Сказка - Кинг Стивен

— Открой шкаф, малыш.

Я открыл. Пустая кобура хлопала по моему бедру. Я оказался паршивым стрелком.

— Теперь открой сейф.

— Если я это сделаю, ты убьешь меня.

Наступила минута молчания, пока он переваривал эту самоочевидную истину. Потом он сказал:

— Нет, не убью. Только свяжу тебя, ха-ха.

Вот тут «ха-ха» было очень кстати — как бы он это сделал? Миссис Ричленд сказала, что он был с нее ростом, что означало пять футов четыре дюйма. Я был на фут выше и порядком накачался благодаря домашней работе и езде на велосипеде. Связать меня без сообщника, который бы в этом помог, было для него просто невозможно.

— Ты сделаешь это? Правда? — я заставил свой голос задрожать, что, поверьте мне, было нетрудно.

— Да! А теперь открывай сейф!

— Ты обещаешь?

— Конечно, бимбо. А теперь открой его, или я всажу тебе пулю в колено, и ты никогда больше не станцуешь танго, ха-ха.

— Ладно. Только если ты правда пообещаешь не убивать меня.

— На этот вопрос уже дан ответ, как говорят в суде. Открывай сейф!

Кроме всего остального, я должен был остаться в живых, чтобы этот мелодичный голос не стал последним, что я услышу. Этого я тоже не мог допустить.

— Ну ладно.

Я опустился на колени перед сейфом. Я думал: «Он хочет убить меня» и «Я не позволю ему убить меня, не позволю».

Из-за Радар.

Из-за маленькой обувщицы.

И из-за мистера Боудича, который взвалил на меня ношу, которую некому больше было нести.

Почему-то во мне росло спокойствие.

— Здесь очень много золота, — сказал я. — Не знаю, где он его взял, но это потрясно. Он годами платил им по своим счетам.

— Прекрати болтать и открой сейф! — рявкнул он и тут же, словно не в силах с собой совладать, жадно спросил. — А сколько?

— Не знаю, чувак. Может быть, на миллион долларов. Оно такое тяжелое, что я даже не могу его поднять.

Я понятия не имел, как поменяться ролями с этим маленьким ублюдком. Если бы мы были лицом к лицу, еще ладно — но не с дулом пистолета меньше чем в дюйме от моего затылка. Однако в свое время, достигнув определенного уровня в спорте, я научился отключать мозги во время игры и позволять телу работать самостоятельно. Сейчас я собирался сделать то же, другого выхода не было. Иногда в футбольных матчах, особенно на выездных играх, где над нами издевались сотни зрителей, я сосредотачивался на квортербеке[144] соперника и говорил себе, что он мерзкий сукин сын, и я собираюсь не просто обвести его, а стереть в порошок. Это не срабатывало, если парень не делал никаких гадостей, но сейчас сработало. Голос у него был как у последнего говнюка, и мне было легко возненавидеть его.

— Хватит тянуть, бимбо-бимбо-бимбо-бо! Открой сейф, или ты никогда больше не будешь ходить прямо.

Скорее всего, я вообще никогда больше не буду ходить.

Я повернул диск в одну сторону, потом в другую, потом еще раз. Три цифры введены, осталась одна. Я рискнул оглянуться через плечо и увидел мельком узкое лицо — похожее на мордочку хорька, — под бейсбольной кепкой «Уайт Сокс» с высокой тульей и красным кружком на месте буквы «О».

— Можно мне взять немного?

Он хихикнул — очень мерзко.

— Открывай! Перестань пялиться на меня и открывай!

Я набрал последнюю цифру и потянул за ручку. Я не мог видеть, как он смотрит через мое плечо, но чувствовал его запах: кислый пот, какой въедается в кожу человека, который долго не мылся.

Сейф распахнулся. Я не колебался, потому что тот, кто колеблется, проигрывает. Схватив ведро за край, я опрокинул его вниз между своих раздвинутых колен. Золотые шарики волной хлынули наружу и разбежались по полу во все стороны. В тот же миг я нырнул в шкаф. Он выстрелил — звук был не намного громче, чем от петарды среднего размера. Я почувствовал, как пуля просвистела между моим плечом и ухом. Подол одного из старомодных пиджаков мистера Боудича дернулся, когда пуля прошла сквозь него.

У мистера Боудича было много обуви, Дора бы позавидовала. Я схватил броган[145], перекатился на бок и бросил в него, но он пригнулся. Я бросил другой, уже пониже. Он снова пригнулся, но тяжелый ботинок угодил ему прямо в грудь. Попятившись, он поскользнулся на золотых шариках, которые все еще катились из ведра, и земля ушла у него из-под ног. Он рухнул, задрав ноги вверх, но не выронил пистолет. Тот был намного меньше револьвера мистера Боудича, что, вероятно, объясняло его негромкий звук.

Я не пытался встать на ноги, просто присел на корточки и развернулся от бедер вниз. Пролетел над раскатившимся по полу золотом, как Супермен, и приземлился на него сверху. Я был большим, он маленьким. Воздух вышел из него с хлюпающим звуком. Его глаза выпучились, на ярко-красных губах блестела слюна.

— Отвали… от… меня! — пропыхтел он злобным шепотом.

Я схватил его за руку, державшую пистолет, промахнулся и схватил снова, прежде чем он успел направить пистолет в мое лицо. Раздался второй выстрел. Не знаю, куда попала эта пуля, и мне было все равно, потому что она не попала в меня. Его запястье скользило от пота, поэтому я сжал его изо всех сил и вывернул. Раздался щелчок, он издал пронзительный вопль, пистолет выпал из его руки и ударился об пол. Я поднял его и нацелил на своего противника.

Он снова завопил и закрыл лицо здоровой рукой, как будто это могло остановить пулю. Другая рука была сломана, запястье уже начало распухать.

— Нет, не надо! Пожалуйста, не стреляй в меня! Прошу тебя!

И ни одного гребаного «ха-ха».

Возможно, к этому моменту у вас уже сложилось весьма лестное мнение о юном Чарли Риде — ком-то вроде героя приключенческого романа для подростков. Я был рядом со своим отцом, когда он пил, вытирал за ним рвоту, молился о его исцелении (на коленях!) и действительно получил то, о чем просил. Я спас старика, когда тот упал с лестницы, пытаясь прочистить водосточный желоб, навещал его в больнице, а потом заботился о нем, когда он вернулся домой. Я влюбился в верную собаку этого старика, а верная собака влюбилась в меня. Я пристегнул к поясу пистолет 45-го калибра, смело прошел по темному коридору (где были разные гигантские существа) и оказался в другом мире, где подружился со старушкой с изуродованным лицом, которая собирала обувь. Я одолел убийцу мистера Генриха, ловко рассыпав золотые шарики по полу, чтобы он поскользнулся и упал. Черт возьми, я даже преуспел сразу в двух видах спорта! Сильный, высокий и без прыщей — просто идеал!

Но при этом я еще подкладывал петарды в почтовые ящики, взрывая там важную для кого-то почту. Я размазал собачье дерьмо по лобовому стеклу машины мистера Дауди и выдавил суперклей в гнездо зажигания старого «форда-фургона» миссис Кендрик, когда мы с Берти нашли его незапертым. Я повалил парочку надгробий. Я воровал в магазинах. Конечно, все это вместе со мной делал Берти Берд, и именно он позвонил в школу с угрозой взрыва, но я его не остановил. Были и другие вещи, о которых я не стану вам рассказывать, потому что мне слишком стыдно. Все, что я скажу, это то, что мы так напугали нескольких малышей, что они разревелись и описались.

Не так уж идеально, верно?

И я искренне ненавидел этого маленького человечка в его грязных вельветовых штанах и теплой куртке «Найк», с его слипшимися, сальными волосами, спадающими на узкое лицо хорька. Я ненавидел его (естественно), потому что он убил бы меня, как только получил золото — он уже убил однажды, почему бы не повторить это снова? Я ненавидел, потому что, если бы он убил меня, копы — возможно, во главе с детективом Глисоном и его бесстрашными помощниками Уитмарком и Купером — вошли бы во время расследования в сарай и нашли там то, по сравнению с чем убийство Чарльза Макги Рида выглядело бы полной фигней. Я ненавидел маленького человечка больше всего за то — можете не верить, но клянусь, что это так, — что его вторжение все усложнило. Должен ли я заявить на него в полицию? Это неизбежно приведет к обнаружению золота, а оно вызовет примерно десять миллионов вопросов. Даже если я соберу его и положу обратно в сейф, мистер Ха-Ха о нем расскажет. Может быть, чтобы добиться снисхождения окружного прокурора, а может, просто назло мне.