Комсомолец - Владимир Поселягин

Также я отдал все те документы, что были мной захвачены: уничтоженных мотоциклистов, двух немцев… Только не было документов ефрейтора, которого я отдал мотострелкам — пришлось передать вместе с ним, но от них я бумагу за него получил. Потом два фальшивых удостоверения диверсанта и удостоверение секретаря Немцова. Все это было описано и опечатано в конверте вместе с показаниями. Их должны были передать дальше, дежурный по управлению просто снял с меня свидетельские показания.

— Вот и все, — сообщил капитан, убирая пакет в сейф. — У тебя какие планы?

— Посещу санчасть тут у вас, перевязку надо сделать. Потом на квартиру, и через пару дней в Москву поеду.

— Почему тут не хочешь задержаться?

— Потому что я читал аналитическую справку Немцова и полностью с ним согласен. Немцы возьмут Киев ближе к сентябрю. Где-то в то время.

— Что же вы все за паникеры такие? — вздохнул капитан и, закурив, подошел к форточке, выпуская дым наружу. — У нас там УРы, обломают немцы о них зубы.

— Вы, может, товарищ капитан, что-то не знаете, но я проезжал эти УРы. Пустые они, даже пушек нет. Если вы надеетесь, что болота немцев задержат, так я вас разочарую: высохли они, и пройдут немцы по ним аки посуху, обойдя УРы. Не-е, я в Москву, там надежнее. Подлечусь и буду немцев крошить, благо опыта набрался.

— Ну смотри. Только о захвате Киева никому, не так поймут и побить могут.

— Да не дурак, понял уже. Вам бы тоже не сказал, но вижу, что вы адекватный человек и поймете разницу между констатацией факта и паникой. Так что советую поберечься.

— Да иди уже. Врачу позвонить, предупредить? — предложил он.

— Дежурный уже предупредил.

— Санчасть у нас на первом этаже, по коридору налево, в конце.

— Хорошо, спасибо. Да, кстати, а как обстановка на фронтах?

— Держим, контратакуем, — спокойно ответил капитан.

Оставив капитана задумчиво курить у окна, я вышел в коридор и, поправив косынку, направился к лестнице. Может, и зря я так вот пропыленный с дороги пришел сюда, но переодеваться мне было недосуг. Только и успел, что умыться и слегка отряхнуться. Мне требовалось сделать свое дело, и можно со спокойной душой отправляться в Москву.

В санчасти, пока хмурый врач довольно ловко разматывал мне повязку, я размышлял, обдумывая свое решение выдать историю первого года войны за аналитическую справку погибшего на рабочем месте Немцова. Зря я это сделал или нет? Поможет ли это?

— Ой! — воскликнул я, когда врач рывком оторвал повязку. Почти сразу у меня вырвалось: — Вы что, намочить ее не можете?! Это же не трудно!

— Инфекция, юноша, инфекция.

— Но в госпитале мне спокойно мочили, и она отходила, легко давая разматывать бинты и снять тампоны. Ни про какую инфекцию они и не слышали. Какие-то препараты намешали и используют.

— Да? — заинтересовался врач. — А какие, не помните?

— Это вы должны знать!.. — возмутился я. — А так помню. Слышал.

— Прелестно, просто прелестно, — забормотал врач, разглядывая раны на груди и спине. — Заживление идет хорошо, покраснений и осложнений нет… Так что там за раствор?

— Вроде перекись водорода и физраствор. Я только пропорций не знаю. Намочили повязку и легко размотали бинты. Ничего не болело, а с вами у меня раны ноют. Вот зачем по живому драть было?!

— Ну ты же мужчина, должен терпеть.

— Должен, — согласился я. — Но это на пытки похоже. Если бы я не видел вон там, на полке, пузырек с перекисью, то подумал бы, что вы специально до крови отрывали бинты, — немного успокаиваясь, пробурчал я.

— Мог бы, но об этом способе я был не в курсе, уж извините за мое незнание. Теперь попробую.

Все это не было мной разыграно. Меня с момента ранения перевязывали трое врачей, и двое из них рвали так же, как этот вивисектор из конторы, и только один смочил и спокойно размотал. Значит, известен этот способ, почему его все врачи не используют? Перекись им, что ли, жалко?

Не очень искренне поблагодарив врача, я с помощью медсестры натянул рубаху на белоснежные бинты — мои старые, серые и темные от крови, полетели в ведро — после чего направился к выходу. Все, в управлении меня ничто не держало. Показав сменившемуся дежурному пропуск, я вышел наружу и, посмотрев на часы, искренне удивился. В управлении я находился порядка четырех часов. Вот это да, поработал так поработал. Семен сразу меня заметил и замахал руками, бегом приближаясь.

— Долго ты, — сказал он, подойдя.

— Работа, Семен, работа, — пояснил я и сказал: — Поехали обратно. Я устал, хочу есть и спать.

— Это Москва, да? — спросила Ольга, появившись у меня над плечом.

Она спала в повозке сзади, но возглас Али, что сидела рядом со мной, похоже, ее разбудил.

— Да, это она, — ответил я и стегнул Красавца по крупу, чтобы он двигался шустрее. Время было четыре дня, а нам еще требовалось найти место для ночевки, причем со всей животиной и имуществом.

— А почему мы вчера к ней не подъехали? — продолжила допытываться Ольга.

— Потому что мы ехали со стороны Киева. Там посты и усиленные проверки. А за сегодняшний день мы объехали город и теперь въезжаем в него с другой стороны, где можем без проблем попасть в столицу. К тому же тут частные районы, найти постой, для того чтобы переночевать, гораздо легче, — терпеливо объяснял я сестренке. — Кстати, я почему-то постов не вижу. Может, меня зрение обманывает?

— Так их и нет. Вон, дорога в город уходит. Три машины едут и телеги, — сообщила привставшая Ольга.

— А-а-а… ну да, город-то не прифронтовой. Будьте уверены, скоро тут все появится. Красавец, хватит спать, почти прибыли, шустрей копытами перебирай, — велел я коню и для порядка снова стегнул поводьями по крупу.

Въехали в Москву мы без особой помпы и оваций. Только какая-то дворняжка с интересом на нас посмотрела, справляя малую нужду на угол забора.

— Куда мы теперь? — тревожно спросила Аля, поправляя локон, выбившийся из-под платка.

Обе сестренки теперь мало чем отличались от меня. То есть одеты были как крестьянки — платья до низа и платки. Последнее обязательно — отмывать волосы от пыли очень непросто, особенно в холодной воде. Видя, как у меня убывает мыло, я ввел это новшество.

Аля настолько привыкла, что мы постоянно двигаемся и вокруг фактически никого, что при въезде в город немного оробела.

Да, шел вот уже двадцать третий день с момента нашего отъезда из Киева. Там мы тоже особо не задержались, буквально через два дня, попрощавшись с семейством Ивановых, выехали в Москву. Перед отъездом я негромко шепнул Зинаиде Михайловне, что оставаться в городе небезопасно, а в сентябре, мол, станет совсем опасно. Она, заметно уважая меня, а также мои советы, поняла, что я говорю серьезно и стараюсь для них же.

— Это мой город, родной. Но за совет спасибо, Михайло.

Сестренки, по моей просьбе, тоже называли меня Михайло, правда, поудивлялись. Но не противились и быстро привыкли. Двигались мы в сторону Москвы не сказать что спешно, делая в среднем по тридцать — тридцать пять километров за световой день и вставая лагерем для ночевки. За эти дни мы всего раз переночевали в деревне, у одной доброй женщины на сеновале, в другой раз простояли у одного живописного озера рядом с лесом три дня. Я тогда из нагана подстрелил зайца — живность совсем непуганая была. А свежее мясо очень хорошо пошло на ужин.

К концу путешествия, пять дней назад, я стал потихоньку разрабатывать левую руку, даже играл довольно тяжелым глиняным шариком, что слепила и обожгла на солнце Аля. Потихоньку был виден прогресс. А три дня назад один фельдшер в населенном пункте, что мы проезжали, снял повязку и, внимательно осмотрев раны на груди и спине, уверенно сообщил, что повязка мне больше не нужна, однако пластырем и тампонами закрыл их, но это больше от пыли. Но я все равно пока руку держал в косынке, пользуясь только правой. Берегся пока.

Путешествие прошло спокойно. На удивление без попыток ограблений и тому подобного, хотя страна бурлила, с фронтов шли неутешительные вести. За эти двадцати три дня нас всего трижды останавливали для проверки, а так вообще никаких проблем.

— Как куда? — удивился я. — Постой искать будем. Найдем, где можно пожить пару недель, а там видно будет… О, кстати, вон три женщины у колонки судачат. Ведра уже полные стоят, а языками чешут. Аль, подержи поводья, я схожу, узнаю.

После въезда на окраины Москвы мы свернули на первом же перекрестке в тихую озелененную улицу, где буквально через двести метров заметили у колонки эту троицу.

Аля приняла у меня поводья и натянула их, звонко крикнув Красавцу:

— Тпру-у! Куда пошел?

Тот сделал несколько шагов вперед, чтобы дотянуться до ветви березы, растущей с краю дороги. Оставив повозку позади, я все так же с рукой в косынке подошел к кумушкам, которые, прервав беседу, с любопытством нас разглядывали, и, вежливо поздоровавшись, задал интересующий меня вопрос. С задумчивым интересом посмотрев на коня и сестер, одна из женщин, лет сорока на вид, спросила: