Если вы не бессмертны - Вероника Тутенко

Гуру Тан был уверен, что раздвигать границы сознания можно до бесконечности, но вместо этого он создал в своем воображении свой странный мир. И мы, как те Слепцы из Долины Скал, не видели и не хотели видеть ничего вокруг. Когда… когда я узнал, что Великий Гуру не бессмертен… я испытал настоящий шок. А потом неожиданно для самого себя — облегчение. И я вдруг увидел весь ужас того, что он делал с нами… Власть гуру Тана была неограниченной, принимала уродливые формы… И он постоянно испытывал, насколько сильна его власть.

Мужчина опустил глаза, страдальчески поджав губы. Несколько секунд тишины, такой звенящей, как будто ударили по хрусталю серебряной ложечкой, казались вечностью.

— Когда у меня обнаружили ВИЧ, — поднял голову мужчина, — моя реакция была, наверное, такой же, как у каждого из вас. Я отказывался верить. Но… гуру Тан… Сергей Аникшин… — произнес мужчина с усилием. В первый раз за вечер кто-то назвал парапсихолога его настоящим именем, и от этого воздух в помещении стал стеклянным, звенящим, и вдруг разлетелся на осколки. — Он заставил меня поверить, что это лишь недоразумение, что скоро я снова буду здоров. А когда… когда я узнал, что его больше нет, моей первой реакцией был страх… ужас. Я подумал: «Все. Конец. Теперь никто не сможет мне помочь».

Мужчина снова сделал паузу, собираясь с силами. Вздохнул, как перед тем, как прыгнуть в первый раз с парашютом.

— Но теперь, — выдохнул он с облегчением, — теперь я знаю, что мы сможем, вместе мы сможем начать новую жизнь, не смотря на все ошибки, которые совершили. Теперь мы свободны, и каким будет наше будущее, зависит от нашего выбора здесь и сейчас. У меня все, — поправил он очки и слегка наклонил голову, как артист, когда собирается раскланяться после удачного выступления. — Может быть, Римме есть что добавить.

Роман вопросительно посмотрел на супругу.

— Можно я с места? — скромно улыбнулась она, и, не дожидаясь ответа, продолжала, все также улыбаясь. Женщина говорила очень быстро, как будто боялась забыть то, что хотела сказать. — Рома уже все рассказал. Мне нечего добавить. Мы считали себя посвященными, а на самом деле были рабами.

— … Но что есть Истина? Чтобы узнать, что есть жизнь, нужно пройти через смерть. ВЫ ГОТОВЫ РОДИТЬСЯ ЗАНОВО?

Его слова все еще преследуют меня, — женщина поправила очки таким же жестом, как ее супруг, отчего впечатление сходства между ними усилилось. — И я не знаю, когда мне удастся освободиться от его голоса, который зовет меня обратно, в Долину Скал. Этот голос стал моим внутренним голосом, но теперь я знаю, он принадлежит не мне. И еще… я поняла главное. Я не хочу обратно в Долину Скал. Это не мой мир. Передо мной как будто открылась новая дверь, и я не знаю еще, что меня ждет за ней, но я предчувствую, что стою на пороге чего-то, что принесет мне радость.

Я первой узнала, что у меня ВИЧ, когда была беременна. Я убедила Рому также сделать анализ крови, и оказалось, что у него тот же диагноз. Когда я, наконец, почувствовала себя свободной, моей первой реакцией была ненависть. За то, что он сделал с нами. Но сейчас… Я прощаю его… Да… я прощаю его, — повторила женщина, и меланхоличное выражение на ее лице сменилось радостью.

Умиротворенное молчание, которое нарушали только тиканье больших позолоченных настенных часов и детские голоса, разрядилось аплодисментами, как праздник долгожданным фейерверком.

— Ну что, кажется, теперь моя очередь, — с извиняющейся улыбкой начала женщина со стрижкой. По-видимому, она была старше всех за этим столом. — Если позволите, я тоже не буду вставать.

— Ладно, Ольга Егоровна, — снисходительно улыбаясь, махнула рукой хозяйка дома. — Давайте, как кому удобно.

— Вы все знаете, кроме «новенькой», — Ольга Егоровна посмотрела на Ингу, — что я заведую этой самой библиотекой. Когда Аникшин пришел ко мне и сказал, что хочет организовать здесь клуб парапсихологии, я не увидела в этом ничего плохого.

Вот все «выступавшие» рассказывали о том, как пришли в этот клуб… У меня тоже есть своя предыстория, — женщина выражала свои мысли несколько косноязычно, с извиняющейся улыбкой, но при этом с налетом театральности. Впрочем, все собравшиеся говорили, пожалуй, несколько выспоренным слогом, как актеры со сцены.

— А потом… — женщина часто-часто захлопала ресницами. — Потом заболела Сонечка. Мы повезли ее в больницу.

Врачи поставили диагноз «лейкемия». Тогда я и обратилась к Аникшину…

— Значит, у вашей внучки рак крови… — мужчина в белом задумчиво качает головой.

— Я так растеряна… что же нам теперь делать, Сергей… простите, пожалуйста, забыла ваше отчество…

— Александрович…

Мужчина обводит рассеянным взглядом пыльные полки с проштампованными библиотечными книгами, аккуратно рассортированные.

Нервно перебирая пальцами, стучит по столу. Встает. Подходит к ближайшей этажерке «Азбука классики». Проводит рукой по верхней полке. Пальцы скользят вниз. Наклоняется. Берет книгу наугад.

Стефан Цвейг. «Нетерпение сердца».

Как на фотопленке, как будто кто-то нажал невидимую кнопку спуска, момент этот оставляет отпечаток в сердце женщины.

«Стефан Цвейг покончил с собой», — мелькает почему-то некстати в ее голове, и женщина тут же настойчиво отгоняет эту мысль.

Мужчина листает книжку, ненадолго задерживается на какой-то странице.

Женщина напряженно следит за каждым его движением.

Она еще не осознает этого, но в сердце ее уже робко мерцает ни на чем еще не основанная надежда.

— Я помогу вам.

Она ждала, хотела услышать эти слова, и когда он произнес их, поспешно кивает головой, точно боясь, что он передумает.

— Приходите завтра вечером после восьми ко мне домой. Вы знаете, где я живу?

— Он не был еще тем могущественным гуру Таном, который превратил нас в тени, — теперь женщина говорила быстро, без остановки и еще более высокопарно. — Вечером я привела Сонечку к нему. Он сказал жене, чтобы она нам не мешала, закрыл дверь, и мы остались в комнате втроем.

Я никогда не забуду эту комнату. По-видимому, зал. Зеленые кресла, диван, телевизор… Довольно просторная комната, но чуть ли не наполовину заваленная всяким хламом — какими-то подушечками, салфеточками, панно, мягкими игрушками.

Инга с удивлением отметила разницу между тем, что она сама увидела в доме Аникшина, и тем, что рассказывала одна из его учениц.

— Я смотрела, как Аникшин водит руками над головой Сонечки. Хотела и не могла поверить, что это поможет моей внучке. А он как будто угадал мои мысли. «Вы, главное, верьте», — так он сказал.

А что мне еще оставалось?

Дочь и зять, правда, не особенно верили, что Сонечке поможет экстрасенс.

Но не мешали мне водить к нему внучку.

Неделю так Аникшин водил над ней руками.

А потом мы сделали повторный анализ, — радостное удивление отразилось на лице женщины, как будто она снова переживала тот момент. — Нам сказали: «Извините. Вашей девочке поставили ошибочный диагноз. Очень редко, но такое случается». До сих пор не понимаю, как могло такое произойти. Ошиблись медики, или и впрямь Аникшин излечил Сонечку…

Но только Аникшин с тех пор стал для меня всем. Да и как я могла не верить каждому его слову, если он спас Сонечку.

Помню, — женщина глубоко вздохнула, — после этого он решил, что сможет лечить больных раком и СПИДом. Он сказал, чтобы я взяла Сонечку, и мы втроем пошли в онкологический диспансер. Там он и встретил Змею.

Инга вопросительно посмотрела на Одинокого Лота, но он был слишком увлечен рассказам и не обратил внимания на ее взгляд.

Но речь шла, явно, не о рептилии.

ТАК КТО ЖЕ ЭТА ЗМЕЯ?

— К счастью, главврач не стал нас слушать, и даже пригрозил вызвать милицию если мы появимся еще раз. Так что в диспансере мы нашли только одного клиента. Клиента?.. — повторила женщина уже с вопросительной интонацией, вдумываясь в сказанное, может быть, из-за банального косноязычия, слова. — Я до сих пор не знаю, можно ли назвать людей, которых взялся исцелять Аникшин, его клиентами. Хотя он и брал деньги и подарки в знак благодарности, но, думаю, это для него не было главным.

В знак согласия бывшие ученики Аникшина все, как один, закивали головами.

— Может быть, он, действительно, хотел помочь неизлечимо больным, но еще больше — почувствовать себя всемогущим.

Никто не возразил Ольге Егоровне и на этот раз.

Звонок, пронзительный и долгий, оборвал рассказ. Хозяйка дома поспешила к двери.

Нервные женские молодые голоса, перебивая друг друга, наводнили прихожую. Казалось, их было много — этих нервных женских молодых голосов. Их было только два. Инга узнала, кому они принадлежат, сразу же, до того, как Снайк и Ванга осторожно вошли в зал.