Всеобщая история кино. Том 1 (Изобретение кино 1832-1897, Пионеры кино 1897-1909) - Жорж Садуль

Величина «ателье поз» в Монтрэ весьма относительна. Здание имело 7 метров в ширину и 17 метров в длину, а Альбер Лонд установил в 1896 году средние размеры для студии фотографа 4 метра в ширину и 10 метров в длину. Многие фотографы располагали помещением равным или даже большим, чем то, которое построил Мельес в начале своей карьеры.

В начале Второй империи мастерские фотографов располагали весьма сложным оборудованием.

«Подвижные экраны, — писали в 1862 году Майер и Пирсон, — регулируют свет и меняют композицию в зависимости от надобности. Холсты всех тонов, изображающие интерьеры, сады, пейзажи и написанные с целью создания нужного эффекта, двигаются на шарнирах и образуют фон, на котором снимается модель в зависимости от своего вкуса».

Стеклянное здание, которое построил Мельес в мае 1897 года, немногим отличается от мастерской фотографа 1860 года. У директора театра Робер-Удэн была в Монтрэ, в предместье Парижа, на бульваре Отель де Виль, 14-бис, прекрасная вилла, окруженная парком в 8 тысяч квадратных метров.

В этом парке в 1896 году Мельес производил свои первые съемки на фоне холста, натянутого на стене. В 1897 году Мельес построил там студию по своему собственному проекту.

Первоначально в ателье не было сцены. Перед фоном, написанным на холсте, меловая черта заменяла рампу и ограничивала кулисы. Актеры знали, что, если выйдут из этого квадрата, они слишком приблизятся к аппарату, что было противно принципам Мельеса.

Здесь и были осуществлены первые постановки Мельеса — настоящие спектакли: «Дьявол в монастыре», «Дело Дрейфуса», «Золушка». Их успех показал Мельесу, что он может посвятить себя этому жанру, и ему стало тесно в мастерской размером в 57 квадратных метров и самое большое 6 метров высоты. Он решил ее расширить.

Вот как описывает Мельес в 1906 году свою перестроенную студию:

«Конструкция сделана из застекленных железных рам. В одном конце находится аппарат и оператор, а на другом — подмостки, построенные, как сцена театра, с трапами и прочими приспособлениями. По сторонам расположены кулисы и склады декораций, а сзади — помещения для актеров и статистов.

Под сценой устроены люки и необходимые приспособления для появления и исчезновения демонических персонажей в феериях, устройство для смены задников, колосники и кулисы, приводимые в движение воротом и барабаном, необходимыми для таких манипуляций, как полеты колесниц, ангелов, фей, плавание наяд и т. п.

Специальные барабаны служат для передвижения занавесей, создающих панораму. Словом, это маленький театр феерий.

Ширина сцены 10 метров плюс 3 метра кулис в саду и во дворе. Общая длина от авансцены до аппарата — 17 метров.

Снаружи — подсобные мастерские и склады».

В Монтрэ у Мельеса были перенесены все аксессуары и приспособления театра Робер-Удэн, кроме одного — искусственного освещения.

Съемка сильно усложнялась тем, что даже в разгаре лета ее можно было производить только от 11 часов утра до 3 часов дня. К тому же съемка фильма длиной 40 метров в случае плохой погоды могла длиться несколько дней и даже недель.

Поскольку Мельес не провел электричества в свою студию (он сделал это только тогда, когда его слава уже сходила на нет), ему приходилось применять различные способы для оттенения персонажей, аксессуаров и декораций.

Мельес сам делал макеты постановок, после чего холсты расписывались декоратором Клоделем и его помощниками тут же на полу студии. Они были выполнены черно-белыми, ибо эмульсия того времени была еще очень далека от ортохроматизма.

Вот что поразительно в фильмах Мельеса: для того чтобы скрасить бедность и однообразие освещения, он изображал свет и тень не только на декорациях, но и на аксессуарах и мебели, которую он употреблял. Это придавало им весьма странный вид. В декорациях Мельеса невозможно отличить стол, написанный на заднике, от настоящего стола на четырех ножках, на котором лежит женщина, исчезающая после манипуляций фокусника. Настоящее покрашено в цвета поддельного, а поддельное выглядит, как настоящее. Результатом является некая постоянная неуверенность, которая помогает созданию знаменитой магической атмосферы фильмов Мельеса.

Рядом с мастерской декораций находились мастерская и склад костюмов. Мадам Мельес руководила швейной мастерской, где работало несколько мастериц.

Таким образом, «ателье поз» в Монтрэ было весьма сложным учреждением, включающим механизированную сцену, декоративную мастерскую, подсобные мастерские (швейные, различных изделий), склады с запасами в несколько тысяч костюмов, уборные для артистов, палатки для фигурантов, маленькую копировальную фабрику для печатания фильмов (кроме расположенной в театре Робер-Удэн) и еще мастерскую для раскрашивания пленки под руководством мадемуазель Тюилье. Мельес никогда не заявлял приоритета на изобретение раскраски фильмов, этот способ пришел от фотографии и появляется у Эдисона в «Танце Аннабель», после чего входит в моду на протяжении первых лет проекции на экран (1896–1897).

Эта мода вызвала к жизни специальные мастерские, такие, как мастерская м-ль Тюилье, которая в 1929 году писала:

«Я раскрашивала все фильмы Мельеса, начиная с 1897 года по 1912 год. Вся раскраска производилась от руки. Ночи напролет я подбирала и сортировала краски. Днем рабочие производили раскраску по моим указаниям. Каждый рабочий специализировался на каком-нибудь цвете. А в одном фильме употреблялось иногда до двадцати оттенков цвета. Мы применяли очень тонкие анилиновые краски, разводя их в воде и спирте. Тон, которого мы добивались, был прозрачным, сверкающим».

В обычае умиляться по поводу этого раскрашивания от руки и утверждать, что цвет утратил все свое очарование, когда перешли к механической раскраске при помощи трафарета.

На самом-то деле это кропотливое расцвечивание, проделывавшееся плохо оплачиваемыми работниками, — метр раскрашенного фильма стоил покупателю 1 франк 50 сантимов — было, естественно, несовершенно, как бы искусен ни был художник, как бы тонка ни была его кисть. Цветовое пятно не захватывало иногда нескольких квадратных миллиметров лица или одежды, и каждое из цветовых пятен отличалось одно от другого. При проекции получалось расплывшееся облако, не соответствующее контурам предмета. К тому же многие детали оставались нераскрашенными: у фокусников лица телесного цвета, а на руках у них как бы серые перчатки.

Так что не благодаря неизбежным несовершенствам расцвечивания, а вопреки им мы любим цветные фильмы Мельеса. Мэтр из Монтрэ великолепно умел пользоваться цветом, и это ему было совершенно необходимо.

Несмотря на ухищрения в костюмах и гриме, умышленно утрированных, плохо освещенные персонажи сливались с декорациями, и, для того чтобы как-то выделяться, они должны были лихорадочно жестикулировать. Однако все действующие лица не могли к этому прибегнуть одновременно, тогда получилась бы полная путаница. Лучшим способом выделить статистов было окрасить их, в то время как фон сохранял нейтральный серый цвет фотографии.

Иногда цвет служил приемом для трюков. Например, м-ль Тюилье просила работницу покрасить в первых кадрах фрак фокусника в красный цвет, а начиная с четвертого — в синий. Получалось впечатление, что актер меняет костюм во время представления. Цвет у Мельеса столь же необходим, как на почтовых открытках, миниатюрах или лубочных картинах Эпиналя. Увы! Время постепенно разрушает последние оригиналы, раскрашенные работницами м-ль Тюилье. Их перепечатывают, и от исчезнувших красок остаются лишь расплывшиеся грязные пятна на одежде и лицах. Будем надеяться, что улучшение цветовой техники в фильме позволит получить окрашенные отпечатки. Несколько таких попыток уже было сделано. Но несовершенство техники пока приводит к тому, что при перепечатке исчезает очарование оригинала. И нам, по-видимому, придется примириться с исчезновением в ближайшем будущем того, что составляло главную прелесть фильмов Мельеса — тонкого колориста.

Глава VI

ЧУДЕСА ВЫСТАВКИ 1900 ГОДА

Парижская выставка 1900 года побила все рекорды, 1900 год был «незабываемой датой», открывающей начало нового столетия. Человечество еще не вступало в новый век с более радужными надеждами, чем в XX век, который между тем в первой своей половине принес человечеству весьма сомнительные благодеяния. Энтузиазм того времени выражен в торжественной преамбуле одного из каталогов выставки:

«Выставка 1900 года, всемирная и универсальная, — это великолепный результат, неслыханный итог целого столетия, наиболее обильного изобретениями, больше всего изобилующего науками, которые произвели революцию в экономике Вселенной.

В музеях, расположенных по разным секциям выставки, показан шаг за шагом поступательный ход прогресса, обусловившего переход от дилижанса к экспрессу, от посыльного к беспроволочному телеграфу и телефону, от литографии к радиографии, от первых поисков угля в недрах земли до аэропланов, стремящихся покорить воздух.