Золото шаманов - Юрий Гаврюченков

Нам повезло. Горючки хватило, чтобы добраться до спасительного убежища. Нас встретил хмурый пожилой человек, похожий на старого чёрта. Отличный врач, как выяснилось позже. В качестве жилища отвёл большой кирпичный бокс где-то на отшибе. Места хватило не только «Уралу», но и нам, чтобы размять ноги. Благодетель, представившийся Михаилом Соломоновичем, наспех обработал вадикову руку средствами из автомобильной аптечки и отбыл на своей новенькой «семёрке», пообещав вскорости вернуться. Он привёз пару матрасов, одеяла и еду. Занялся Вадиком уже по-настоящему. Прочистил рану, залил мирамистином, причиняя Гольдбергу невыносимую боль, сказал, что дело пойдёт на поправку, если держать раневой канал в чистоте. Вопросов лишних не задавал, будто принимать увечных беглецов на угнанных у СОБРа грузовиках было для Михаила Соломоновича заурядным событием. Не исключено, что так оно и было. В этом суровом краю люди и заведённые ими порядки были специфическими. Подстать природе и климату. Сталкиваться с ними вновь мне больше не хотелось ни при каких обстоятельствах.

На матрасах мы провели четыре долгих дня. Чтобы чем-то занять себя, отскребли от корки кальцита Золотые Врата и покрасили шаровой краской, банок двести которой стояло штабелем возле стены. Теперь Врата выглядели совершенно непрезентабельными чугунными плитами, мятыми и неровно обрезанными. Тягать их, а, тем более, интересоваться, что скрыто под слоем краски, никому бы в голову не пришло.

Гольдберг вызволил нас из гаражного заточения, явившись, словно жирный и деятельный ангел, посланник Бога и Судьбы. Кроме него, надеяться нам было не на кого.

– Ну что, разбойники? – спросил он, внедряясь в гараж через приоткрытую Михаилом Соломоновичем створку. Вадик при его словах испуганно дёрнулся и чуть не обгадился от страха, услышав такие речи. – Залегли на дно и думаете, что вас никто не найдёт?

Я напряжённо замер, ухватившись за рукоять Сучьего ножа, а потом узнал голос и на душе сразу полегчало. Пришла уверенность в том, что мы выберемся.

Гольдберг-старший приехал выручать брата не с пустым кошельком. Иначе как объяснить, что всё делалось быстро и качественно, будто по мановению волшебной палочки. И если с транспортировкой нашей компании проблем не возникало (посадил на поезд – и вперёд!), то доставка золота казалась проблемой нерешаемой. Но только не для Давида Яковлевича.

– Ого, – только и сказал он, когда мы отскребли кусочек краски, обнажив истинное лицо Врат. – И это обе плиты? Тогда что же мы сидим? Приступаем к делу!

Молчаливый Михаил Соломонович привёз «газель» досок и к вечеру мы зашили обе створки в прочную тару, изнутри обмотав для полной конспирации рубероидом, рулон которого валялся в гараже.

Ночь мы со Славой провели на матрасах возле Врат, а Гольдберги отбыли в более комфортабельные условия. Сон не шёл. Мы дружно чесались. Хотелось в баню, ведь не мылись больше недели, а только бегали по лесу и спали в одежде. От ведра с испражнениями несло. По крыше скрежетала когтями ночная птица.

– Слава, – сказал я, – а ведь мы богаты!

– Разбогатеем, когда домой вернёмся, – осторожность не покидала корефана.

– Разбогатеем! – с уверенностью заявил я.

На рассвете ворота гаража лязгнули. Мы спросоня похватались за оружие.

– Выспались, я надеюсь? – бодрый голос Давида Яковлевича полился елеем на наши душевные раны. – Тогда подъём, собираемся в дорогу.

Протяжно зашипев тормозами, у гаража остановилась пафосная «Скания». Водитель был подстать Михаилу Соломоновичу – поджарый, молчаливый, в годах. Обращаться к нему надо было Валерий Палыч и на «ты». Впятером мы заволокли в кузов надёжно упакованные Врата. Они весили удивительно много.

– Готово, – радостно объявил Гольдберг. – Сейчас мы поедем грузиться, а вы с Мишей позавтракайте в кафе на выезде.

Он забрался в кабину к Валерий Палычу и укатил на склад.

– Нам тоже пора, – лаконично заметил хозяин. – Волыны в гараже оставьте. Нехорошо получится, если менты на трассе запалят.

Мы с корефаном переглянулись. Достали из-под одежды стволы, протёрли, сложили в углу и прикрыли ветошью. У нас ещё оставались ножи. О них разговора не было, да и милиция в последние годы стала относиться к пикам спокойно.

Когда мы вышли на дневной свет, Михаил Соломонович оглядел нас с головы до ног и вздохнул.

– Ну, чё, совсем завшивели в подполье? – Слава правильно его понял.

– Вроде того, – вежливо съехал Михаил Соломонович. – Предлагаю перед завтраком в баню. Сауну не обещаю, но душевая работает.

– Больше нам и не надо, – сказал я.

В машине, старом «Шевроле Тахо», ждал Вадик. Вид у него был нездоровый, но чистенький и нарядный. Двоюродный братец позаботился о нём, пока мы гнили на матрасах.

– Приве-ет, – сонно протянул он, когда я устроился рядом на заднем сиденье.

– Привет. Ты что такой вялый?

– Я ему димедрола вколол, чтобы тряску легче переносил, – пояснил Михаил Соломонович. – Что, тащит тебя, волка́?

– Та-ащит, – пробормотал Вадик.

За минувший вечер они познакомились и между ними что-то произошло. Судя по бойкому виду Давида Яковлевича, ничего слишком плохого и непоправимого, но отношение к Вадику явно ухудшилось. Должно быть рассказал о наших подвигах.

Как бы то ни было, ко мне с корефаном Михаил Соломонович продолжал относиться вежливо, наверное, боялся. Мы посетили душевую на задворках автокомбината, открытую по первому же стуку пьяным сторожем. Зеркало в раздевалке отразило чью-то страшную чумазую рожу. Я даже не сразу понял, что мою. Надо же так изгваздаться! Впрочем, это было легко исправить. Горячая вода, мыло и старая мочалка – что ещё нужно вышедшему из леса партизану? Разве что бритва. Одноразовый станок нашёлся у запасливого чёрта. Мы привели внешность в порядок и почувствовали себя бодрее. Даже КПМ на выезде из Красноярска перестал нас пугать.

Из города выехали беспрепятственно. Дорожный инспектор мельком глянул документы Михаила Соломоновича и отпустил машину. Всё было подозрительно мирно. Казалось, сюда не дошли известия ни об усть-марьском побеге, ни об усть-марьской резне. Во всяком случае, на пассажиров менты не обратили ровным счётом никакого внимания. Мы отъехали от поста и остановились возле дорожной закусочной. После бани зверски хотелось есть. «Скания» с Гольдбергом-старшим подвалила аккурат к десерту. Мы сели в «Шевроле» и поездочка началась.

Меньше всего я хотел бы повторить этот забег. Если уж поездка в мягком вагоне из Москвы до Красноярска показалась мне безумно долгой, то что говорить о затяжном пути на машине! Перегоны, перекусы в придорожных гадюшниках и – дорога, дорога, дорога, перемежаемая редкими и короткими ночёвками в мотелях. В детстве я никогда не хотел быть шофёром-дальнобойщиком, отличие от других мальчишек, наверное, инстинктивно понимал тоску бесконечной трассы. Решительно не принимаю этой романтики. Впрочем, trahit sua quemque voluptas. [19]

На второй день сидячего образа жизни расклеился Вадик. Мы со Славой переместились в «Сканию», предоставив Гольдбергу-старшему вести машину посменно с другом, а Гольдбергу-младшему позволив улечься на широком диване «Шевроле». Однако к Перми Вадику сделалось совсем хреново. Его трясло, мутило и подташнивало. Рана загноилась, он заметно ослаб. После Ижевска перестала помогать волшебная аптечка Михаила Соломоновича, и мы стали всерьёз обсуждать – вернуться в город и сдаться на милость врачей или дотянуть до Казани, чтобы передать больного на руки каких-то сомнительных корешей Давида Яковлевича. Оба расклада были мутными, а первый так и вообще губительный: о пациенте с пулевым ранением в больнице сразу телефонируют ментам. И мы решили везти Вадика дальше. Золото в кузове не оставляло возможности выбора.

Вадиковы мучения кончились в Москве. Пока мы с грузом ждали в мотеле, «Шевроле» умчался в город и к вечеру вернулся без раненого пассажира. Усталый, но довольный Давид Яковлевич предложил немедленно выдвигаться в Петербург. Мы домчали до него к полудню, трижды остановленные мусорами и один раз подвергнутые досмотру питерским ОМОНом с выворачиванием багажника и проверкой документов. Наши со Славой паспорта успешно заменила пятидесятидолларовая банкнота. Выглядели мы опрятно, вели себя скромно и претензий не вызвали. Да здравствует коррупция!

Я так и не узнал, что мы везли на «Скании» от самого Красноярска. В накладной были указаны обои и плинтуса. Не исключено, что так оно и оказалось на самом деле.

Главный груз наконец оказался в гараже Давида Яковлевича, реализовав семейную легенду Гольдбергов в трёх центнерах чистого золота.

Сибирская экспедиция закончилась.

Только сейчас, в спокойной обстановке, я смог оценить величие своей находки. Из дальнего угла гаража Врата являли собой потрясающее зрелище. Электрический свет отражался от них волшебный сиянием, в котором окружающие предметы теряли грубую реалистичность и обретали неземную эфирную красоту.