Прекрасная лилия - Кимберли Кейтс

Ниллу трудно было вообразить себе столь безмятежное существование, его геройскому духу были чужды спокойствие и умиротворенность.

– Монастырь – это как сон, как мечта, Нилл. Но в его стенах я проспала много долгих лет. А сколько всего произошло с тех пор! И я бы ничего этого не узнала, если бы ты не увез меня оттуда.

Чувство острой вины заставило Нилла сжать кулаки. Сделав над собой усилие, он осторожно коснулся ее волос.

– Да, можно сказать, я многому научил тебя с того дня. Без меня ты бы никогда не узнала о том, что бывают на свете измена и предательство, ненависть и жгучий страх. Именно я показал тебе темные стороны человеческой души. Прости меня, Кэтлин. Если бы я мог, то с радостью стер бы из твоей памяти эти дни, чтобы ты снова стала такой же беззаботной и счастливой, какой была, пока я не ворвался в твою жизнь.

– Нет! – Встревоженный взгляд Кэтлин метнулся к его лицу. – Ни за что! Даже ради собственной безопасности я бы не решилась вновь вернуться в аббатство! Снова погрузиться в безмятежный сон – нет, лучше уж встретить то, что предназначила тебе судьба, как Дейдра в балладе, которую пел бард! Радость жизни, приключения и любовь, перед которой бессильно даже лезвие меча, – да, и я бы тоже с радостью испила до дна кубок, поднесенный мне судьбой, и была бы благодарна ей за это.

Даже в слабом, призрачном свете луны было видно, как порозовели щеки Кэтлин. Отвернувшись от Нилла, она замолчала.

Приподняв подбородок Кэтлин, он заставил ее поднять глаза.

– Ты была бы благодарна судьбе за все хорошее, так ведь? – прошептал он.

Кэтлин пожала плечами:

– Вовсе нет! Я с большей радостью бросилась бы в бурное море жизни, чем укрылась от нее в стенах монастыря. Впрочем, что толку об этом говорить? У Конна длинные руки – даже аббатство не смогло стать для меня надежным убежищем. И к тому же я могу навлечь смертельную опасность на кого-то еще, как навлекла на тебя!

– Кэтлин! – ахнул он.

– Нилл! Мы ведь оба знаем, что это правда. И у меня нет выбора, кроме как вечно скрываться. Единственное, чего бы мне хотелось… – Нежные губы Кэтлин чуть заметно дрогнули.

– Скажи! – попросил Нилл, готовый в эту минуту достать и луну с неба, если бы это заставило Кэтлин улыбнуться.

– Прежде чем покинуть мир живых и навеки укрыться в царстве теней, я бы хотела узнать, каково это – быть любимой так же, как Дейдра. Испытать страсть и магию любви всего один раз, прежде чем навеки остаться одной.

У Нилла перехватило горло. В немом изумлении он смотрел на нее, такую невинную и такую прекрасную. Ему невыносимо было представить себе, что эта девушка, полная любви, никогда не сможет подарить ее мужчине, что ей не суждено поднести к груди голубоглазого младенца с такими же черными как смоль кудрями.

Кэтлин, с такой непосредственностью радовавшаяся жизни, никогда не узнает, какое это счастье – отдать свое тело возлюбленному. С того дня, когда он увидел ее возле алтаря друидов, он понял, что эта девушка принадлежит земле, а не небесам, хоть она и была прекраснее ангела.

Нилл почувствовал, что пожертвовал бы всем на свете, чтобы стать тем мужчиной, который ей нужен, возлюбленным, о котором она мечтала.

Музыка понемногу стихала, и наслаждение, которое он испытывал рядом с Кэтлин, вдруг показалось ему сладким наваждением. Внезапно он увидел мольбу в ее глазах.

Она смотрела на него простодушно и бесхитростно, как, должно быть, смотрела на Адама Ева, умоляя принять ее дар. Она предлагала ему свое тело, умоляла любить ее в первый раз в жизни. А он сгорал от желания дать ей все, о чем она мечтала.

– Кэтлин, – прошептал он, – это было бы безумием. Слишком опасно!

– Опасно? – Слабый смешок, сорвавшийся с ее губ, заставил его сердце дрогнуть. – О чем ты, Нилл? Завтра меня, может быть, уже не будет в живых.

Все в нем перевернулось.

– Нет! Не говори так!

– Ты ведь и сам понимаешь, что это правда. Если Конн узнает, что я жива…

– Я скорее умру, чем позволю ему дотронуться до тебя!

Она улыбнулась с такой нежностью, что у него чуть не разорвалось сердце.

– Это было бы самое страшное. Ведь тогда мы не узнали бы счастья, которое может подарить эта ночь!

Что-то вдруг шевельнулось в глубине души Нилла. Горечь и чувство обреченности, ярость и гнев, которые, казалось, навсегда поселились в его сердце, внезапно стали чем-то пустым и не важным. Кто он такой, чтобы думать об этом, когда у такой женщины, как Кэтлин, хватает мужества протянуть к нему руки?!

Неужели он боится? Нилл Семь Измен, самый знаменитый воин во всем Гленфлуирсе, вдруг заметил, что руки его дрожат. Пристыженный, он хотел отвернуться, но тут услышал голос Кэтлин.

– Я решила, что не хочу больше терять времени, не хочу больше всего бояться, – безыскусно сказала она. – Чему суждено случиться, того не миновать, и не важно, боюсь я этого или нет. Будущее, которое меня ждет, мне не известно. Но у меня есть настоящее. Есть эта минута, которую я могу провести с тобой.

И Нилл принял этот дар богов. Отбросив страх и сомнения, он забыл о бесчисленных предательствах, оставивших на нем клеймо.

Подхватив Кэтлин на руки, он бросился в темноту, унося ее туда, где их обоих ждал рай.

Она прижалась к его груди, обвив шею руками с доверчивостью, которая потрясла Нилла. Она верила в то, что он не сможет причинить ей зла, не догадываясь о том, что прошлый любовный опыт Нилла сводился лишь к удовлетворению похоти. Не знала, что, чуть только плотский голод был утолен, страсть сменялась холодным безразличием. Но сейчас все было по-другому.

Там, в темноте, ему удалось отыскать крохотную полянку, в которую не заглядывал даже лунный свет.

Сбросив с себя шерстяной плащ, Нилл разостлал его на земле, устроив ложе для своей возлюбленной. Взяв Кэтлин за руку, он осторожно опустил ее на землю.

Едва дыша, Нилл смотрел на Кэтлин – она была чудо как хороша. Дивное, волшебное видение. Волосы, спускавшиеся на плечи, обрамляли светившееся в темноте лицо, своей белизной напоминавшее прекрасную лилию.

Много лет подряд, с самого детства, он не видел в жизни ничего, кроме презрения и насмешек, которыми все осыпали его благодаря позору, оставленному в наследство предателем-отцом. Даже прославившись, он по-прежнему знал одну только похоть или жадное любопытство – лишь эти чувства влекли к нему снедаемых вожделением женщин, будто они стыдились или же боялись, что его прикосновения каким-то образом осквернят их. Но сейчас в бездонных голубых озерах глаз Кэтлин сияло то, что было для него драгоценнее всего на свете, – доверие.

– Ты уверена, что в самом деле хочешь этого? – ради нее еще раз спросил Нилл. Ему до сих пор не верилось, что подобное возможно.