Дети Везувия. Публицистика и поэзия итальянского периода - Николай Александрович Добролюбов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Таким образом, 15-е и 16-е прошли ни в чем; от 16-го до 19-го заседаний не было; готовились держать ответ по неаполитанским делам в среду, с тем чтобы вслед за окончанием их, в четверг или пятницу (21–22), приступить к рассуждениям о Риме. Думали, что наконец что-нибудь объяснится.
20-го зала была полнехонька – мне кажется, даже полнее 14-го. Обычные формальности были всеми прослушаны с великим нетерпением… Все горели желанием слышать толки о неаполитанских делах, которые, говорят, действительно в ужасном положении… Поднялся Кавур, все навострили уши. Как школьник, плохо знающий урок, начал он говорить, что отставка всего совета наместничества неаполитанского изменяет ход дела, что министерство изыскивало средства помочь делу, что считает нужным уничтожить совет наместничества и сосредоточить управление в министерстве; но что теперешнее министерство не имеет в себе представителей всех провинций Италии, что после провозглашения королевства Италии надо водворить теперь «новую эру, эру составления первого министерства нового королевства»…
Словом – что вчера вечером министерство всё подало в отставку и получило ее от короля.
Поднялся, разумеется, шум; но Кавур продолжал: «Заметьте, что эта отставка не была вызвана никаким несогласием внутри министерства, ни относительно направления политики вообще, ни относительно изменений в управлении южных провинций. Министерство и на этот счет единодушно, но находит, что в теперешнем своем составе оно не вправе решать этот вопрос окончательно».
Затем Кавур просит камеру и Массари отложить интерпелляцию; Массари очень любезно соглашается. Риччарди говорит, что, несмотря на отставку министерства, желает изложения неаполитанских дел; предложение его одобряется только четырьмя членами. Заседания камеры отсрочены.
Поверите ли? Нашлись члены оппозиции, немедленно возымевшие надежды, что поручат составить новый кабинет Раттацци и что тогда войдут в министерство либеральные люди. Идем мы с одним из таких благородных мечтателей, часа полтора спустя после окончания заседания, и радуемся своим надеждам; навстречу – мальчик, продающий «Gazzetta di Torino». Смотрим – на кончике уж припечатано: «Министерство подало в отставку; графу Кавуру поручено составить новый кабинет».
Что же может значить эта новая проделка министерства, то есть Кавура? До сих пор сказать наверное трудно… Министерские журналы трубят о мудрости и честности министерства, доходящих до самоотвержения. И, пользуясь тупоумием некоторых оппозиционистов, кавуровские журналы пускают пыль в глаза добродушным читателям, нимало не затрудняясь. Сегодня я читал, например, полемику между «Monarchia nazionale» и «Gazzetta di Torino». «Monarchia nazionale» – журнал жиденького либерализма и, кажется, раттацциевского оттенка. В глубокомыслии своем журналец этот нашел, что Кавур подал в отставку со всем министерством из страха быть побитым в прениях о неаполитанских делах. «Gazzetta di Torino», конечно, и отвечает на это в таком роде: «Чего же министерству было бояться поражения, когда оно само признало, что дела шли очень худо и требовали поправки? Чего же было бояться, когда интерпелляция, по вашему же замечанию, сделана была друзьями министерства, следовательно с его согласия? Да притом же – разве вы не видите, что, как Кавур, так и президент камеры объявили интерпелляции вовсе не уничтоженными, а только отсроченными?.. Напротив, тут-то и выказывается честность министерства и полнейшая готовность его жертвовать всем, даже существованием своим, для блага отечества, равно как и благоговейное уважение его к священным правам конституционного порядка. Как скоро оно увидало необходимость изменения в одной из важнейших частей управления, необходимость радикальной реформы, оно обязано было удалиться и предоставить короне полную свободу выбрать, если захочет, новых людей для введения управления в новом духе… Не упорствуя в защите прежних ошибок, а напротив – жертвуя своим постом для возможности их исправления, министерство дало доказательство высокой честности и благородства» и т. д.
Между людьми несколько более серьезными господствуют два предположения: во-первых, Кавур хотел избавиться от некоторых своих товарищей, во-вторых – дождаться чего-нибудь из Парижа относительно Рима.
Но опять-таки – как добры люди! Делая первое предположение, очень многие были уверены, что Кавур понял вред, происходящий от непопулярности некоторых министров, и потому постарается взять в новый кабинет людей более либеральных и популярных. Так, полагали почти наверное, что Фанти, прославившийся преследованием гарибальдийцев, будет заменен Ламарморою[376] или даже Чальдини; говорили о приглашении Поэрио, Торреарсы[377] и других. Между тем вышло совсем напротив: выбыл самый либеральный и порядочный из всех – министр народного просвещения Мамиани[378], и вместо его взят Десанктис[379], известный более своею приверженностью к Кавуру, нежели другими заслугами. Фанти, Мингетти[380] и Перуцци[381] остались; Кавур сохранил за собою по-прежнему морское министерство, на общее посмешище. Новые министры, кроме Десанктиса, назначены: банкир Бастоджи[382] – финансов, барон Натоли[383] – земледелия и торговли, да прибавлен еще, неизвестно зачем, министр без портфеля Ниутта[384], сицилианец.
О выходе некоторых министров поговаривали давно, и легко может быть, что Кавур рад был воспользоваться случаем избавиться
