Борьба вопросов. Идеология и психоистория. Русское и мировое измерения - Андрей Ильич Фурсов

нового подхода к нему) и макросоциальное (превращение науки из «двумерной» – стиль мышления, тип деятельности – в «трехмерную», в социальный институт, т. е. рождение науки как таковой, как особой, наряду с философией, схоластикой и т. д. формой организации позитивного и рационального знания). Хотя интеллектуально явное и фиксированное противостояние Веры и Разума началось с 1277 г. (запрет 219 «вредных доктрин», пытавшихся примирить Веру и Разум), институционально это противостояние было оформлено в ходе и посредством научной революции XVII в.

Если наука как институт оформилась в XVII–XVIII вв., то возникновение и оформление идеологии произошло позже. Даже если признать Просвещение несостоявшейся единой светской рациональной протоидеологией («единая» идеология, в отличие от «единых» религии и науки, невозможна по ряду имманентных капитализму как социальной системе причин, о чем позже), то придется констатировать 100-150-летнее запаздывание. Ну а если говорить об идеологии как тримодальном явлении XIX в., то здесь «срока» увеличиваются до 200–250 лет. В любом случае, в так называемую «раннекапиталистическую» («раннесовременную») эпоху наметился раскол единого идейно-институционального христианского комплекса на три отдельные сферы (религия, наука, идеология), каждая из которых стала особой формой отношения к реальности и представления истины как «сгущенной», «сконденсированной» реальности и каждая из которых продолжила процесс самодробления, сегментации (разные формы протестантизма, три идеологии, три базовые социальные науки), что стало социоморфическим отражением дифференциации социального целого как нормы развития буржуазного общества.

VII

Любая идейная система есть отношение к реальности, представленной в идейно-упорядоченном виде, т. е. как истина и ценность. В этом смысле любое отношение к реальности есть отношение к истине (реальности-как-истине) и ценностям или ценностное отношение (либо на рациональной, либо на иррациональной основе), по крайней мере, в капиталистической системе. Сферы, о которых идет речь, следующие: 1) собственно религия (отношение «субъект – Бог», «субъект – абсолют», «субъект – дух как божественная, трансцендентная истина»; это комплекс отношения, основанный на Вере); 2) наука (отношение «субъект – истина», освобождение от веры и, строящееся на рациональной основе, как самодостаточной теоретически – «субъект – понятие»); 3) идеология (отношение «субъект – истина», выраженное секулярно и пропущенное сквозь призму особых социальных интересов; отношение «субъект – интерес» особой группы, в котором интерес данной группы представлен как универсальная истина и всеобщее благо).

Религия и наука, будучи диаметрально противоположны по принципам, целям и основам знания (вера и разум), схожи друг с другом как всеобщие (универсальные) и содержательные системы знания. И религия, и наука стремятся к Истине в качестве субстанции, противостоящей обществу в целом. Другое дело, что использоваться религия и наука могут в интересах отдельных классов, групп, корпораций, могут выполнять и такую функцию, однако, в данном случае последняя, во-первых, вступает в противоречие с субстанцией; во-вторых, может быть направлена против тех, кто таким образом использует религию и науку. С точки зрения функционально-частного, а не содержательно-общего использования наука и религия суть опасные и обоюдоострые средства.

Идеология, в отличие от религии и науки, есть частное и функциональное знание: частное – поскольку оно ищет и отражает истину, «противостоящую» не обществу в целом, не человеку вообще, но особой группе; функциональное – поскольку само содержание знания определяется интересами и в интересах особой социальной группы, т. е. является их социальной функцией. Повторю: религия и наука как всеобщие (универсальные) и содержательные формы знания могут использоваться и интерпретироваться в особых, групповых социальных интересах, однако это есть акт, нарушающий имманентные цели и суть религии и науки. Идеология же по своей социальной природе и целям есть форма организации идей, исходно ориентированная на специфическое, обусловленное особыми интересами отношение к реальности-как-истине, на искажение и отрицание этого отношения как универсального и содержательного, на социально-заинтересованное ограничение истины, т. е. на ее функционализацию, прав Л. Фойер, который считает, что для идеологии, в отличие от науки, нет объективной истины, поскольку идеология связана с интересами. Правда марксизм всегда претендовал на знание объективной истины, но марксизм в отличие от консерватизма и либерализма, провозгласил себя научной идеологией, что, как мы увидим, стало его силой и слабостью одновременно.

В этом плане одна из функций и задач идеологии – блокировать реальный анализ систем идей (знания об идеях – идео-логии) и их социальных корней и основ. Поэтому одна из первейших задач идео-логии – анализ и деконструкция идеологии: тень должна знать свое место. В то же время в задачи идео-логии входит и анализ общественно-экономических основ и «материального носителя» данной идеологии – тех или иных социальных и политических групп, так сказать «социальных жестких дисков и дискет»; этой задачей нередко вполне осознанно, но чаще бессознательно/подсознательно – бытие определяет сознание – пренебрегают идеологи и представители «социально-идеологических групп», например, интеллигенция. В этом (но только в этом!) плане идеология есть элемент системологии капитализма.

Будучи отрицанием одновременно и религии, и науки и стремясь объективно вытеснить их, подменив собой, идеология никогда не может и не сможет этого сделать ввиду тех имманентных ограничений, которые налагает на нее ее социальная и гносеологическая природа и которые проявляются в неразрешимом противоречии между исходной социопознавательной специфичностью и функциональностью, с одной стороны, и стремлением представить их как социальную всеобщность и содержательность – с другой, между претензией на представление классово ограниченной реальности как социально всеобщей истины и отсутствием содержательной и универсальной основы для этого.

Снять это противоречие, функционально компенсировать имманентно незавершенный характер идеологии относительно реальности и истины призвано использование идеологией элементов как науки, так и религии. Секулярные, рациональные, научные элементы «компенсируют» иррациональную, сакральную незавершенность идеологии, тогда как религиозные «дополняют» идеологию там, где она «незавершена» религиозно/иррационально. Поэтому, хотя своим функциональным характером идеология адекватна промышленному капитализму с несовпадением функциональных и субстанциональных аспектов его бытия, в результате чего резко усиливается автономия идеологии; хотя именно идеология выражает социальные конфликты мировой капиталистической системы в ее зрелом (1848–1968) состоянии и сменяет в этом качестве религию как идейную форму социальных конфликтов периода генезиса и ранней стадии капитализма (XVI–XVIII вв.); хотя именно идеология выступает как средство критики религии, несмотря на все это, идеология, будучи частичным секулярным «целевым» знанием, не только никогда не может избавиться от религиозных, иррациональных элементов (фактор цели!), но даже сама изобретает и внедряет их, чтобы избежать самоубийственной для нее чистой внецелевой секулярности и рациональности (культ Высшего Существа у якобинцев, языческие элементы культа Вождя и «культа мертвых» у большевиков и т. п.).

В ситуации полной чистоты и ясности идеология оказывается в положении «голого короля» – становятся видны все или почти все ее, скажем так, неадекватности; частичная и функциональная рациональность оборачивается целостной субстанциальной нерациональностью или даже иррациональностью. Бесстрастный лик Общей Истины превращается в хищный оскал Группового Интереса, и идеология