Чёрный дембель. Часть 3 - Андрей Анатольевич Федин

июля тысяча девятьсот семьдесят четвёртого года Бурцева и Тартанов отправились на прогулку к популярному в тех местах (среди молодёжи) месту: к Птичьей скале. Где ровно в полночь и произошла трагедия, оборвавшая в итоге жизнь Бурцевой.

Второго июля, на рассвете, Анастасию Бурцеву нашли на берегу моря гражданка Г. и гражданин Ж. (отдыхающие из расположенного неподалёку от Птичьей скалы пансионата «Аврора»). Бурцева не утонула, проявляла признаки жизни. Бдительные граждане немедленно вызвали скорую помощь – Анастасию Бурцеву доставили в районную больницу. По пути в больницу она ненадолго пришла в сознание и рассказала медицинскому персоналу о том, что с ней произошло. Бурцева сообщила, что Фёдор Тартанов на вершине Птичьей скалы склонял её к интимной близости. Он не смирился с отказом. Напал на неё и изнасиловал. А потом испугался её угроз и неминуемого наказания за своё злодеяние. Тартанов столкнул Анастасию со скалы в море.

При поступлении в больницу Анастасия ещё была жива. Врачи до позднего вечера «боролись за сохранение её жизни». Но жизнь девчонке не сохранили. Скончалась дочь генерал-майора КГБ и внучка члена Политбюро ЦК КПСС на операционном столе в полутора тысячах километров от столицы СССР. Фёдора Тартанова арестовали, но до суда он не дожил – Фёдор умер в следственном изоляторе «от неизлечимой болезни». «Она умерла почти через сутки, - подумал я, – после падения на камни с Птичьей скалы. Там высота с пятиэтажный дом. Живучая была девчонка». Я откинулся на спинку стула, потёр глаза. Вспомнил, как много лет назад я стоял на той самой Птичьей скале и смотрел на небо и на море, окрашенные в яркие цвета рассвета.

Артурчик перезвонил через полчаса.

- Ну, как тебе такая инфа, Чёрный? – спросил он. – Проникся?

Я снова зевнул: прошедшей ночью почти не спал.

- Любопытная, - ответил я. – О молодости напомнила. И о нашей поездке в «Аврору».

- Ты не о том подумал, Чёрный! – сказал Прохоров. – Ты дату смерти девчонки видел? Она полетела со скалы в ночь с первого на второе июля. Мы в это время уже явились в пансионат и резвились ночью на пляже с парикмахершами из Саратова.

- Из Тулы.

- Да хоть из Караганды!

Прохоров откашлялся.

- Не тем мы с тобой занимались, Чёрный, - сказал он. – И не там. Птичья скала тогда была всего в километре от нас! И девка, которую тот придурок швырнул в море. Это ж не девка была, а настоящий клад!..

Артурчик снова прервался на кашель.

- Нам бы её в руки, - сказал Артур, - тебе или мне. Представляешь? Да мы бы… со связями её деда и папаши мы этот грёбаный мир с ног на голову перевернули. Как рычагом Архимеда. Запросто! Имея в жёнах такую-то крутую опору.

Я устало усмехнулся, сказал:

- Так бы она и вышла за тебя замуж. Раскатал губу. За ней в МГУ сынки дипломатов и генералов, наверняка, бегали. Я уж не говорю о простых москвичах. На тебя бы она тогда и не взглянула. Разве что песенки твои бы послушала…

Прохоров то ли хмыкнул в трубку, то ли кашлянул.

- На меня бы она, может, и не посмотрела, - сказал он. – Но на тебя бы эта принцесса точно клюнула. Ты только посмотри на её фотографию! Серая мышь. Ни рожи, ни кожи. Да она бы тебе в рот заглядывала и с рук твоих ела, как те парикмахерши из Караганды…

- Из Тулы.

- Полевать на тех глупых тёлок, Чёрный! – рявкнул Артур.

И уже спокойно сказал:

- Ты только подумай, Чёрный, какую мы с тобой возможность тогда профукали. Вот на ком нужно было жениться. Тогда бы тебя точно из института не выперли. Да и приговор Кириллу был бы не таким жёстким… если бы тот суд вообще состоялся.

***

«…Если бы тот суд вообще состоялся». Этот состоявшийся в ноябре две тысячи тринадцатого года телефонный разговор с Артурчиком я вспомнил двадцать третьего июня тысяча девятьсот семьдесят третьего года, когда после падения в Средиземное море вдруг очнулся в плацкартном вагоне поезда. Тогда я немного пришёл в себя, осознав, что уже не падал в воду, а трясся в вонючем купе поезда. Сориентировался в обстановке. Смотрел на знакомый ландшафт за окном (не похожий на средиземноморский). И думал о судьбе своего младшего брата и о том самом «рычаге Архимеда», о котором упоминал Прохоров.

В виновность Кирилла я никогда не верил. И даже не допускал варианта «а вдруг…». Всегда считал, что мой неуверенный в себе младший братишка попросту не способен был зарезать ребёнка. Поэтому я понимал: самым логичным решением (которое гарантированно предотвратит случившуюся в моей семье трагедию) было бы убрать Кирилла подальше от семьи Тороповых и от МехМашИна. Чтобы в тысяча девятьсот семьдесят пятом году Кир и близко не подошёл ни к Наташе Тороповой, ни к её дому. А лучше – попросту увезти брата подальше от Новосоветска: в ту же Москву.

Артурчик на моём месте именно так бы и поступил.

Потому что он никогда не был мстительным, как я.

Предстоящей встрече с братом я тогда, в поезде, радовался лишь первые минуты. А потом сообразил… что теперь я точно найду ЕГО: того самого урода, благодаря которому я в прошлой жизни лишился брата, а жизнь моей семьи надолго вошла в крутое пике неприятностей. Я понял: найду ЕГО и накажу. Жестоко. Об этом я мечтал всю свою прошлую жизнь: надеялся, что рано или поздно отыщу убийцу семьи Тороповых и превращу его в визжащую от ужаса и боли мясную отбивную. Ведь во многом именно по его вине я в прошлой жизни и стал по-настоящему Чёрным.

«…Если бы тот суд вообще состоялся». Ещё тогда я представил себя стоящим в квартире Тороповых: в пропитанной чужой кровью одежде и с поющим от злого торжества сердцем. И вспоминал слова Прохорова: «Да мы бы… со связями её деда и папаши мы этот грёбаный мир с ног на голову перевернули». Я думал о том, что идея Артурчика не лишена смысла. При должной поддержке со стороны властьимущих я многое бы изменил: не только в своём будущем, но и в будущем страны. Вот только понимал,