Соучастие постфактум - Вивиан Э. Чарльз

– И исчезла из виду, – подсказал Борроу.

– Поскольку тело леди лежит у ваших ног, – Хед обернулся к ним с переднего сиденья, – то вы оба можете повременить со своими комментариями, хотя бы пока мы не приедем.

XXII. Возвращение

Под письмом, которое Маргерит оставила Денхэму, тот увидел еще одно – то, которое она получила. В углу листа он заметил обратный адрес: «Керкмэнхерст, Лондон-роуд, Вестингборо», – и первые слова: «Уважаемая мисс Уэст...». Но Денхэм отвернулся и, устроившись у камина, принялся за чтение страниц, вынутых им из конверта. Почерк был четкий и разборчивый:

Дорогой,

«Ничто ни на земле, ни на небесах, ни даже в аду не изменит моей любви к тебе и не принизит твою значимость для меня».

Это ты сказал мне прошедшим вечером, незадолго до того, как ты оставил меня здесь. Теперь я знаю, как знала и в то время, когда ты в первый раз обнял меня – это неправда.

Я не хотела, чтобы ты знал о моих чувствах к тебе. Скрывать, что ты значишь для меня больше, чем любой другой мужчина, было легко, но лишь до того момента, когда мы возвращались с концерта. А когда ты рассказал обо всем, что сделал ради сохранения моего доброго имени, и через что тебе пришлось из-за этого пройти, когда я поняла, что ты ценишь меня выше долга, я поняла, что в долгу перед тобой. Но так ли это, или это была лишь тоска по твоим объятьям? Не могу сказать, знаю лишь одно: дни с тобой были чудесными, и от того, что я знала, что все идет к концу, они казались еще чудеснее.

Не знаю, когда ты будешь читать это письмо, как и то, будешь ли ты вообще его читать. Вполне вероятно, что я смогу уйти, как и собиралась – не дав тебе знать, что я люблю тебя. Но даже если и так, то я должна каким-то образом признаться тебе. Вероятно, таким образом. Я не уверена.

Как видишь, в начале я назвала тебя «дорогой», но не «мой дорогой». Когда ты прочтешь это письмо, ты уже не будешь моим. Я знаю тебя достаточно хорошо, чтобы понять, что ты не станешь оправдывать меня так, как я оправдываю себя – принять справедливость моих действий не в твоем характере. Я видела, как тело моей сестры принесли домой, и я знала, что причиной ее смерти был Эдвард Картер. Когда мой брат умирал, я сидела возле него, зная, что его убил Эдвард Картер. До смерти брата я успела пообещать ему, что Картер умрет от моей руки, поскольку по закону его не наказать. Я не убила Картера – я казнила его, взяв одну его жизнь за те две, что отнял он.

Говоря тебе это, я сознаю, что ты не поймешь этого. Пока я пишу эти строки, я представляю ужас в твоих глазах, когда ты будешь их читать, и я знаю: у тебя не останется любви ко мне. Отчего я так сильно люблю тебя? Я задаю себе этот вопрос, но не нахожу ответа.

Сюда я приехала более двух лет назад – чтобы найти и уничтожить человека, который убил тех, кого я любила. До этого я выяснила, что Харрисоны уехали в Таормину, так что сама я отправилась туда же, чтобы познакомиться с ними – после этого мне было легко подыскать себе жилье в Вестингборо. Один человек, Мортимер, знал меня под моим настоящим именем – Маракита Вески. Он был из окружения Картера, и я знала, что ради собственного положения здесь Картер не захотел бы раскрывать мою личность – сестры одной из его жертв. Поскольку он знал, что моя сестра мертва из-за него, а о смерти моего брата он не знал, то он все еще боялся мести со стороны моего брата. Мортимер пообещал хранить мой секрет и хранил его, даже если и догадывался, что Картера убила либо я, либо мой брат.

Я была терпелива. Если бы я отомстила слишком быстро, то могла бы сразу же оказаться под подозрением как новоприбывшая. Но я планировала сделать то, что должна: убить его, причем таким образом, чтобы ко мне не привели никакие ниточки. Сегодня днем ты сказал, что инспектор Хед найдет убийцу, но я не верю в это. Иногда, на мгновение, мне кажется, что такое возможно, но затем я вновь отметаю эту мысль. За те два года, что я прожила здесь, исчезли все возможности узнать во мне Маракиту Вески – теперь я Маргерит Уэст. Но, насколько мне известно, некоторые люди знали, что моя сестра Анита умерла из-за Картера. Но даже если бы меня узнали, это не указало бы на мою причастность к его смерти.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Сейчас мне кажется странным, что ты неосознанно помог моему плану. Из-за дефекта в твоем двигателе никто не подумал о выстрелах, а затем, когда на рассвете ты увидел меня, но не стал об этом говорить – ради моего блага, хотя на самом деле все было совсем не так, как ты думал. В старинном сундуке у меня в холле хранится одежда, бывшая тогда на мне, а также пистолет, веревка, при помощи которой я забиралась на дерево, плащ и чепец медсестры. Когда-нибудь, когда станет безопасно, я должна буду уничтожить все это.

Я рассказываю тебе все это, чтобы ты не сомневался: смерть Картера была справедливой казнью, а не убийством. Накануне я позвонила ему, и, опасаясь моего брата, он согласился открыть собственную дверь в предрассветный час – в четыре утра. Но это было не только из-за страха: он всегда мечтал о таком приключении – девушка приходит к нему одна в ночи. Он был из тех, кто может спуститься к вратам ада, лишь бы овладеть женщиной. И я рада, что отправила его за эти врата. Я не испытываю ни угрызений совести, ни страха.

Я боялась, что снег может разрушить мои планы, но потом поняла, как использовать его для усовершенствования планов. Обрывающиеся следы, и еще одни – далеко от дома Картера. Две цепочки следов ничто не связывает, и, несмотря на снег, убийца исчезает так, что его невозможно отследить. А убийство до того кровавое и жестокое, что его наверняка сочтут делом рук мужчины. Но все же его смерть не сравнить даже с одной сотой тех мучений, через которые прошел мой брат, когда он тяжело и медленно умирал. Как и с одной сотой агонии моей сестры, когда та шла к смерти. Из-за них двоих я жалею лишь о том, что не смогла заставить Картера страдать еще сильнее.

Говоря тебе это, я сознаю: до конца ты меня не поймешь и не оправдаешь меня так, как я оправдываю себя. Этого нет в твоей крови, этого нет в твоем народе, к которому я принадлежу лишь наполовину. А если я не убью твою любовь ко мне сейчас, то когда-нибудь я рожу тебе детей, но, возможно, через много лет все то, о чем я сейчас пишу, все равно как-то станет известно тебе, и тогда моя жизнь потеряет смысл. Так что я знаю: мне нужно отпустить тебя, уйти самой, а чудо этих дней должно завершиться.

Снова рассвет. Сколько еще пройдет рассветов прежде, чем я смогу заставить себя отказаться от тебя? Отослать тебя выполнять обещание, которое я взяла с тебя. Не сразу, но ты сдержишь его, а я не буду ревновать или обижаться. Живя, я буду радоваться, что ты обрел маленькое, но более надежное счастье, нежели то, которое я смогла бы тебе дать. А умерев, я окажусь настолько близко к тебе, насколько позволит Бог, и буду любить тебя так же сильно, как и сейчас.

Дорогой… все еще мой дорогой – ведь пока я пишу, ты еще не знаешь, что вскоре я найду в себе силы отказаться от тебя… я повторяю, что не чувствую ни угрызений совести, ни страха. Я сдержала обещание, послужив правосудию. Если мои действия станут известны, то мой побег от человеческого наказания уже запланирован – это будет прямой путь к Высшему Суду, которого я не боюсь.

Я пишу из-за того, что сегодня ты сказал мне, что убийцу можно найти. На случай, если это и впрямь окажется так, хоть я в это и не верю. И пока я пишу, я очень сильно чувствую твое присутствие в этой комнате. Думаю, если я оглянусь, то смогу увидеть тебя у себя за спиной, смогу обнять тебя… мне так хочется увидеть тебя, прикоснуться к тебе, дать тебе все, что ты попросишь…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Уже рассветает, и через несколько часов ты вновь придешь ко мне.

Прощай, Хью

Маргерит