Любовь как любовь. Лобовы. Родовое гнездо - Наталья Горбачева

– Пап, боязно… – все-таки перебила отца Люба.

– Кого тебе бояться? Да и мы все рядом, в засаде будем сидеть. В общем, знай: мы с мамой не против, если ты это наследство примешь. А я – так даже «за», обеими руками. Вот так, – и Лобов проголосовал двумя руками.

Люба, кажется, сдалась… Больше не возражала.

Ободренный успехом этого разговора, вечером Лобов приступил к Лене, который почти закончил ремонт в своей комнате. Он встретил отца радостно:

– Знаешь, хорошо, что мы начали ремонт. Когда работаешь, обо всем забываешь.

– Лень… мы с матерью решили Настю повидать. Рассказать ей про ту аварию. Запуталась девка. Помощь ей нужна.

Леня помрачнел, бросил кисть в банку, она так и утонула в ней, сказал с горечью:

– Не примет она вашей помощи, поздно!.. Хочешь, чтобы я ее привел?

– Сами сходим – не гордые. Ты только скажи, где она. Все еще у того парня живет или и ему уже ручкой сделала?

– Ты знал? – насупился Леня и увидел, как отец кивнул. – У него.

Не откладывая в долгий ящик, Платон и Татьяна Лобовы отправились к Насте. На душе у обоих было неспокойно от переживаний, как воспримет правду беглая невестка…

Открыл дверь Ярослав и от удивления попятился назад. Лобовы просили позвать Настю. Ее не было. И когда вернется, неизвестно.

– Она мне не отчитывается… – спокойно сказал Ярослав, взяв себя в руки.

– Как это? Вместе живете и… – завелся Лобов. Татьяна толкнула его в бок.

– Я помогаю Насте, как друг, и…

– Ярослав, не объясняй им! Они не поймут! – вдруг раздался Настин голос, и она возникла за его спиной. – Ну какие еще проблемы?

– Настя, мы поговорить пришли, – ласково сказала мама Таня. – Это очень важно для тебя, – она подчеркнула последнее слово.

– Ярослав, выйди, пожалуйста, – сказала Настя. – На минутку.

– Я в коридоре, – предупредил Ярослав присутствующих.

Когда он вышел, Настя уверила Лобовых:

– Успокойтесь. Я разведусь с вашим сыном. Что-то еще?

Татьяна молча достала из сумки дневник и протянула ей.

– Вот, мемуары твои… очень увлекательная штука, – начал Лобов.

– Вы не должны были его читать! Как вы посмели! – закричала она, вырвав из рук дневник. – Вы убили моих родителей! И теперь хотите меня… Убирайтесь!

– Кто наплел тебе такое… Авария случилась потому, – членораздельно произнес Лобов, закипая от обиды, – потому что твой отец, Царство ему Небесное, уселся за руль с залитыми глазами. Он был пьяный!

– Платон… – остановила его Татьяна.

– Это ложь! – завизжала Настя.

– Твои родители погибли на месте, – заговорила Лобова. – Ничего нельзя было сделать. А ты была еще жива. Ваша машина загорелась. Платон бросился к тебе. Да если бы не Платон…

– Я вам не верю! – с дрожью в голосе произнесла Настя.

Тогда Татьяна задрала рукав мужа, обнажив страшные рубцы от ожогов. Настя тряхнула головой, не желая верить. Лобов резко опустил рукав.

– …Он потом долго лежал в больнице. Когда вышел, мы хотели тебя удочерить, но ты уже была у других людей. Вот и вся правда, Настенька.

– Врете! – мотала головой Настя. – Себя выгораживаете!

Лобов развернулся и сказал жене:

– Нечего нам здесь делать, Таня.

И они ушли.

Вернувшись, Ярослав услышал от рыдающей Насти:

– Прошу тебя, оставь меня сейчас одну.

Он молча собрался и ушел на работу.

Для нее перевернулся весь мир. Ее месть была предназначена спасителям? Не может быть… Это невозможно! Но как выяснить? Как?..

Настя вспомнила про церковь, должен же священник как-то разрешить ее трагический вопрос… Когда она прибежала туда, вечерняя служба еще не кончилась. В почти пустом храме Настя металась от иконы к иконе, всем подряд ставила свечи. Старушки зашикали на нее.

Как только батюшка вышел из алтаря, она кинулась к нему:

– Вы можете… Скажите… Батюшка, – не находила слов Настя. – Поговорите со мной. Прошу вас!

– Вы успокойтесь, – сказал отец Александр и отвел девушку к окну. – А теперь говорите.

– К вам все местные ходят. Всех вы знаете. Со всеми разговариваете. Может, слышали что-нибудь об аварии, которая случилась тут двадцать лет назад, осенью… в октябре… Тогда два человека погибли, муж и жена… С ними еще ребенок был. Девочка выжила.

– Да, печальное происшествие. Мне об этом рассказывали.

И священник подтвердил все, что говорили ей Лобовы. Насте особенно врезались в память его слова о Платоне Лобове:

– За чужим ребенком бросился, позабыв о своих.

Настя не решилась спросить, был ли ее отец пьяным.

Это и так следовало из слов священника. По ее лицу текли горючие слезы, подобные обжигающему кипятку. В ее глазах застыло отчаяние.

– Вы… та девочка из машины… – догадался отец Александр.

– Господи, что я наделала… Почему я не поговорила с ними, – Настя развернулась и пошла к выходу.

Отец Александр – за ней.

– Подождите! Что случилось, как вас зовут? Она повернулась и в упор спросила:

– Я попаду в ад?

– Да почему же?

– Потому что я им мстила, мстила, мстила, – она закрыла глаза.

Отец Александр разговаривал с Настей больше часа, уговаривая ее пойти к Лобовым и от всего сердца попросить прощения. Но она так и не поверила его словам.

– Я бы такое не простила… – отговаривалась она.

– И вы бы простили, – уверял отец Александр.

– Я? Да вы не знаете, какая я… гадина! Они спасли меня, а я у них… если бы вы знали, что я у них отняла…

– Были бы вы в действительности такой, как сейчас себя изволили назвать, вы бы так не мучились. Ведь вы раскаиваетесь, я вижу. Значит, ничего еще не потеряно.

Утром Настя ходила плакать к кресту, поставленному на месте гибели родителей. Цветов она не принесла…

Потом вернулась к Ярославу, легла на кровать, уткнувшись головой в подушку, и так пролежала до вечера, пока он не вернулся с работы. На все попытки поговорить Настя отвечала:

– Потом. Все потом. Не трогай меня… Потом…

– Ты можешь объяснить мне, что с тобой происходит? – спросил Ярослав и сел у нее в ногах.

– Я ничего не могу. И ничего не хочу. Жить за твой счет не хочу. А деньги у меня кончаются… надо что-то придумать… – не поворачиваясь к нему, монотонно проговорила она.

– Ну ладно, утро вечера мудренее… – Он заботливо укрыл ее одеялом и выключил в комнате свет.

Рано утром Ярослав ушел на работу. Как только за ним захлопнулась дверь, Настя разорвала ненавистный дневник. Кидая листки в большой таз, она исступленно приговаривала:

– Все! Все испортила! Сама виновата! Дура! Так мне и надо! Господи! Что я натворила!

Потом села на корточки и подожгла. Когда огонь потух, она без боязни вскрыла себе вены на левой руке…