десятый раз, чистить и холить рыжего жеребца, а кривой Каримка кричал и выл чуть не на весь аул и клялся Аллахом и всеми пророками, что когда-нибудь просто сонного придушит эту проклятую русскую собаку.

Каримка поглядел и проехал мимо, еще раз обернулся совсем неожиданно, но Батогов зорко следил за всеми движениями своего подозрительного врага и потому вовремя принял меры осторожности.

– Ну, опять иди ближе, – произнесла Нар-Беби.

– Это хорошо, – подумал Батогов, – реже голодать придется, другой раз все лишний кусок перепадет, а мне этим брезгать не приходится.

Вдали, на небольшом возвышенном бархане, чуть виднелась группа всадников, еще дальше, в степи, мелькали несколько отдельно двигающихся точек. То были джигиты из аула мирзы Кадргула. Оригинальная охота с соколами, эта воздушная травля птиц птицами же, началась на потеху разгулявшимся джигитам.

Караван остановился. Выбрали место, где песок был немного посырее и не так крутило пыль прихотливым ветром, и принялись ставить кибитки.

Нар-Беби сама возилась с работниками, опытною рукою обтягивала решетки широкой тесьмою и волосяными арканами, и когда накидывали верхнюю кошму, то красавица, словно нечаянно, очутилась около самого Батогова и шепнула ему скороговоркою:

– Ты, слушай: как стемнеет совсем, сюда приди, я тебе в эту дыру мяса просуну, а ты и ешь потихоньку.

Она показала ему на прореху в кошме, приходившуюся как раз у самого низа кибитки.

– Вот и начало высокого покровительства, – подумал Батогов. – Все-таки не кто-нибудь, а сама жена мирзы Кадргула!

Подскакало человека три джигитов, у каждого на седлах висели в тороках по десятку разнокалиберных уток, у одного даже висел, прихваченный за шею, большой серый гусь и чуть не по самой земле волочился своим полуторааршинным крылом, переломленным во время падения на землю.

Птицу сдали на руки Нар-Беби: она тут была полной хозяйкой, за отсутствием старой Хаззават, оставшейся в ауле. Кибитки установили, котлы поставили на таганы, стряпня началась, и работникам ничего более не оставалось делать, как сесть на корточки и спокойно дожидаться вечера, любуясь, как вдали охотятся чуть заметные всадники.

Так и сделали.

IV. Соколиная охота

– А вон наш мирза едет, – говорил один из работников, глядя вдаль по направлению озер.

– Где ты его видишь? – спрашивал другой.

– Да вон там. Смотри, как раз между кустом и тем джигитом, что с лошади слез.

– А, вижу. Может, он, а может, и другой кто. Далеко.

– Он.

– Смотри, смотри, как погнали! Ай-ай-ай! ух!

Работник привскочил на месте, заметался, словно он сам гнал вместе с джигитами, и громко загикал. Другой работник свистнул, а Каримка произнес, с презрением глядя на Батогова:

– Видывал ли ты там, у вас, что-нибудь лучше?

– Стоит дрянь такую смотреть! – сказал Батогов и даже сплюнул.

Каримка схватил какой-то комок и швырнул им в русского.

– Ну, ты – тише: опять то же будет, лучше не лезь! – сказал Батогов и отодвинулся подальше.

– А вон мирза Юсуп полем прямо пошел. Эк дует!

– Эге! да это они волка выгнали, смотри, как пошли. Вон он, вон!.. Удирает, чертов сын!

– Ой, уйдет!.. пропал… вон опять пошел… наседают, наседают!.. Прорезали!

– Берут, берут… Эх, кабы нам туда же!

– И что только за лошадь у этого Юсупа: просто сам шайтан в ней сидит!

– Да в ней, и правда, черт сидит, да, может, еще и не один… Ты слышал, небось, как Юсуп говорил, что он ее из-под русского батыра взял?

– Ну, так что же?

– А то, что ежели у них только в руках побывает – ну, и готово.

– Ну, а этот тоже?

Работник понизил голос и показал на Батогова.

– А ты думал – нет?

– То-то я заметил, что как он подойдет к Юсуповым лошадям, сейчас те ржать начинают, особенно этот гнедой, белоногий.

– А я так думаю, – вставил Каримка, – как бы тут совсем особенного черта не было… Я еще кое-что заметил…

Работники начали о чем-то шептаться между собою. Батогов попытался было вслушаться, да нет: очень уж тихо говорили. Только во время разговора Каримка раза два посмотрел туда, где краснощекая Нар-Беби, растерев на ладонях какую-то белую мазь, умащивала ею свои и без того жирные косы1.

– Ну, а Юсуп? – спросил один из шептавших уже громко.

– Да что Юсуп, – отвечал кривой Каримка, – живет у нас с самого похода в Нуратын-Тау, а кто он – разве кто-нибудь знает, что ли?

– Эх, есть