Боярышня Евдокия - Юлия Викторовна Меллер

Кошкину поприветствовали в ответ. Дуня сразу углядела, что возле её бильярдного стола столпилось больше всего народа и почувствовала себя увереннее.

— Уважаемая сеньорита-боярышня, — мешая латынь и русские слова, ринулся к ней Фиорованти. — Я изучал круги… шары, и они сделаны идеально! Это невозможно, но они копируют друг друга во всем: размер, вес, тяжесть центральной части!

Дуня слушала и довольно кивала в такт его словам, а Фиорованти заливался соловьем:

— Сеньорита, они все как один! Я прошедшие дни вспоминал причину нашего знакомства и вновь и вновь находил подтверждение вашим словам, что простые на вид вещи не признак варварства, а величайшее искусство, достойное лучших мастеров.

Мотя и другие старательно прислушивались к восторженной речи этого немолодого итальянца, но вскоре запутались в переводе. Он использовал слова из разных языков, зная, что не все хорошо говорят по латыни, но это окончательно запутало слушателей.

— Мне очень приятно, сеньор Фиорованти, что мои слова открыли для тебя новую грань искусства. Я уверена, что нам есть чему удивляться в этой области.

— О, я хотел бы удивиться, но мои лучшие годы позади и все меньше остаётся поводов для удивления.

— Ой-ли, — засомневалась боярышня, — в человеческом плане глупость с дуростью никогда не перестанут удивлять даже долгожителя на пороге смерти, а…

— Что? Глупость и дурость? Ах-ха, точно! — прервал Дуню итальянец и тут же приложил руку к сердцу, прося прощение за вырвавшиеся эмоции.

— …А искусство ещё только познается нами.

— Возможно, возможно, — с ноткой грусти согласился инженер. — Я видел картины, заставляющие плакать. Я видел скульптуры, которыми невозможно не восхититься. Храмы и дворцы, они тоже заставляют трепетать сердце, но все это давно знакомо, а в выточенных сферах… шарах для игры я увидел нечто новое. Мой дух был окрылен новизной. Но одновременно я сожалею, что вряд ли мне доведется ещё когда-либо воспарить.

— О, боже, мастер! Нашли повод расстраиваться! В Москве можно подняться в небеса на воздушном шаре и потрогать облака! — засмеялась Дуня. — И не далёк тот день, когда станет возможным оседлать ветер, но это для самых смелых. А меня, боюсь, укачает, как на волнах.

— Сеньорита изволит шутить? — с улыбкой спросил Фиорованти.

— Нисколько, — покачала головой Дуня, — моя подруга поднималась на воздушном шаре и завтракала в небесах. Спросите её, понравилось ли ей

— Сеньорита, тебе понравилось? — посматривая на Дуню, словно ожидая, что она вот-вот скажет, что пошутила, он обратился к Моте. Та, старательно выговаривая слова по-латыни, сказала, что было очень страшно и её еле-еле отпоили сбитнем, чтобы она не мешала воздухоплавателю поддерживать горячий воздух в корзине.

— Феноменально! Не могу верить! И всё же верю!

Дуня не без удовольствия наблюдала за прислушивающимися к их разговору новгородцами и чувствовала разгорающийся азарт.

— Так что же, сеньор Фиораванти, тебе хочется удивиться? А видел ли ты на торге московских мастеров светильники с движущимися картинками?

— Нет, но разве это возможно?

— Я видела! — воскликнула одна из девиц. — Мы себе такой купили. Надо зажечь свечу и поставить её внутрь на подставочку, а потом осторожненько раскрутить светильник. На нем вырезаны фигурки, и они дают подвижную тень. У меня мышка хватает хлеб, а у моей подруги котёнок играет с клубком.

— Как хватает? Как играет? Я не пойму, — замотал головой итальянец.

— Это надо хоть раз увидеть! В Москве повсюду продаются такие светильники. Но на торге, должно быть, ещё что-то осталось.

— А мне батюшка купил книжку, открываешь, а там невиданной красоты дворец вырастает, как наяву! — похвасталась ещё одна девчонка и вдруг всех как прорвало.

Со всех сторон раздавались восхищенные восклицания об увиденных на торгу новинках. Кто-то упоминал о вкусностях, кто-то о кружевах, похожих на витиеватую паутинку, кто-то дивился подвижным игрушкам и вертушкам с бумажными самолётиками, а кому-то не давали покоя придумки вроде зонтов, мебели, коробов для любой вещицы, крючки, папки, тетради, взбивалки, наборы цветных плошек... Но итальянца заинтересовали объёмные книжки, движущиеся картинки, наборы для творчества.

— Ну что, сеньор, оказывается есть ещё чему удивляться? — рассмеялась Дуня и получила вместо ответа поклон признательности её правоты.

— Я преклоняюсь перед тобою, славная боярышня! — с улыбкой произнес Фиорованти. — Ты вернула мне веру в прекрасное.

— Да? Как интересно, — задумчиво протянула она и спросила:

— Сеньор Фиорованти, ты приехал сюда строить мост? Значит, ты хорошо знаком с математикой?

— Конечно.

— А мог бы ты взяться за постройку подземного акведука? Но воду придётся поднимать вверх и учитывать не просто широкий спектр температур, но и резкое их колебание.

Мастер завис, словно его выключили, услышав «спектр температур», «колебание», а столпившиеся рядом новгородцы удивленно таращились на Дуню. Даже знавшие латынь не смогли понять, о чём говорит боярышня, но Фиорованти проговаривал про себя непонятные слова — и лицо его озарялось пониманием, но взгляд на боярышню при этом менялся.

— Я думала построить водонапорную башню, которая заменила бы мне гору, думала об архимедовом винте и утепленных войлоком трубам, которые останутся на поверхности, но всё же считаю, что давление будет недостаточным для раздачи воды на расстояние.

— Хм, надо подумать… возможно, что недостаточным… — пробормотал итальянец.

— Я приглашаю тебя в Москву, чтобы ты мне создал проект по водоснабжению и канализации небольшого квартала. Оплата серебром, но об этом поговорим приватно.

— Сеньорита, я бы с радостью принял твоё приглашение, — инженер даже подпрыгнул, изображая витиеватый поклон, сопутствующий его раскаянию, — но сейчас я связан договором с… э, муниципалом города.

— Понимаю, — вздохнула боярышня и немного порасспрашивала итальянца о том, где он побывал и что ему больше всего запомнилось из того, что он строил.

Слушать его было интересно. Оказалось, что он первый в мире мастер, рискнувший подвинуть готовое здание на тринадцать метров. А