Несравненное право - Вера Камша

Этого просто не могло быть, но это было. Луи отдал бы полжизни за то, чтоб увиденное оказалось пьяным бредом, разум отказывался верить глазам, а вот отчаянно бьющееся сердце поверило сразу. Лошадок, где они еще вчера спали, пили, целовались с хорошенькими селянками, больше не было.

Кони отказывались идти вперед, с испугом косясь на догорающие домики. Стоившие целое состояние гунтеры[71] не были лошадьми войны, привычными к запаху гари и к трупам, через которые приходится переступать.

Арция не воевала давно. Очень давно, если не считать мелкие приграничные стычки и дело пятнадцатилетней давности в Южной Чинте, когда не в меру возомнивший о себе молодой калиф решил прибрать к рукам это небольшое, но богатое герцогство, находящееся под протекторатом империи. Но атэвы не жгли дома и не вырезали людей. Они были людьми практичными и не собирались портить имущество, которое намеревались заполучить. Две армии — арцийская (к которой примкнуло Святое воинство — как же, богомерзкие еретики напали на детей Церкви — и таянская тяжелая конница — Марко не мог упустить возможности показать свою растущую силу) и атэвская некоторое время гонялись друг за другом среди бескрайних виноградников и наконец сошлись в решающей битве, после которой атэвы благополучно убрались за свой пролив, потеряв при этом — с помощью эландцев, разумеется, — полтора десятка прекрасных кораблей. Это была война, о которой мечтает любой рыцарь, — полная подвигов, взаимных расшаркиваний и богатых трофеев. То же, что произошло в Лошадках, было немыслимым. Ну кому могло помешать затерявшееся среди озер и лесов маленькое село? Но ведь помешало же…

Луи вздрогнул, налетев на лежащий посреди улицы труп. Было еще достаточно светло, чтоб он мог узнать свою вчерашнюю приятельницу, которую, возможно, звали Сана. Или не Сана. Этого он уже никогда не узнает. Девушке повезло — она, видимо, умерла сразу, так как никто не в силах перенести подобный удар в голову и остаться живым. Череп малышки был буквально размозжен чудовищным ударом сзади, тонкая рука перерублена чуть выше запястья, а отсеченная кисть куда-то делась. Это оказалось последней каплей. К горлу принца подступил отвратительный, пульсирующий комок, и арциец, схватившись руками за горло, бросился в заросли распускающейся сирени, где его и вывернуло наизнанку. Луи лихорадочно пошарил у пояса. Хвала Эрасти, охотничья фляжка оказалась на месте, и он чуть не захлебнулся крепчайшей, обжигающей горло царкой. Голова немного прояснилась, но к глазам подступили слезы. Молодой человек со злостью прикусил губу, пытаясь с ними справиться. Сколько раз в своих мечтах он скакал впереди войска, преследуя бегущих врагов, спасал прекрасных дам и с презрительной усмешкой бросал к ногам дядюшки-императора военные трофеи! А теперь он дрожал от ужаса и бессильной ярости в саду сгоревшего дома, а в голове билась мысль: это ты убил ее, подарив проклятое кольцо. Ее убили и отсекли руку с перстнем, чтоб долго не возиться… Если бы не ты…

— Выходите, — Матей был груб и спокоен. Как, собственно, и всегда, хотя кирпичное лицо ветерана было бледнее, чем обычно. — Вы арцийский принц, Проклятый вас забери, — вот и докажите на деле, что не только юбки задирать умеете.

Луи молча кивнул и на все еще дрожащих ногах заковылял на улицу, где толпились его сигуранты и другари вперемешку с воинами Матея, причем лица многих отливали той же изысканной зеленью, что и у принца. Странное дело, но это зрелище почему-то успокоило племянника императора, напомнив как о том, что не он один такой неженка, так и о том, что все эти люди пришли сюда за ним и из-за него и он за них отвечает. Это совсем не походило на старинные баллады. Это вообще ни на что не походило, но он внезапно понял, что следует делать.

— Коня! — Атэв отыскался тут же, и Луи легко взлетел в седло. Конь, раздраженный непривычными, страшными запахами, начал взбрыкивать, и Луи, не думая, легко ударил его рукояткой хлыста между ушей, а затем, успокаивая, погладил. Эти привычные действия окончательно привели принца в чувство, и он сообразил, что как раз конь-то тут и не нужен. Сдерживать возбужденных пожаром и трупами животных, когда возможен бой… Луи, махнув рукой, соскочил на землю и лично привязал жеребца к какой-то жердине.

— Найдется тут десяток мужчин, которые в состоянии переносить это зрелище и не блевать при этом в кустах?

Несколько сигурантов и воинов с мрачными, но решительными физиономиями вышли вперед. Странно, но яростная вражда между людьми принца и людьми Матея куда-то исчезла. Теперь они ощущали себя единым целым — небольшой кучкой людей, столкнувшихся с огромным и непонятным Злом.

— Возьмите собак на сворки. Мы сейчас обшарим деревню, — принц старался говорить спокойно, и с каждым словом это у него выходило все лучше. — Надо понять, кто тут побывал. Может быть, остались живые. Ждите нас, — он огляделся по сторонам, — вон у тех зарослей. Старшим остается сигнор,[72] — он впервые за последние полгода назвал его так, — че Матей.

Тут Луи немного запнулся — еще вопрос, пожелает ли старик выполнить его приказ, но тот только быстро наклонил плешивую голову в знак согласия. Луи в ответ тронул эфес шпаги и медленно пошел впереди своих людей по заросшей расторопшей улочке.

Они обшаривали деревню дом за домом, благо она была небольшой. Жалкое имущество селян было нетронуто. Видимо, роскошный рубин на руке сельской девушки был единственной ценной добычей, взятой в Лошадках. Кроме его жителей. Люди куда-то исчезли, хотя трупов было куда меньше, чем обитателей деревеньки, и лежали они так, словно бы их приканчивали походя, как отбившихся от стада овец. Чем ближе к маленькой площади, на которой стоял старенький, но чистый и веселый иглеций, тем больше убитых валялось на улице. Луи уже не сомневался, что сельчан зачем-то сгоняли на площадь. Странно, но боль и ужас отпустили принца, он ничего не чувствовал, словно выпил настойку плешивого гриба,[73] которой его однажды опоил шарлатан-медикус, взявшийся вырвать больной зуб. Принц действовал как во сне, когда видишь себя со стороны. Собаки, скуля и упираясь, все-таки шли вперед, но пока ни одной живой души обнаружить не удавалось. Он почти равнодушно переступил через полную молодую женщину, в спине которой торчала стрела, и ее годовалого ребенка, пригвожденного к земле странным белым копьем, про себя отметив, что мертвых надо будет как-то похоронить и что это работа на всю ночь.

У одного домика — видимо, здесь жил кузнец — они в первый раз наткнулись на попытку сопротивления. Деревенский силач дорого продал свою жизнь. Судя по кровавым лужам и переломанному оружию, кого-то из нападавших он достал, но трупы или раненых унесли. В доме на постели лежала хрупкая женщина в зеленом платье и трое ребят — мал мала меньше. Что-то в их позе показалось неожиданным.