Имперский рубеж - Андрей Ерпылев

— Видите, где минометы! — кричал в бледное перекошенное лицо Кайсара Али Бежецкий, тряся того за отвороты мундира. — Срочно прикажите артиллерии накрыть эти кварталы. И авиация! Вызывайте авиацию!..

Но паника уже превратилась в беспорядочное бегство.

Обезумевшие солдаты, осыпаемые минами, серыми тараканами метались по предательскому полю, превратившемуся в сплошную ловушку, подрываясь сами и мешая двигаться танкам, ставшим великолепными мишенями для засевших где-то неподалеку гранатометчиков, и гибли, гибли, гибли десятками… Одна из колонн, видимо управляемая умелым и хладнокровным командиром, смогла собраться и, поддерживаемая тремя уцелевшими танками, все-таки ворвалась в город, но в узких улочках, без поддержки она была обречена…

— Резерв! У вас остался резерв! — наседал Саша на впавшего в прострацию принца: только что, выхватив из рук слуги и позабыв про Аллаха Всевидящего, он опростал из горла пол-литровую бутыль коньяка. — Дайте мне связь с русским командованием!..

Знакомый звук заставил его оторваться от мотающегося в руках, будто кукла, «военачальника». Со стороны города, заходило звено реактивных самолетов.

«Наши! Как вовремя! Сейчас зададут жару мятежникам!..»

Но огненные молнии, сорвавшись с крыльев штурмовиков, ударили вовсе не по городу, а по танкам, застывшим среди человеческого стада.

— Куда-а-а!!! — закричал поручик, хватаясь за голову. — По своим!

«А может быть, это не наши самолеты! — обожгла шальная мысль. — Ни за что! У мятежников просто не может быть авиации!..»

Тройка самолетов, словно услышав его мысли, отвернула от гибнущей на земле армии и устремилась к высоте с наблюдательным пунктом.

«Англичане… — с замиранием сердца подумал Бежецкий. — Но это же…»

Из- под крыльев железных птиц сверкнули стремительные сполохи…

— Ложи-и-и-ись! — закричал офицер, не думая о том, что вряд ли кто тут разберет русский язык. — Возд-у-у-ух!!!

Неведомая сила как пушинку подняла его в воздух и швырнула в сторону, слава богу, на упругую стенку шатра, но сознание на миг он все-таки потерял. А когда снова обрел возможность дышать и видеть и поднялся на ноги, то не узнал вмиг преобразившейся панорамы.

Шатры сдуло словно ветром, среди ворохов материи ползали, мотая головами, и лежали без движения люди, кто-то, подобно Александру, сумел подняться на ноги, но трезво оценить обстановку им, видимо, не удавалось, и они лишь кружили на месте или двигались куда глаза глядят по замысловатым траекториям.

«Ничего себе шарахнуло…»

На месте фургонов с радиостанциями зияла огромная, метров пяти в диаметре, воронка, со дна которой поднимался ядовито-зеленый дымок. Приторно, забивая глотку, пахло химией…

«Где наследник?»

Шатаясь, поручик двинулся в сторону поваленной набок треноги от стереотрубы и споткнулся о чье-то обезглавленное тело в нарядном мундире.

«Принц?!!»

Но на плечах трупа виднелись золотые погоны, и командующим он никак не мог быть.

«Бедный Кайсар Али!..»

Ибрагим- Хан, почему-то голый до пояса (лишь на шее собачьим ошейником болтался красный с золотым шитьем генеральский воротник да каким-то чудом уцелел левый рукав, оторванный «с мясом» у плеча), сидел на земле, очумело тряся головой и разбрызгивая вокруг кровь, обильно струящуюся из ушей, ноздрей, рта и даже уголков глаз. Наружных повреждений у него заметно не было.

— Вы живы, ваше высочество!

— А-а-а… А-а-а… — пытался что-то сказать наследник, но не мог. — О-о-о…

Снова ввинтился в уши рев заходящих на боевой курс штурмовиков, и Саша, не думая больше ни о чем, схватил безвольного принца под микитки, подтащил волоком к воронке и скатился вместе с ним по горячему еще склону вниз.

— Прошу прощения, ваше высочество!..

Подмяв под себя Ибрагим-Хана, молодой человек закрыл руками голову и, под сверлящий уши рев, думал лишь об одном: «Господи! Сделай так, чтобы верна была пословица про снаряд, не попадающий дважды в одну воронку! Господи!.. Спаси, сохрани и помилуй меня, грешного!..»

Оглушенный наследник афганского престола, что-то невразумительно бубня на непонятном языке, ворочался под ним, но Бежецкому было не до него…

8

— Хорош, хорош! Ничего не скажешь! И давно вы произведены в полковники, ваше сиятельство?

Бежецкий стоял перед полковником Грум-Гржимайло, опустив голову, словно нашкодивший гимназист перед строгим папашей. Грязный, с всклокоченными волосами, перемазанный чужой кровью, с изрядной ссадиной на скуле, да к тому же облаченный в мундир афганского дэгэрвала[38] (свой уже никуда не годился, а спороть чужие погоны было некогда), он знал, что производит жалкое впечатление.

— А почему же я не вижу ордена? Вас же должны были наградить орденом за спасение высочайшей особы! А то в полковники произвели, а где заслуженная награда?

Саша не знал, что сказать на это. Контуженного принца он прикрывал собой до самого завершения налета, помогал запихивать это нечленораздельно мычащее жалкое подобие прежнего Ибрагим-Хана в вертолет, а после, вместе с афганцами, до темноты собирал других раненых, рискуя жизнью, сгонял вместе с уцелевшими офицерами в какое-то подобие организованных групп обезумевших дезертиров, в подавляющем большинстве безоружных… Слава всевышнему, горожане не предприняли вылазки, наоборот, выпустили остатки блокированной в предместье колонны, разрешили собрать раненых и убитых, зачастую уже обобранных до нитки мародерами, оттащить в тыл поврежденные танки, из тех, что еще подлежали ремонту… Только на исходе второго дня он смог добраться до своего штаба.

— Хорош, хорош! Загулявший в Сингапурском порту матрос на судно, наверное, в более пристойном виде возвращается, — подытожил полковник. — Ну и что теперь с вами прикажете делать, поручик? Под суд вас отдать вроде бы не за что… Только на орден не рассчитывайте, сами понимаете.

— Разрешите вернуться в строй, — выдавил Александр, чувствуя подступающую к горлу тошноту: той же взрывной волной, что и принца, его тоже изрядно потрепало — двухсоткилограммовая управляемая авиабомба это вам не фунт изюму.

— Куда вам в строй? — всплеснул руками командир. — Краше в гроб кладут! Нет уж: собирайте манатки и — в тыл. С первым же попутным бортом. Не удивлюсь, если ваш друг сердечный, полковник Седых, законопатит вас в госпиталь. Вон, шатает вас, как пьяного! Что я — контуженых на своем веку не видел?

— Разрешите вернуться в строй, — упрямо повторил молодой человек, чувствуя, что сейчас лишится чувств. — Мой взвод находится в действующей армии, и я…

— Какая вам действующая армия? Вообще с контузией этой вашей с глузду съехали? Мы возвращаемся в Кабул! На зимние, можно сказать, квартиры. Все — навоевались.

— А как же мятеж, приказ короля…

— Вы что, ничего не знаете? Все, нет больше короля. Его величество Ахмад-Шах Первый скончался третьего дня и, согласно требованиям магометанской веры, погребен до заката солнца в тот же день.

— Так Ибрагим-Хан…

— Ха! Размечтались! Пусть ваш Ибрагим-Хан лечит головку спокойно — согласно воле покойного, королем Афганистана стал его второй племянник Махмуд-Хан. Вернее, сейчас уже Махмуд-Шах. Хотя вы же знакомы с обоими…

Бежецкий стоял, как пораженный громом: вот это да. А ведь все считали правление Ибрагим-Хана делом решенным… Неисповедимы пути Господни.

— В нашем дипломатическом корпусе считают, — продолжал Грум-Гржимайло, — что хитрый старик, чувствуя приближение Костлявой, специально затеял всю эту свистопляску с походом. Двух зайцев решил разом убить старый интриган. И бунтовщиков наставить на путь истинный — показать им, где раки зимуют, и дела семейные обделать. Мол, пока там Ибрагим-Хан покрывает свое имя славой, можно решить вопрос с престолонаследием по-свойски, без шума и пыли. Ведь Восток-то — дело такое… Прими решение Ахмад-Шах при нем, могло и нехорошо получиться. Обиделся бы принц, посчитал себя обойденным… Он ведь спал и видел себя на троне. А сторонников у него достаточно. Опять же, бог знает, как армия себя повела бы. Не только ведь у нас в осьмнадцатом столетии лейб-кумпанцы императриц на троны сажали… Зато сейчас все в ажуре.

— А как с нами… Ведь Махмуд-Хан… Махмуд-Шах…

— Да все в порядке. Не совсем так, как наши чинуши в Санкт-Петербурге вилами на воде написали, но тоже неплохо. Молодой король первым делом пригласил к себе посла и сообщил Илье Георгиевичу, что ничего, заведенного дядюшкой в отношении наших держав, менять не намерен. Мол, пусть брат его, Император наш Петр Алексеевич, будет спокоен за южного соседа. Наоборот, всеми силами станет расширять и укреплять… Ну, знаете, как это на дипломатическом языке называется?