Последний бросок на запад - Егор Овчаренков

Зденко испытующе посмотрел на русского наемника.

— Вы уверены, что справитесь с поручением?

— Абсолютно уверен, — твердо повторил Вадим.

— Вам не будет сложно пустить пулю в своего бывшего товарища?

— Никакой он мне не товарищ! — воскликнул Чернышев. — Этот человек — убийца и насильник! Я сам был свидетелем, видел, как он уничтожал наших братьев-католиков. — Вадим приложил ладонь к груди, где из-под расстегнутой рубашки у него выглядывал большой католический нательный крест (Чернышев снял его с мертвого хорвата во время одной операции). — А однажды он выволок на улицу девушку, почти девочку, и публично надругался над ней, после чего она стала добычей всех четников, которые измывались над ней до самого утра… Нет, у меня не дрогнет рука пришить такую тварь!

— Ну, раз так… — после непродолжительной паузы сказал Зденко Янтолич, — то я думаю, что все будет в порядке. Продолжайте готовить свой взвод. Скоро, кстати, ожидается большая операция…

Большая черная муха прожужжала над ухом Емельянова, после чего уселась на его бедро.

— Пошла отсюда! — попытался он ее согнать, дернув ногой.

Муха нахально вцепилась всеми своими лапами в бинт, стараясь удержаться. А вот Дима заскрежетал зубами, чтобы не застонать от пронзившей все тело боли.

— Ничего, ничего… — ласково сказал Дарко, рукой прогоняя назойливое насекомое. — Лето — куда от мух денешься… А ты лежи спокойно, — строго сказал он Емельянову. — Тебе повезло, что пуля не задела кость. А то совсем плохо было бы… И с чего ты решил бежать? Отсюда никак не убежишь. Скажи спасибо, что вообще жив остался, могли бы и убить…

— Не убили, сейчас, так убьют через несколько дней. Я уже приговорен… — Емельянов сделал попытку улыбнуться. — За преступления против хорватского народа.

— Но пока ты жив, — возразил Дарко. — Радуйся, а там — что Бог даст. Все может измениться…

— Что может измениться? Мне тут такие зверства приписали, какие и в страшном сне не приснятся. И приговор был ясно произнесен: расстрел. Так что я уже не жилец на этом свете…

— Откуда ты знаешь, что с тобой произойдет завтра? Разве ты имеешь дар видеть будущее? Один Бог знает, какие события будут потом. Надо молиться и просить у всех святых чуда. Может быть, сама Богородица смилостивится и вызволит тебя отсюда.

— Как же, делать ей больше нечего…

Старый серб пододвинул пленнику мятую алюминиевую миску, полную какого-то варева.

— Что это такое? — спросил Емельянов, подозрительно глядя на коричневую жижицу, в которой плавали маленькие кружки жира.

— Это чорба. Ешь. Вот хлеб, возьми.

Дима с величайшей осторожностью поднес ко рту ложку. На вкус эта жирная масса оказалась еще более отвратительной, чем на вид. Но выбирать не приходилось. Посмотрев на Дарко и Петко, которые с явным удовольствием уплетали похлебку, Емельянов последовал их примеру, стараясь при этом не подавать вида, насколько ему это не нравится.

— Ух! — сказал он, отдавая старику пустую миску. — Всяким меня кормили, но такой гадостью — никогда.

— Нельзя так говорить на то, что тебе дал Бог, — недовольно пробормотал Дарко.

— Ага, Бог. Руками хорватов.

— Ну и что? Господь для достижения своих целей использует даже не верных ему людей!

— Ну, все может быть… — сказал Емельянов, не считая нужным спорить. И перевернувшись на бок, заснул.

Следующие трое суток прошли точно так же: два раза в день охранник открывал дверь и приносил еду. Емельянова никуда больше не вызывали, поэтому он большую часть времени спал. Да и при всем своем желании он больше ничего делать все равно не смог бы — бедро продолжало отзываться острой болью при каждом движении. Но через три дня рана начала заживать. Молодой и крепкий организм Емельянова свалить было не так-то просто. Еще через день он довольно уверенно передвигался по камере, опираясь о плечо Петко, который, словно старательная сиделка, ухаживал за ним все это время.

В благодарность за это Емельянов рассказывал ему истории из волонтерской жизни, которые тот слушал, раскрыв от внимания рот. Дарко тоже с удовольствием принимал участие в этих разговорах.

— Это только подумать! — говорил старик. — Россия отказалась нам, православным, помогать. Бросила на произвол судьбы, а вот честный православный люд не оставил в беде, выручает, убивая этих нехристей… Я слышал, есть даже отряды, целиком созданные из русских добровольцев. Должен сказать, что ваше правительство — проститутки! А еще в церковь ходит этот Ельцин…

Емельянов предпочитал не затрагивать политическую сторону конфликта, поскольку в глубине души был не совсем уверен, кто из воюющих сторон прав, а кто виноват. Более того, у него возникало такое ощущение, что правых здесь нет вообще… Поэтому он больше рассказывал какие-нибудь забавные истории из своей жизни, чем о боях и сражениях…

Через день в камеру пришло пополнение. К большому удивлению, новенький оказался хорватом. И не просто хорватом, а офицером, капитаном.

Среднего роста, плотный, неулыбчивый.

На войне, а особенно на такой странной, как эта, все меняется с калейдоскопической быстротой: сегодня ты — начальник, а завтра… А завтра вполне можешь оказаться в одной камере с пленными сербами и русским наемником, приговоренным к смертной казни.

Это был не кто иной, как бывший капитан контрразведки Мирослав Новак.

Емельянов даже глазам своим не поверил, когда увидел, кого втолкнули в камеру.

Неужели?

Дима припомнил, как он в мыслях расправлялся с этим человеком, допрашивавшим его, но тут же отмел эти планы в сторону — не то время, не то место.

Он встал и подошел к Новаку.

— Господин капитан решил почтить нас своим присутствием?

Лицо бывшего контрразведчика побелело, но он промолчал.

— Господин капитан так горд, что не желает с нами разговаривать? Как же, как же, понимаю — где уж нам равняться с вами…

Новак по-прежнему молчал.

В разговор вмешался Дарко:

— Мы все в одном положении, Дмитрий. Разборки будете устраивать, если удастся выбраться отсюда.

— Ладно, — неожиданно легко согласился Емельянов, и уже обращаясь к Новаку, спросил: — За что ты сюда загремел?

— Ни за что, — буркнул тот.

— Не хочешь — не отвечай. Потом ответишь — времени у. нас много.

Новак отрицательно покачал головой.

— Времени нет совсем. Разве что завещание написать.

— Это откуда же такие сведения? — поинтересовался Емельянов.

— От верблюда. Завтра или послезавтра расстрел.

— Расстрел кого — меня или тебя?

— И тебя, и меня. И если тебя это интересует — расстреливать будет твой друг Чернышев.

— Что?!

— Ничего. Я сам предлагал его кандидатуру Янтоличу. Так что готовься.

Стало быть, Вадим приведет приговор в исполнение. Ясно — надо доказать свою лояльность по отношению к новым хозяевам…

— Сука-а-а… — прошипел Дима.

Емельянов не стал дальше продолжать беседу и вернулся в свой угол камеры.

Полученная информация как-то не укладываясь в голове — Чернышев будет в него стрелять? Вот это сука!

Ну ладно, бросил во время боя. Там действительно трудно разобраться что к чему. Ну ладно, приволок сюда, чтобы авторитет заработать. С определенной точки зрения это даже можно понять.

Понять, но не простить.

Но расстрелять! Завтра?!.

Глава 9

— Вот подонки, — морщась, сказал Андрей Горожанко, делая сложные манипуляции бритвой возле осколка зеркала, прикрепленного к обрубку телефонного столба рядом с колодцем. Его лицо никак не могло целиком отразиться в маленьком осколке, поэтому он часто промахивался и на щеках уже виднелось несколько порезов.

Месяц назад Андрей был обменян хорватами на польского наемника, попавшего в плен к сербам.

— Ты о ком? — вяло спросил Бирюк, чистя свой автомат.

— Да все о Емельянове с Чернышевым. Я все понимаю — и грабеж, и мародерство, но сбежать к хорватам — этого не понимаю. Я бы просто не смог потом воевать, зная, что стреляю в своих же.

Бирюк поморщился.

— Говорят, там больше платят.

— Ну и что? Все равно как-то не по себе. Ведь теперь они будут стрелять в нас, — сказал Андрей, сложив опасную бритву. — Бляди какие-то, а не мужики.

— Ну и хрен с ними, — спокойно сказал Бирюк, уже собирая автомат. — Кстати, а где сейчас все эти новенькие из России?

— Ивица их куда-то отправил. Говорят, что хорваты недавно напали на французский конвой с гуманитарной помощью, кажется — со жратвой и медикаментами, но все унести не смогли и много чего осталось. По-моему, они туда и пошли. Проверить, насколько чисто сработано. А вон, смотри, Ивица идет. Можно у него узнать подробности.

Андрей Горожанко направился к своему командиру.