Верь только мне (СИ) - Тори Мэй

—Его сын — его наказание, хуже не придумаешь, — усмехается Макс.

—Так, стоп! Почему тогда все ополчились на Вила?

—Этот мешок старый пока падал, запястье сломал, — Макс подкидывает фактов в Анин монолог. —И когда Ромчик-сыночек прознал, что это был его подростковый враг Фишер, стал как истеричка писать заявы. Они там насочиняли переломов, побоев, справок напокупали.

—Подростковый враг?

—Лисицын долгое время травил Вила, они вместе ходили на боевые искусства. Точнее этот урод гораздо старше был, и выбрал себе в жертву пацаненка.

—Заканчивай с подробностями, — слышу уверенный голос за спиной. —Это не для нежных ушей.

Вил. Мы наконец встречаемся взглядами. Он проходит и садится рядом на парту. Такой спокойный, будто он только что не дрался и его не отчисляли.

—А ополчились на меня потому, что я Юрику пообещал не выдавать истинную причину увольнения старикана секс-маньяка, иначе бы и декану влетело. Всему отделению пришлось сказать, что мол, у нас стычка была и он по здоровью на пенсию раньше свалил. Хотели его без огласки уволить, но тихо не получилось из-за сыночка, который всеми силами пытался меня виноватым выставить, наплевав на то, что это вообще-то его батя руки распускал. Трус паршивый.

—А твой отец не в курсе был? — возмущаюсь.

—В курсе. Но я Юрцу слово дал, и поздно было идти на попятную, тем более, что он наш кент. Отец сказал, не можешь победить справедливо — купи, у всего есть своя цена.

—И вы откупились от проблем?

Макс не выдерживает: —Пришлось! Лисицын жадной тварью оказался! Цена была — зарплата его отцу на год. Старый хрыч ни на что не претендовал, хвост поджал и рад был, что Новики до конца не пошли, а вот сыночку палец в рот не клади, он на говно изошел, чтобы вытрясти с Альбертаи Вила бабла побольше. А через полгода он вопреки уговору все равно начал давить на декана, обещая устроить проблем с оглаской. Вот ему и заткнули рот должностью в ВУЗе.

—Это было уже без моего ведома, — поясняет Вил.

—Самое идиотское решение Юрика, согласен, привел козла в огород, — кивает Макс.

Сюр! Самый настоящий сюр!

Не зря говорят, что розовые очки разбиваются стеклами внутрь. Здесь всё погрязло во лжи, интригах, травле. Аж с потолка капает.

И неважно, кто падет жертвой: студентка с синдромом отличницы, несносный студент или молодая коллега. Главное, чтобы каждая отдельно взятая задница была в тепле. Каждый сам за себя любой ценой, но никак не за доброе-вечное….

—Но это же…. Нечестно! — в бессилии развожу руками.

—Наивный ты мой Олененок, — Вил делает беззлобный фейспалм.

Повисает пауза.

—А вы это? Ну, типа встречаетесь? — Аня хитро улыбается и потирает руки. —Я так и знала! Каринка мне штуку должна.

—Вы что, спорили на нас? — поднимаю брови.

—Да Фишер с первого дня на Вас слюни ручьем пускал, постоянно вокруг ошивался, так что, это было очевидно, — смеется Аня.

—Не вздумай ляпнуть кому-то, — Вил смотрит исподлобья.

—А знаешь, что? Пусть говорит, — выдаю неожиданно для самой себя. —Плевать уже.

Макс переводит взгляд с меня на Вила и обратно, а потом берет Аню под руку и провожает к выходу: —Так, нам, пожалуй, пора! Увидимся на парковке после пар, надо обмозговать, как падлу на чистую воду выводить будем.

—За жизнь с тобой не рассчитаюсь, бро! — Вил хлопает Макса по спине.

Мне радостно, что они помирились.

—Так все же мы встречаемся? — Вил улыбается мне одним уголком губ.

Смотрит так тепло, будто я домой вернулась. Не могу объять сознанием все, что я только что узнала, и чувствую, как подкатывает.

—Если ты простишь меня, — мямлю трясущимся голосом. —Я должна была тебе поверить.

—Сюда иди, глупая, — привлекает меня к себе и укутывает своими большими руками.

—А теперь тебя отчислили, — шмыгаю ему в грудь.

—Сбылась мечта идиота. Хотел сделать это с самого первого курса, так что — это меньшая из проблем, — утешая, гладит меня по голове. —Защищала меня зачем перед всеми?

—Боялась, что тебе еще больше влетит! Еще и отец твой взбесится, — размазываю по щекам горячие слезы и смотрю на него снизу вверх. —Давай я с ним поговорю!

—Ты у меня, конечно, отчаянная ниндзя, но отца моего за волосы оттаскать не получится, — смеется надо мной по-доброму. —Я все выдержу, все нормально, —он убирает пряди от моего лица.

—А штрафы? Ты просто так мои штрафы на себя взял? После всего, что я о тебе наговорила и думала? — то ли нервы окончательно сдают, то ли меня отпускает успокоительное, но я просто начинаю рыдать.

—Это наши с ним счёты, ты случайно в эти жернова попала, — говорит мягко. —Я сам виноват, что с тобой загадками разговаривал, пока эта мразь тебя обрабатывала, — снова прижимает меня к себе. —У меня, как видишь, проблема с беседами. Надо было говорить правду, когда ты спрашивала. Я исправлюсь.

—Прости, что слушала всех, кроме тебя, Вилли! На меня все набросились: Роман, Ольга Владимировна и остальные преподы, Кирилл с гиперопекой, мама приехала, допросы эти, видео с камер! Мне было так страшно, —плачу в его грудь. —Я не должна была верить, я ведь знала, какой ты на самом деле.

—Хуйня все! Поплачь, Олененок, выпусти все это, легче станет, — шепчет мне в волосы. —Мне главное, что ты в порядке.

В аудиторию суется кто-то из студентов, но оценивает ситуацию и быстро ретируется.

—Ну все, мы теперь главная новость, — хлюпаю.

—Должны же в этой шараге быть хоть какие-то хорошие новости.

—Вил, — поднимаю на него заплаканные глаза, —Я решила, что не смогу здесь больше работать! Пусть Лисицын себе эти снимки засунет в одно место! Буду искать другой университет или колледж. Завтра же напишу заявление! Ненавижу это место!

—Как скажешь, малыш! Если ты точно уверена, мы решим этот вопрос.

—И на этот тупой бал идти не придется, — говорю в сердцах. —Маскарад лицемерия!

Вил прищуривается, обдумывая что-то. —Точно, бал же! Какая ты умница, Виолетик.

—Что ты задумал?

Глава 37.1 Вильгельм

—Что ты задумал? — спрашивает Виолетта.

Но нас прерывает трель моего телефона. Альберт Карлович.

—О, мой палач опомнился, — констатирую невесело.

—Не бери! Давай у нас поживешь, — Виолетта цепляется за ткань моей кофты. —А потом придумаем что-нибудь!

—Отличное предложение, милая. Но вряд ли от отца можно спрятаться. Я отвечу, ладно? — чмокаю ее в лоб и выхожу, чтобы принять звонок, который ничего хорошего сулить не может.

—Да, — поднимаю.

—Вильгельм, — нарочито выдержано говорит отец, но я слишком хорошо его знаю, чтобы поверить в такое спокойствие. —Мне сейчас доложили, что наша сторона не явилась на переговоры по заводу.

—Да, я.… Я должен был предупредить, — стараюсь говорить уверенно.

—Так какого же хрена не предупредил? — напряжение нарастает.

—Непредвиденные обстоятельства в универе.

—Тебя заело? Универ да универ! Всю жизнь плевать было! Я надеюсь, это очень веская причина?

—Типа того. Это прошлогодняя история с Лисицыными. В общем, меня отчислили, — говорю прямо.

На том конце провода повисает подозрительная тишина.

—Хорошо, — отец игнорирует инфу про семейство лисьих.

—Хорошо? — не ожидаю такой реакции.

—Значит не придется ждать выпускного, чтобы отправить тебя на службу. Ты подвел меня. Если я не смог тебя воспитать, армия сможет. И поверь, это будет самый длинный контракт из возможных! — сообщает непоколебимо.

Даже не сомневаюсь. Отцу плевать на мой немецкий паспорт, на мои желания и чувства. Я — функция. Номинальная функция сына, функция переговорщика, функция подчиненого.

—Очень рад за твою решительность, но у меня другие планы, — включаю режим говнюка, как это называет Виолетта.

—Куда ты денешься с заблокированными счетами? — усмехается так, будто без его содержания я под забором от голода помру.

Как же достало!

—А кто сказал, что они мне нужны? — усмехаюсь так же в ответ.