Пляски с волками - Александр Александрович Бушков

к Валашевичу обращаться не собирался – следом наверняка пришла бы убедительная бумага от врачей. Один из них, кстати, был тестем Навроцкого, такой же твердокаменный атеист. Ну и мы, называя вещи своими именами, заключили сделку. В приказе будет записано, что я уволен по медицинским показаниям, но все будут считать, что речь идет об обострении той старой контузии. Военная пенсия в полном размере мне будет идти на имя Ендрека Кропивницкого, и паспорт на это имя остается у меня, более того – Навроцкий оформит мне свидетельство часовых дел мастера на эту фамилию. – Барея саркастически ухмыльнулся. – Где было устоять против такой щедрости? Ну конечно, все обстояло гораздо вульгарнее: я хорошо понимал, что он загнал меня в угол и против психиатров мне не выстоять… Ну а в обмен, как легко догадаться, я обещал сидеть тихонечко, как мышь под метлой, и побыстрее убраться из Темблина куда-нибудь в местечко поглуше. Еще две недели, до того, как я продал дом и уехал, за мной была постоянная слежка, я ее быстро засек. Нет, не наши. – Он усмехнулся с видом этакого превосходства. – Людишки помельче – дефензива или полиция. Я подумал как следует и выбрал Косачи. Там за мной первые месяцы тоже наблюдали, но потом наблюдение сняли – явно Навроцкий убедился, что мышь смирнехонько сидит под метлой. Вот на такие номера способен воинствующий атеизм… Ну, Бог ему судья. В Темблине я потом практически не появлялся, не тянуло как-то, да и настоящих друзей там не было. Прижился в Косачах, не бедствовал, женился на Анеле, доброго приятеля нашел во Влодеке Липиньском, пенсию платили аккуратно… Жизнь наладилась.

– А почему именно Косачи? – спросил я.

Барея чуть помедлил, улыбнулся, как мне показалось, конфузливо:

– Честно признаюсь: хотел обосноваться поблизости от Жебрака. Надеялся, вдруг произойдет что-то такое, что позволит до него добраться. Я человек злопамятный, пан капитан. Нельзя сказать, что особенно на этом зациклен, но Войтек был моим самым близким другом со старых времен, и я не сомневаюсь, что убил его Жебрак… Одно время всерьез раздумывал: а не пристрелить ли его самолично? Крови я не боюсь – и того провокатора мы с Факелом прикончили без единого выстрела и последующих угрызений совести, и в ту войну мне случалось дважды… И в двадцать девятом был случай, когда мы брали явочную квартиру оуновцев и мне попал на мушку один лайдак… Словом, я не боялся, что рука дрогнет, что потом меня будут преследовать в ночных кошмарах тени убиенных… От этой задумки я отказался по причинам насквозь практическим, ничего общего с гуманизмом не имеющим. Живи Жебрак здесь, в городе, не было бы ничего сложного: тряхнуть стариной, подстеречь его в укромном местечке с пистолетом в кармане… Но он обитает на мельнице, в Косачах появляется редко и нерегулярно, адски трудно было бы подстеречь его в одиночку на лесной дороге… Прямо-таки невозможно. Понадобился бы помощник, и не один, а где их взять? Не в гуманизме дело… Ну вот, пан капитан. Все я рассказал. Вы ведь наверняка не верите.

– Откровенно говоря, не особенно, – сказал я чистую правду. – Я не воинствующий атеист, но все же атеист. Колдуны, чародейные птицы, оборотни… Плохо верится. Если как следует подумать, я уверен: всему, о чем вы рассказали, можно в конце концов подыскать и вполне материалистическое объяснение. Наконец, здесь есть некоторые несообразности, с точки зрения контрразведчика…

– А можно узнать, какие? – с любопытством спросил Барея.

– Извольте, – сказал я. – Вы ни словечком об этом не упомянули, но если поразмыслить, анонимку на вас мог написать только Жебрак. Больше просто некому, так?

– Так, – согласился Барея. – Я и сам об этом думал в камере с тех самых пор, как вы мне анонимку показали. Некому больше.

– Вот тут-то и кроются несообразности, – сказал я. – Откуда он знал, что вы – капитан Ромуальд Барея? Вы же сами говорили, что здесь об этом не знала ни одна живая душа. И откуда он знал, что Кольвейс служит именно в абвере? Об этом и мало кто из немцев знал, он хорошо конспирировался. Майор в мундире вермахта – мало ли таких? Может оказаться кем угодно… У вас появились какие-нибудь догадки?

– Конечно, – кивнул Барея. – Разве мы знаем все о колдунах? Мало ли что он мог увидеть под этим своим мельничным колесом или в решете… или используя какие-то другие штучки, о которых никто не слышал?

Ну да, конечно, подумал я. Тот же Алексей Константинович Толстой и его роман «Князь Серебряный», прочитанный мною в курсантские годы. Там как раз чародей-мельник показывал опричнику в лохани с водой его насквозь незавидное будущее…

– Признаться, мне эта версия не нравится не только по атеистическим, а еще и по чисто профессиональным соображениям, – сказал я. – Если принять ее всерьез, что же получается? Жебрак может под мельничным колесом увидеть, а то и услышать, как мы с вами сейчас разговариваем?

– Прочему бы и нет? Необязательно под мельничным колесом, необязательно всякий раз, когда ему захочется, но почему бы не допустить, что колдун и на это способен? Видеть и слышать чужие разговоры? Если допустить, что он таким вот образом следил за Войтеком, многое находит объяснение…

– Будь это на самом деле, подумать жутко, насколько бы осложнил работу контрразведки такой вот противничек…

– А если это есть? – серьезно сказал Барея. – В конце концов, он ведь однажды ко мне пришел в гости при довольно странных обстоятельствах…

– А вот об этом вы не рассказывали…

– Сначала это показалось несущественным на фоне общей картины, но теперь, когда речь зашла о том, что Жебрак – единственный, кто мог написать на меня анонимку… Дней через десять после того как Войтек приезжал ко мне, чтобы все рассказать, я приехал в Косачи. Точнее – Войтек меня туда отвез посмотреть на Жебрака. Было воскресенье, базарный день. Жебрак всегда немало покупал на базаре и в городских магазинах. Мясо, молоко и все, что делается из молока, яйца и картошка у него были свои, а остальное приходилось покупать. Чаще всего на базар ездили его жена или кто-то из двух подручных… Впрочем, это я их так называю, а на деле их функции были гораздо шире. Они были такими же мельниками, как и Жебрак, разве что работали за жалованье. Были еще чем-то вроде приказчиков, один регулярно ездил за покупками, другой вел документацию и возил в Косачи нужные бумаги. Оба работали у Жебрака еще с дореволюционных времен, с тех пор, как он после смерти отца в двенадцатом году