История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 11 - Джованни Казанова

Я знал, что граф Фредерик Боромее, тот, что подарил мне свою дружбу в Турине, был там, и, уверенный, что встречу хороший прием, я направился туда вместе с моим другом и двумя прелестными особами, из которых одна проходила его женой. Благодаря этому, вторая не выглядела предосудительно. У графа Боромее они спали вместе. Этот сеньор, хотя и разорившись, жил там как принц. Невозможно дать читателю представление, насколько замечательны эти острова. Там царит вечная весна, там никогда не жарко и не холодно. Граф кормил нас тонкими яствами и развлекал наших девиц рыбной ловлей. Очень некрасивый, старый, согнувшийся, разоренный, он мог еще нравиться. Возвращаясь в Лугано на четвертый день и уступая дорогу на шоссе встречной коляске, моя лошадь поскользнулась на краю и упала с высоты двух футов. Я ударился головой о большой камень и думал, что расколол ее. Обильное кровотечение по прибытии в Лугано внушило мне сильное опасение. Это был последний раз, когда я сел на лошадь.

В это время в Лугано приехали депутаты, делегированные от всех тринадцати кантонов. Луганцы их называли послами, г-н де Р. — avoyés (посланцами ). Они жили все у Тейоретти. Я ел вместе с ними все восемь дней, что они там оставались. Тот, что из Берна, привез мне новости о моем бедном друге М.Ф. и его семье, которые меня порадовали. Его очаровательная дочь Сара стала женой г-на де В. и была счастлива.

Это было после отъезда этих депутатов. Одним прекрасным утром в моей комнате появился несчастный Мараззани, которого, едва увидев, я схватил за шиворот. Он кричит, он понапрасну использует все свои силы, чтобы защититься, я тащу его наружу, он падает, и я падаю на него, так, что он не успевает воспользоваться ни своей тростью, ни шпагой; я влепляю ему пощечины, бью кулаками, на шум прибегает хозяин, и слуги вынуждают меня сдержать свой гнев. Я говорю хозяину не выпускать его и посылаю за Барджелло, чтобы поместить его в тюрьму. Я возвращаюсь в свою комнату под его крики, стараясь побыстрее одеться, чтобы пойти дать отчет обо всем г-ну де Р. Приходит Барджелло, спрашивает у меня, почему он должен заключить в тюрьму этого человека, и я отвечаю, что он узнает причину у г-на де Р., к которому я сейчас направляюсь. Вот причина моего гнева.

Читатель может вспомнить, что я оставил этого несчастного в Buon Ritiro, когда Алькальд Месса вызволил меня из этого ада, чтобы отправить домой. Потом я узнал, что он был отправлен в Африку в представительство (президио ), где служил королю Испании как галерник с жалованием солдата. Я был этим огорчен, но, не зная, что делать, я стер его из своей памяти. Этот человек, однако, не был виновен ни в каком преступлении. Его единственная ошибка была та, что у него не было покровителя, денег, и он был бездельником в городе Мадриде, где полиция в то время была очень строга и старалась следить за всеми бродягами.

Восемь месяцев спустя, в Барселоне, я увидел, среди танцовщиц оперы, Белуччи, молодую венецианку, которую я любил, когда она была еще девочкой. Я оставил ее мужа в Риге, где он находится еще и сегодня; мне вздумалось пойти передать ей новости и возобновить также, если она захочет, наши прежние амуры. Я пошел туда на следующий день; она издала крик радости, увидев меня, покрыла меня поцелуями и порадовалась, как она мне сказала, что мне повезло избавиться от ужасного несчастья, в которое меня ввергла тирания.

— Я не знаю, о каком несчастье вы говорите.

— О президио, где вы были приговорены к каторжным работам, которые обычно стоят жизни тем, кто к ним не привычен.

— Я никогда не был приговорен ни к каким работам ни в каком президио. Кто вам рассказал эту басню, которая меня позорит?

— Граф Мараззани, который провел здесь три недели, который претерпел то же несчастье и был более счастлив, чем вы, оттуда спасшись.

— Этот бесчестный подлец вас обманул, но клевета ему дорого обойдется.

Начиная с этого момента существование этого человека никогда не отражалось в моей памяти без того, чтобы я не загорался от желания как-нибудь найти его, чтобы заставить заплатить за тот вред, который он нанес мне столь черной клеветой. В Лугано судьба привела его ко мне. То, что я сделал, было ответом на первое движение души, и я решил больше ничего не делать, потому что, наконец, я побил его только кулаками, и, возможно, с него этого было достаточно. Он был в тюрьме, и я направился узнать, что может г-н де Р. сделать этому гаду, чтобы обеспечить мне маленькую сатисфакцию.

Когда г-н де Р. был информирован об этом деле, он сказал, что не может ни держать его в тюрьме, ни выгнать из города иначе, чем в соответствии с ходатайством, которое я могу ему представить, и в котором попрошу его защиты жизни от этого человека, которого я имею веские основания считать убийцей, явившемся специально в Лугано, чтобы меня убить. Он сказал, что я могу придать реальность моему обвинению, приведя действительные претензии, которые я против него имею, и представив в самом дурном свете его появление в моей комнате, когда он не был объявлен мне заранее.

— Сделайте так, — говорит он мне, — мы посмотрим, что он ответит; я спрошу у него его паспорт, я затяну дело, я прикажу, чтобы с ним обращались сурово, но, в конце концов, я не смогу выгнать его из города, особенно, если он представит хорошего поручителя по своей персоне и своему поведению.

Это было все, чего я мог требовать от этого славного человека; я составил обвинение и назавтра захотел получить удовольствие, чтобы его привели к этому человеку связанным, в моем присутствии. Тот заявил, что это, разумеется, неправда, что он зашел ко мне, чтобы меня убить, и что он говорил в Барселоне о том, что я был в президио приговорен к работам, лишь потому, что ему самому об этом говорили, и что если это неправда, очевидно, что его обманули. Капитан сказал ему, что выражение «ему говорили» не может служить извинением для человека, который публично клевещет на кого-то в ущерб его репутации, и что он не может отказать в справедливой сатисфакции, которой я от него требую. Он также сказал, что подозрение, возникшее у меня, о том, что он вошел в мою комнату, чтобы меня убить, может быть обоснованным, потому что я утверждаю, что он записался в гостинице под фальшивым именем, что я предполагаю доказать, дав залог, который послужит для него возмещением, если окажется, что он, как он говорит, является графом Мараззани. Он сказал ему, что он останется в тюрьме до тех пор, когда не придет ответ из Плезанса, является или нет он тем, за кого себя выдает.

— Если вы тот, за кого себя выдаете, — сказал он, — г-н Казанова даст вам ту сатисфакцию, которую вы захотите, а если окажется, что это не так, я обещаю вам, что вы будете наказаны выдворением из Лугано и со всей территории.