Нырнуть без остатка - Катя Саммер

Рада не смотрит на буквы, а вскидывает голову и впивается в меня взглядом. Тело каменеет, мышцы напрягаются. Девчонка снова плачет, воздух ртом хватает, губы дрожат, но она цепляется пальцами за мои плечи. В таких тисках и помереть не грех.

– Ты продал душу дьяволу? – бормочет растерянно, а я смеюсь.

Плевать, чего мне это стоило, даже не вспомню после такого душераздирающего счастья в голубых глазах.

– Больше ничего от меня не скрывай. Слышишь?

– Хорошо, хорошо.

Она встает на носочки и целует лицо. А потом резко отшатывается назад.

– Ты же опоздаешь, у тебя билет! Езжай! И прости… ты должен быть там, в аэропорту.

– Уже не успею.

Нет, я должен быть именно здесь.

Подхватываю Раду, ее ноги мигом сцепляются за спиной. Телефон разрывается, но я бросаю его в прихожей и двигаюсь в сторону дивана. Эта девчонка всегда добивается своего.

Глава 28

Рада

Я люблю его. Сейчас это не просто проскользнувшая мысль в голове. Нет. Без сомнений принимаю правду – я люблю его. И нет, я не путаю с благодарностью – знаю, что это, очень хорошо знаю. Я всегда была благодарна судьбе и добрым людям за каждый шаг навстречу, протянутую руку помощи или теплое слово. И да, я благодарна Никите до луны и обратно, до космической бесконечности, до глубины души. С ума сойти, он освободил Волка! Он не позволил забрать его у меня! Не знаю, что со мной было бы, случись все по-другому, не хочу представлять. Но, черт возьми, я люблю его!

Люблю. До дрожащих коленок, до шума в ушах, до пульса в сто двадцать. Когда он вот так целует, будто я одна во всем мире, будто ни о ком другом и не мечтал никогда. Целует так, что я ему верю. В моих мыслях никого другого, мятный запах пропитал тело, на лице ни миллиметра, которого не касались бы его губы. И он устремляется ниже. Мамма мия!

Несмотря на то, что меня бросает в жар, что вся горю, что лед обжигает, несмотря на то, как цепляюсь за Никиту – точно погибну, если отпущу, не переживу, если отпустит – несмотря на все это, мне страшно. Я боюсь сделать что-то не так, боюсь, что ему не понравится быть со мной, боюсь, что не сравнюсь с другими. Боюсь, что он продолжит, и боюсь, что остановится. А еще боюсь перемен.

Легкий холодок отрезвляет. Я открываю глаза: моя майка на полу, как и его, Никита стоит передо мной, медленно расстегивает ремень и смотрит… примерно так же, как обычно смотрит на стейк из «Аляски», когда очень голоден. Я отчего-то нервно смеюсь.

– Боишься? – Никита читает меня, как раскрытую книгу.

Назло ему завожу руки за спину и прощаюсь с бельем. Он задирает бровь, а затем широко улыбается.

– Так это была провокация? – наигранно возмущаюсь я.

Подаюсь вперед, провожу пальцами по его животу – и без того напряженный пресс становится твердым, как камень. Не успеваю об этом подумать, Никита подхватывает на руки так легко, будто пушинку, и несет в сторону лестницы, затем наверх. В спальню. Заваливается вместе со мной на кровать, а я как скрестила ноги у него за спиной, так и не отпускаю. Тянусь к нему, но он не дает поймать. Замирает.

Мозг выстреливает сигнал тревоги: что-то не так. Никита же не передумает? Я не переживу, если он не захочет пойти дальше сейчас. Я сбегу. Нет, кому я вру? Я не смогу. Но в сердце однозначно будет трещина.

– Эй, – шепчет он низким тоном, от которого мурашки бегут по позвонку. Собирается сказать что-то еще, но я останавливаю – прижимаю палец к его губам.

– Если честно, я очень боюсь. Всего, что происходит. Даже тебя немного, – выдавливаю легкую улыбку, потому что голос дрожит. – Но без тебя мне в миллионы раз страшнее. Ты не бросай меня.

Сказать это вслух кажется жалким, но после чувствую необъяснимую силу. Страх уходит, потому что я вижу ответ в его глазах. Не бросит.

– Ра-ада, – говорит Никита с придыханием, и от этой тягучей буквы «а» я почти задыхаюсь.

Я почти задыхаюсь от удовольствия, когда он снова целует меня.

Сейчас в том вихре чувств, эмоций, движений – умелых и неловких, нежных и до умопомрачения грубых, я понимаю, что Никита сдерживался. Все время со мной он чертовски сильно сдерживался, и почувствовать разницу дорогого стоит.

Его везде очень много – целует, ласкает, требует, ведет. Я пытаюсь угнаться, но с удовольствием проигрываю. В этом что-то есть. В слабости перед ним. Мне совсем не страшно быть для Никиты слабой, чему я сама сильно удивлена.

– Потерпи.

– Заткнись.

Представьте, мы смеемся. Не интимно хихикаем, нет, именно хохочем в полный голос. Но в самый нужный момент Никита ловит мои губы и сжимает ладонь. И я чувствую главное – я не одна.

Все выходит иначе, не так, как я думала. Гораздо лучше. Не мило и аккуратно, с опаской и осторожностью, как показывают во многих фильмах. Крышесносно! Незабываемо! Как в книжках с мягкой обложкой, где вечно вздымается грудь, плоть и что бы там ни было. Я всего одну такую читала и ни слову в ней не поверила. А, получается, зря.

И нет, я не возвышаюсь над небесами после первого раза. В голове, животе, груди не взрываются фейерверки, я не рассыпаюсь на тысячи осколков. Все это происходит позже. И не один раз. Я до хрипа срываю голос. Происходящее напоминает долгий забег с препятствиями, под конец которого хочется выплюнуть легкие. Но ноги настолько ватные, а тело почти невесомое, что кажется – ты не идешь, а плывешь. Потрясающее чувство.

Никита лежит на спине и прижимает меня так крепко – не оторвешь. Мы пытаемся отдышаться, я глажу красные отметины, которые случайно оставила на его плечах, и кусаю губу.