Крест на чёрной грани - Иван Васильевич Фетисов

Теперь Дорина Семёновна всей душой привязалась к Степанке. Накормит и обиходит, починит одежонку и сладит обувку. Что-то постоянно наговаривает парнишке. Родная бабка! Иначе не скажешь.

Тем и старалась успокоить Марину. Старалась так, чтобы лучше и вовремя вышло. Поздно, бывает, совсем ни к чему.

Ребятишки, осмотрев деляны, разбежались по лужайке и перелеску. Смех. Весёлый говор. Жизнь. Радость. «Даже трудное детство – всегда радостная пора!» – думает про себя Марина.

Кружат и кружат мысли возле Марины. Как пчёлы вокруг цветка. Мысли далеко не улетают – все рядом да около. Свои, не чужие, ищут пристанища они, спутники судьбы…

Перед глазами встают и вместе и поочерёдно то Ефим Тихоныч, то тётка Дорина. Чаще они. Да ещё Геннадий Комарков. Тому-то, Геннадию, и не надо бы показываться – совсем некстати. К чему? Только бередить душу! А он выпячивается, выходит наперёд, даже меня затеняет. Да ещё с каким-то злобным укором: «Ты во всём виновата, Маринушка! Не Саня и не я – ты! Всё по волюшке твоей началось и свершилось. Может, худого и не хотел, а получилось. И вызрело скоро. Плохое и негодное долго не таится, у них свой характер и своя страсть показаться…»

Я-то в чём виновата, думала Марина. К пожару не причастна. Пшенице другого названия не давала и от людских глаз её не прятала.

Нет, что-то жило в Марине такое, от чего зародилась неприятная и пугающая её мысль. Было!

И опять мыслью своей возвратилась Марина в прошлое. Удержаться бы – не могла: потянуло, как на покаяние.

Вспомнилась первая встреча с Комарковым на опытном поле. О ней Марина и думать-то после никогда не думала. Ну, встретились. Шутили. Марина, как бывало в детстве, смеялась задорно – развеселилась.

Прошло три дня, как Геннадий возвратился на станцию – ездил в центр госкомиссии узнать о результатах двух образцов пшеницы. Склоняя к шутке, попросил:

– Посочувствуй, Марина, бедному учёному: миновала удача. Сорт забраковали. Сидят там седобородые старцы. Роются…

– Не похоже, что ты неудачник – такой весёлый.

– Нет, правда: зарубили!

Марина хохочет:

– Раз худые – зачем отправлял?

– Тебе ль знать – худые!

– Медь не сделаешь золотом. Видела, что за образцы повёз на сортоиспытание… Взяла колос, а он наполовину пуст. Зёрна – на земле. Осыпались – на прокорм птичкам.

– Ну, ты тоже мне – скажешь, как пальцем ткнёшь в небо. Ведь наврала?

– Ха-ха! А что сам-то не видел? Я усмотрела, а ты – нет? Зоркий парень!

– Тебе смешно?! Говорю же: зарубили старцы! Слепцы! У них всё наоборот вышло. В той пшенице, о которой говоришь «осыпается», заметили другое – вроде бы она не засухоустойчива.

– Ну, а что второй образец?

– Тот низкоурожайный.

– Так и подумала.

– Да ты что – чародейка?

– Да какая я чародейка? Просто биолог. Где от науки что-то знаю, а где и сама догадываюсь.

– Раз понимаешь больше – иди ко мне в помощники. Спокойнее будет, чем в школе.

– Неужели, возьмёшь? Вот не думала…

– Счастлив буду. Мы с тобой выведем отличный сорт пшенички. Те два – чёрт с ними… Новый окупит их оба. Есть он!.. Будет, Маринушка! Скоро!

– Чудак думками богат… Я почему-то твой хороший сорт не видела.

– Где же ты его увидишь? Он у меня в секрете. Побаиваюсь показывать – могут сглазить… Есть людишки завистливые, говорят, уросливые они.

– Ты плетёшь что-то, Геннадий?.. А в помощники я к тебе не пойду. Не зови. Останусь с детьми. Мне нравится быть с ними. Помощниками твоими станут мои ученики. Кто пожелает.

– Ждать их – песня долгая.

Было… Был такой полушутливый разговор. Помнится, только Дорине Семёновне и сказывала о нём. Больше – никому. И случая не выпадало, да просто не находила нужды – мало ли о чём говорят меж собою люди, поговорили да забыли.

Тогда же в первый раз, подгадав к моменту, Дорина Семёновна и намекнула:

– Генка-то парень работящий. И дома, и в поле – всё об одном, о своей пшеничке печётся… И о тебе, Марина: чуть что – вспоминает. Жалеет. Такая молодица без мужа осталась. Вроде, замечаю: любит он тебя. Сама-то ты не позаприметила?

– Нет, не заприметила.

– А приглядись, милая. Может, и твоё сердце отзовётся. Ладно ль парня мучить? Чем ты его покорила? Как-то сам он проговорился: с первого погляда запала ты ему в душу – и до се отойти не может. Любовь-то она не картошка – не выбросишь в окошко.

Тоска… Грусть… Не от того ли всё это, вернувшегося из прошлого, разговора? Не пошути тогда Марина над Геннадием по поводу его неудачи с первыми образцами пшеницы – он, возможно, и не стал бы искать лёгкий путь к быстрой славе: ты не верила, а вот посмотри… Смотри и завидуй, зазнайка!

А Геннадия, не дай бог так никому другому, затянуло в глубокий омут.

Неужели всё обернулось из-за несчастной любви?

И не сделай худого Геннадий – не было тогда повода в драку пускаться и Александру. Пришёл да жил бы спокойно, стали бы вместе с ним вести опыты – как было и как должно быть.

Мысли кружат и кружат – всё рядом да около. И Марина, не решаясь отпугнуть их, всё спрашивала себя: виновата ли в чём она и можно ли было сделать по-другому, чтобы предотвратить беду?

Успокоительного ответа не находила. И рядом – никого не спросишь.

Никто не посочувствует. Даже тётка Дорина и та пожурила:

– Сама ты, Маринушка, рада я ошибиться, от счастья своего убёгла. Саню-то уж могла подле себя сберечь!

Тётке Дорине в чутье не откажешь – видит: человек уехал – значит, в семье нелады… Порой и сама Марина (силой милому не быть) соглашалась с разлукой – жить ей одной со Степанкой. Вырастит сына, а там видно будет, найдётся какой человек по душе – выйдет замуж. Можно будет и выйти – совесть чиста: мужа с войны ждать обещала и дождалась, а что потом случилось, тому Бог судья.

Подумала и засовестилась: она ли подумала? Как осмелилась – Саня-то рядом. Его же голос услышала: «Не торопись, Маринка! Я о тебе помню и твой отдалённый голос тоже услышал. Это – твой! На другой бы не отозвался».

Прислушаться к сердцу – то и было невидимое встречное течение нашей привязанности друг к другу. Течение расторгнутой любви. Её продолжение. Значит, не ушло в забытьё и её начало. Можно любить и не видя рядом с собою любимого…

Глава XXII

Вначале было так, что исчезновение Комаркова тревоги ни у кого