Финт - Терри Пратчетт

Выслушав это все, коронер слегка оживился – равно как и Финт, глядя на выражение его лица. Не зря он потратил столько времени, выискивая Двойного Генри, и две пинты портера окупились с лихвой – он все выспросил, до последней подробности.

– С моей стороны некорректно было бы употребить слово «повезло» в таком контексте, мадам, но, по счастливой случайности, возможно, что ваша племянница как раз сейчас находится в нашей мертвецкой, где пробыла вот уже несколько дней. На нее мне как раз указали во время вчерашнего утреннего обхода, и, правду скажу, и я, и дежурный офицер поразились изумительному оттенку ее волос. Увы, повсюду в нижнем течении Темзы столь драматическая ситуация, к сожалению, повторяется слишком часто. В случае этой очаровательной юной девушки я, должен признаться, уже начал отчаиваться, что объявятся ее близкие.

Почтенная старушка зарыдала с новой силой:

– Ох боже ж ты мой, что ж я теперь ее матери-то скажу! Я ж обещала приглядеть за ней, но в наши дни девушки, сами знаете…

– Да, я все понимаю, – торопливо заверил коронер. – Позвольте предложить вам еще чашечку чая, добрая женщина, а после я свожу вас посмотреть на искомый труп.

Это предложение было встречено душераздирающим стоном и новым потоком слез, причем слезы были настоящие: к тому времени Финт уже настолько прочувствовал драму, что едва не лишался чувств; однако ж он, или, строго говоря, на тот момент она осторожно допила предложенный чай, изо всех сил стараясь не смахнуть бородавку. Вскорости после того коронер, преисполненный безмерного сочувствия к ее горю, под руку повел почтенную старушку в морг. Старушке хватило одного только взгляда на лежащую на столе девушку: тело слегка привели в порядок, так что покойная казалась просто спящей. В лицедействе надобность отпала; или, может статься, актер настолько вошел в роль и настолько с нею сжился, что публика на галерке уже все ладони себе отбила бы, аплодируя.

Старушка, обратив залитое слезами и соплями, поросшее волосками лицо к доброму коронеру, прошамкала:

– Я, по правде сказать, небогата, сэр, совсем не богата. Как Артур-то мой упокоился на Лавендер-хилл, осталась я без гроша в кармане, так что мне еще надо подсобрать средства, сэр, чтоб все сделать по-людски. Иначе ее ж на Кроссбоунз[22] закопают, сэр?

– Не могу сказать наверняка, мадам, но не думаю, что ваша милая племянница, тем более совсем недавно из деревни, была… – тут коронер откашлялся, засмущался и еле выговорил: – …была сродни «винчестерским гусыням». – Он вытащил платок, утер слезу – неслыханное дело! – и продолжил: – Мадам, я, безусловно, глубоко тронут вашим горем и вашей решимостью позаботиться должным образом о душе злополучной девушки. Я вам обещаю – в конце концов, льда у нас хватает! – что ваша юная племянница может остаться здесь, ну, не до бесконечности, понятное дело, но на неделю-другую – безусловно, а этого срока вам, полагаю, должно хватить, чтобы связаться с друзьями, которые могли бы помочь вам в вашей беде.

Коронер поспешно отпрянул назад: старушка попыталась заключить его в довольно-таки вонючие объятия, восклицая:

– Благослови вас Господь, сэр, вы настоящий джентльмен, сэр. Да я горы сверну, сэр, безотлагательно, я наизнанку вывернусь, спасибо вам огромное за такую вашу доброту! Я с друзьями поговорю; слава Богу, есть с кем. Может, кто из них поможет мне написать письмо ее матушке, по почте, сэр, а я всех на ноги подниму, лишь бы не доставлять вам лишних неудобств, сэр. Разве ж мы допустим, чтоб кровиночку нашу бросили в общую могилу, сэр. – К тому времени по лицу коронера ручьем бежали слезы. Этого-то Финт и добивался. Порядочный это человек; надо его запомнить.

Коронер отрядил дежурного проводить почтенную старушку на пристань и, уже прощаясь, вложил ей в руку деньги на перевозчика; неведомый наблюдатель с луны проследил, как бедная старушка, хромая, побрела по порочному городу, свернула в переулок и внезапно словно бы провалилась в недра канализации, где, по-видимому, почтенная престарелая дама скончалась, но тут же – не иначе как Госпожа помогла! – перевоплотилась в Финта, причем до глубины души потрясенного.

Финт привык играть разные роли; ведь быть Финтом – значит иметь множество обличий и мастей, на любой вкус, он всем друг, никому не враг, и все это замечательно до поры до времени, но порою все это пропадает, сходит на нет, и остается только Финт – один, в темноте. Его трясло; внизу, в туннелях под больницами, он слышал, как сквозь решетки люков вливаются звуки Лондона. Он аккуратно свернул в узелок всю старушкину бутафорию, постаравшись запомнить местоположение каждой бородавки. И двинулся дальше.

Финт все еще переживал из-за утопленницы ничуть не меньше почтенной старушки. Жалко ее ужасно; когда все закончится, он непременно позаботится, чтобы бедную безымянную девушку похоронили должным образом; не в общей могиле или чего похуже. По пути Финт рассеянно шарил там и тут, машинально обогатившись на шестипенсовик и еще фартинг.

Итак, с коронером разобрались; но трупы – дело тонкое, они требуют особого внимания, так что ничего не попишешь, придется повидаться с миссис Холланд. А значит, надо идти в Саутуорк, а там даже такой парень-жох, как Финт, должен вести себя с оглядкой. Ну да Финту в этом деле равных нет.

Миссис Холланд. Другого имени у нее не было; ну да она сама себе банда, а если этого недостаточно, так есть еще ее муж, Абердин-Молоток, известный друзьям под кличкой Бряк, который, по всей вероятности, в городе Абердине никогда и не бывал, это где-то на севере, может, в Уэльсе. Кличка пристала к нему, как это обычно случается на лондонских улицах, так же как имя Финт досталось Финту; но Бряк был чернокожим – черным, что твой цилиндр, причем очень черный цилиндр; и вот уже шестнадцать лет как он числился мужем миссис Холланд, по крайней мере теоретически. Их сын, известный всем и каждому под именем Полубряк, бог весть почему, был редкая умница – голова что карцер, битком набитый законниками: и приносил немало пользы семейному бизнесу, главными объектами которого являлись недвижимость и люди.

Но миссис Холланд обладала немалыми организаторскими способностями и богатейшим воображением. Пожалуй, все моряки до единого, что только высаживались в лондонском порту, перебывали в «Стане миссис Холланд», как они называли это место, – обычно ища встречи с молодыми девушками, что украшали собою верхние этажи здания, в то время как миссис Холланд всем распоряжалась из своего кабинета на первом этаже. Разумеется, миссис Холланд – это миссис Холланд; ходили слухи, что моряков, упившихся вдрызг, порою увозили на судно, нуждающееся в пополнении команды, – и отправляли в восхитительный круиз, скажем, вокруг мыса Горн, а то и на дно морское. Когда же миссис Холланд не занималась организацией долгих увлекательных каникул для мореходов, она улаживала разные другие дела.

В порту миссис Холланд держалась королевой; и кто бы дерзнул оспорить ее власть, когда рядом с ней возвышался Бряк? Точно определить ее нынешний род занятий было довольно сложно, хотя Финт отлично знал, что некогда она исполняла обязанности и больничной сиделки, и повитухи, и, по-видимому, зарабатывала на жизнь тем, что благодаря ей что-то появлялось или чаще пропадало. А если вы из тех, кто попытается разузнать подробнее о ее деятельности, так вам, того гляди, вскорости придется изучать мосты через Темзу с нижней их стороны.

Финт, понятное дело, с семьей ладил неплохо, особенно с Бряком: тот некогда покорил воображение юного Финта, продемонстрировав ему шрамы от кандалов, жестоко натиравших кожу, и еще особую отметину – работорговцы заклеймили его, точно скотину. Невзирая на такую предысторию, он был человеком мягким и добродушным, хотя прямо сейчас, открыв Финту дверь в ответ на стук, он сдерживал рычащего, брызжущего пеной пса сатанинских размеров – на переднем крае обороны дома. А еще у них был мушкетон размером с валторну: по слухам, заряжали его черным порохом и каменной солью, а порой, для особых клиентов, равно как и для тех, кто не понимает очевидного, – еще и разномастными гвоздями.

Стояла тут и миссис Холланд собственной персоной, сплошь подбородки и улыбчивые ямочки, а на фоне мушкетона улыбок требуется в количестве. Ярко-синие глаза миссис Холланд, как частенько подмечал Финт, прямо-таки лучились искренностью при самом беззастенчивом вранье. Она отложила мушкетон и радостно воскликнула:

– Финт! Ну надо же, какими судьбами! Заходи, заходи, добро пожаловать!

Очень скоро миссис Холланд уже выслушивала Финтову исповедь – у себя в отдельной комнатке, а пес, именем Джаспер, мирно лежал у ее ног, тем не менее готовый по команде прыгнуть и зарычать. Она на минуту призадумалась, но тут же ответствовала: