Легенды и мифы Невского проспекта - Наум Александрович Синдаловский

В начале 1990-х годов, когда все стало постепенно возвращаться на «круги своя», одним из первых был переименован Гастроном № 1. Он вновь стал Елисеевским.

На тротуаре у Елисеевского магазина всегда люди. Это одно из мест встреч и свиданий петербуржцев и гостей города. У него даже есть свой фольклорный адрес. Вспомните о металлических трубчатых перилах, ограждающих наружные витрины универмага. Так вот, в народе это – «Жердочка», прислонившись к которой, можно скоротать несколько минут ожидания.

В здании Торгового дома Елисеевых расположен Театр комедии. В отличие от всех остальных театров, которые, как известно, начинаются с вешалки, по утверждению ленинградского фольклора 1950–1970 годов, «Театр комедии начинается с Елисеевского магазина». В свое время это действительно было так, как в переносном, так и в буквальном смысле слова. Комедия пустых продовольственных прилавков, которая всю жизнь сопровождала советского человека, особенно остро ощущалась в Елисеевском магазине. Некогда славившийся богатством ассортимента товаров со всего мира, магазин, мимо стеклянных дверей которого пролегала дорога в театр, поражал бедностью скучных и однообразных витрин. Говорят, в 1979 году, когда театр отмечал свое 50-летие, перед его входом был вывешен огромный плакат с двусмысленным текстом: «Пятьдесят лет советской комедии».

Витрина Елисеевского магазина

«Театр в гастрономе», или «Третий зал гастронома», как с грустной иронией называли его ленинградцы, от двух торговых залов собственно магазина отделяют несколько широких ступеней, которые ведут в кассовый зал театра. В театральной среде этот стеклянный вестибюль называют «Стойлом», «Аквариумом», «Эстакадой». Помните строчки Иосифа Бродского:

И я, боже мой, получу деньги.

И все тогда пойдет по-другому.

И бороду сбрив, я войду по ступеням

В театр… в третий зал гастронома.

В 1935 году художественным руководителем Театра комедии стал Николай Павлович Акимов. В 1949 году он был снят с этой должности. Если верить городскому фольклору, это произошло во время гастролей театра в Москве. Тогда в столице одновременно гастролировали два театральных коллектива – Ленинградский театр комедии и Белорусский театр драмы.

Однажды Сталину будто бы захотелось посмотреть «что-нибудь революционное», и он выбрал спектакль белорусского театра. Но из-за ошибки аппарата Сталин случайно попал на спектакль по пьесе итальянского драматурга Луиджи Пиранделло, сыгранный ленинградской труппой. Взбешенный вождь, согласно преданию, покинул театр со словами: «Это про революцию?!» Наутро постановщика спектакля главного режиссера Театра комедии Николая Павловича Акимова сняли с должности, которую он вновь занял только через два года после смерти Сталина.

18 октября 1942 года в помещении современного Театра комедии был создан драматический театр, который в народе сразу же стали называть «Блокадным». Его труппа состояла из актеров ленинградских театров, не успевших или не захотевших эвакуироваться на Большую землю. Первым спектаклем, сыгранным на сцене нового театра в том же году, была пьеса Константина Симонова «Русские люди». Затем были поставлены и сыграны еще несколько спектаклей. В помещении Театра комедии «Блокадный театр», так и не получивший своего официального названия, проработал до 1944 года. Затем был переведен в помещение Театра имени В.Ф. Комиссаржевской на улицу Ракова (ныне – Итальянская), 19.

Через дом от Елисеевского магазина, в доме № 60, в 1844–1845 годах снимал квартиру поэт и литературный критик князь Петр Андреевич Вяземский. В 1780-х годах на этом участке стоял двухэтажный каменный дом купца И.Ю. Денисова. Затем владельцем дома стал сын полководца екатерининских времен П.А. Румянцева-Задунайского – граф С.П. Румянцев-Задунайский. В конце 1830-х годов дом перешел в собственность княгини В.С. Голицыной, а от нее – к графине А.А. Толстой. Серьезной перестройке дом подвергся в 1858 году, когда его хозяином стал почетный гражданин Петербурга купец И.И. Глазунов. Здание было надстроено, его фасады получили новое оформление. Наконец в 1923–1924 годах дом приобретает современный вид. В 1913 году во дворе этого дома по проекту архитектора В.В. Шауба было построено здание кинематографа «Пикадилли», переименованного в советское время в «Аврору».

Петр Андреевич Вяземский происходил из старинного рода удельных князей Рюриковичей. Его отец, князь Андрей Иванович, верой и правдой служил Екатерине II. При Павле I он был назначен сенатором и получил чин тайного советника. Матерью Петра Андреевича была ирландка Дженни О’Рейли, похищенная у законного мужа князем Андреем Ивановичем во время путешествия по Европе в 1782–1786 годах и привезенная в Россию.

В молодости политические убеждения Вяземского были вполне радикальными. И хотя он не был декабристом, но по убеждениям был близок к ним и не зря заслужил у современников прозвище «декабриста без декабря». Это мнение разделяли не только друзья Вяземского. Например, Николай I говорил о Вяземском, что «отсутствие имени его в этом деле, указывает, что он умнее и осторожнее других». Сохранилась легенда о том, что вечером 14 декабря 1825 года, после разгрома восстания на Сенатской площади, Вяземский тайно встречался с Иваном Ивановичем Пущиным и взял от него «на сохранение портфель с политически опасными бумагами».

Вяземский знал Пушкина еще мальчиком, в Москве. Он был знаком с его родителями и дядей Василием Львовичем Пушкиным. Следил за творческими успехами юного поэта, в то время еще лицеиста, а затем стал его старшим другом.

Вяземский оставил множество записных книжек, переполненных бесценными свидетельствами городского фольклора – слухами, анекдотами, легендами. Тем не менее, по утверждению современников, сам Вяземский слыл человеком весьма трезвым и прагматичным, начисто лишенным каких-либо суеверных предрассудков. Тем не менее рассказывают, что, когда знаменитая «Княгиня ночи» Авдотья Голицына, всерьез увлеченная философией и математическими науками, начинала при нем рассуждать о дугах, касательных и прочих специальных терминах, он незаметно отворачивался и «тихонько крестился».

Каково же было его удивление, когда он, как об этом увлеченно пересказывали в аристократических и литературных салонах, неожиданно пережил собственный «мистический опыт». Однажды, вернувшись домой и войдя в собственный кабинет, он увидел «самого себя, сидящего за столом и что-то пишущего». Вяземский осторожно заглянул двойнику через плечо. То, что он увидел, никто никогда не узнал. Он об этом не рассказывал до конца своей жизни. Но, как утверждали со знанием дела в Петербурге, с тех пор «стал верующим христианином».

В остальном же Вяземский ничем не отличался от круга своих сверстников. Он оставался обыкновенным сыном своего времени. Фрондерствовал, играл в карты, в молодости чуть не разорился, волочился за женщинами. Но умел при этом оставаться верным и преданным другом. В подмосковном имении Вяземского Остафьеве хранился загадочный черный ящик, который Петр Андреевич всю свою жизнь оберегал от посторонних. Ящик