Ротмистр - Евгений Акуленко

Ллойд, старая английская лиса Ллойд, разыгравший в международном закулисье добрый десяток партий, в один момент превратился из кукловода в куклу. Сейчас он рыдал, как барышня, не в силах отвести взгляд от кривого ножа палача, готовясь к своему последнему превращению. Русские держались лучше, не иначе все еще надеясь на чудесное спасение. Но, судя по отзвукам выстрелов на перешейке, чудесное спасение отменялось, там добивали уцелевших. Пожалуй, тот сумасшедший монгол, что лежит сейчас без памяти, единственный, кому удалось каким-то образом прорваться через заслон картечниц. Ситуацию, когда экспедицию попытаются освободить силой, вплоть до крупномасштабной военной операции, Фархад-эфенди предвидел и был к ней готов.

Через дипломатические и иные, неофициальные каналы за жизни русских предлагались баснословные суммы, растущие с каждым днем. Но Фархад-эфенди не нуждался в деньгах, их у него и так много. Сейчас важнее нанести урон русскому царю Александру, развязавшему войну. Пусть, если и не вынудить того на необдуманные тактические ходы, так хоть нанести укол, лишив столь ценных, судя по размеру выкупа, подданных. Фархад-эфенди прищурился: из-под солнца приближался человек. В мундире турецкого офицера, перепачканном с верху до низу в крови, бежал он довольно споро, не скрываясь, удерживая наперевес две обнаженные шашки. Вначале Фархаду-эфенди показалось, что перед ним вестовой, однако лицо офицера казалось незнакомым. Редифы на всякий случай вскинули винтовки, и Фархад-эфенди поспешно поднял руку, приказывая не стрелять. Незнакомец приблизился и остановился в нескольких шагах.

— Кто ты такой? — спросил Фархад-эфенди по-турецки.

— Полковник Ревин, — представился офицер, коротко кивнув.

Со своими шашками он, похоже, расставаться не собирался, не замечая нацеленных со всех сторон ружейных стволов.

— Вот как?.. На лице турецкого вельможи промелькнула сложная гамма чувств. Ему доводилось слышать про этого человека прежде, вероятно, больше, чем тот совершил на самом деле. Однако сейчас отвага гяура попросту перерастала в безрассудство. Или глупость. Но, во всяком случае, язык оказался бы весьма кстати, Фархада-эфенди гложило любопытство, как же русским все-таки удалось отыскать пропавшую экспедицию, просочившись в глубокий тыл. Утечки информации произойти не могло, троих лазутчиков, попытавшихся бежать, поймали и посадили на кол. Один, кажется, даже еще был жив.

— Почему же ты так спешишь навстречу смерти? — задумчиво проговорил Фархад-эфенди на сносном русском.

— Неправда ваша, — покачал головой Ревин. — Я не спешу.

Дальнейшие события приняли оборот малообъяснимый. Русский офицер каким-то образом очутился за спинами держащих его в кольце редифов. Блеснули синевой лезвия, и великолепно обученные, опаленные многими схватками бойцы, принялись валиться на землю, как соломенные снопы. Фархад-эфенди не сводил с полковника глаз, но момент атаки пропустил, настолько неожиданно и быстро все произошло. Загрохали запоздалые выстрелы, но те пули, что не ушли мимо, цепляли своих же. Лучшие бойцы, коих Фархад-эфенди только умудрился найти, сейчас напоминали слепых щенков перед львом. Ревин ухитрялся двигаться так, что между ним и стрелками постоянно кто-то находился. При этом полковник походил на многорукого Шиву, вращая клинками с непостижимой скоростью. Освобождались от веревок пленники, оставленные без присмотра, ввязывались в бой, подбирая оружие убитых. Доселе лежавший недвижимо монгол вскочил, подхватил чью-то саблю и страшным ударом развалил ближайшего редифа напополам. Ситуация выходила из-под контроля, нужно было срочно что-то предпринимать. Фархад-эфенди выхватил револьвер и ринулся в гущу свалки. Он стрелял в Ревина вплотную, с расстояния нескольких шагов. Раз. Другой. Он просто не мог промахнуться. Сплющенные пули, звякнув о перекрестье шашек, отлетели в пыль. Фархад-эфенди не поверил глазам. Случалось, конечно, всякое на его памяти. И винтовки жизнь спасали, принимая на себя свинец, и медали, и даже пуговицы. Но чтобы вот так, одну за другой поймать в полете две пули!.. Третьего выстрела Фархаду-эфенди русский полковник сделать не дал, револьвер вместе со сжимающей его кистью упал на землю. Сжимая кровоточащий обрубок, Фархад-эфенди отбежал на непослушных ногах к огромному камню и привалился к холодной поверхности спиной, стараясь удержаться в сознании. Из покалеченной руки толчками вырывалась кровь, стекала красными струйками к подножию, собиралась в лужицы. Кто-то грубо толкнул в плечо. Фархад-эфенди поднял глаза и увидел стоящего напротив монгола с перекошенным в ярости лицом. Тот ударил саблей, метя в основание шеи. Но пощербленое лезвие остановилось в дюйме от кожи, неведомая сила вывернула эфес из руки, и сабля брякнулась оземь. Фархад-эфенди криво усмехнулся, Камень защищал его. Тогда монгол схватил за горло, сдавил стальными пальцами. Здоровой рукой Фархад-эфенди дотянулся до голенища, где прятал маленький однозарядный пистолет, с трудом взвел курок и выстрелил противнику в бок. Пуля ввинтилась в кольчужную сетку и дальше не пошла, осталась в стальных завитках. Монгол взревел от боли, нечеловеческим усилием оторвал Фархада-эфенди от земли, перебросил через себя и уронил на подставленное колено. Последним, что увидел Фархад-эфенди, перед тем, как разум его померк, был растущий в небо красный камень. Карьера "золотого вельможи" закончилась.

Бой длился минуту. Из людей Фархада-Эфенди никто в плен не сдался, предпочтя смерть позору. Воины ислама, старая школа.

— Ох, сынок! Дай тебе Господь здоровья! — старец в изорванных одеяниях поклонился Ревину в пояс, длинная борода его коснулась земли. — Не страшно мне умирать, пожил я долго. Да страшно умирать здесь, в проклятом месте…

— Будет, будет, дед Опанас! — старца похлопал по плечу широкоплечий гигант, представился, потирая затекшие от веревок запястья: – Ливнев Матвей Нилыч, начальник изыскательской партии. Ваш, по гроб, должник… А, к черту церемонии! Голубчик вы мой! — Ливнев по-отечески обнял Ревина. — Спаситель! Богатырь!.. Видал я виды, знаете ли, но такого!.. Ревин всеобщей радости не разделял, выглядел мрачным. Победа ему эта далась нелегко. Боролся Ревин с мыслью, что жизни одних, сменял он на другие. И казаки ему дороже стали, чем все эти господа ученые. Или кто они там есть.

Показалась лошадь с двумя седоками. Приглядевшись, Ревин узнал черного жеребца Айвы. "Жива", отлегло от сердца. Позади девушки на широком крупе неловко сидел Вортош, баюкал простреленную руку. Айва тревожно рыскала взглядом, выискивала кого-то. Увидев Ревина, откинула поводья и, вихрем вылетев из седла, бросилась к нему, повисла, обвив руками и ногами, в глазах ее стояли слезы.