Вальс под дождём - Ирина Анатольевна Богданова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Крепко сжав губы, я достирала гимнастёрку, почти насухо выжала, положила в таз с чистым бельём. Затем позвала Ленку, чтобы вместе выливать корыто. Я знала, что, пока мы остаёмся в лагере, всегда буду смотреть на клочок земли, куда впиталась кровь Игоря. Мне не хотелось, чтобы по ней топтались ноги, поэтому я попросила Ленку помочь мне отнести корыто к берёзам, где по зелёной траве были раскиданы нежные звёзды белых ромашек. На удивление, она не стала возражать и согласно кивнула.
Пока намокшая земля жадно поглощала кровавую воду, я стояла и безмолвно повторяла про себя единственные слова, которыми могла хоть чуть-чуть помочь Игорю: «Господи, прости нас и помилуй!»
* * *
Дуняше Волошовой подарили помаду. Самую настоящую, в блестящем латунном корпусе с выдавленной надписью на донышке «ВТО». Любая женщина Советского Союза знала, что помады и пудры ВТО и ТЭЖЭ — самые наилучшие. А ещё значок ТЭЖЭ ставился на коробочках с обворожительными духами «Красная Москва», от одного запаха которых голова шла кругом.
Если я знала, что ВТО — Всесоюзное театральное общество, то сокращение ТЭЖЭ ставило меня в тупик, напрягая различными догадками, типа тайны женщины или мещанской пошлости из тумана желаний. Много позже я узнала, что секретные письмена незатейливо расшифровываются как «Трест эфирно-жировых эссенций».
Личность дарителя Дуняша не раскрывала, но мечтательная улыбка выдавала её пребывание на вершине блаженства. Вроде бы невзначай, но так, чтобы девчата увидели и оценили сокровище, Дуняша время от времени открывала тюбик и любовалась крошечным холмиком помады густо-малинового оттенка.
Точно такая же помада лежала у моей мамы в швейной шкатулке вместе с нитками и иголками. На моё любопытство мама равнодушно ответила, что подарила сослуживица, но я успела уловить ревнивый взгляд папы, который не любил, когда мама красилась. Как только родители ушли на работу, я залезла в шкатулку, чтоб тайком накраситься, но помада уже исчезла.
Рабочий день закончился, и мы сидели в жилой палатке на койках уставшие, осунувшиеся, в потёртой одежонке и сбитой обуви. Зоя разулась и блаженно шевелила пальцами ног. Ленка лежала на койке, подложив под коленки свёрнутое одеяло, чтоб снять отёк с распухших лодыжек. Но, по-моему, это мало помогало. Пристроившись к окну, Вика перечитывала газету «Красная звезда» от прошлого месяца. Прессу к нам привозили примерно раз в две недели и раздавали по очереди каждому подразделению, поэтому свежая газета доставалась нечасто и ценилась на вес золота. Оксана сидела напротив Вики и штопала чулки. Скудный свет через два небольших оконных отверстия не доставал до углов в палатке, поэтому там обосновались любительницы лечь спать пораньше. Три ряда коек, под каждой вещевой мешок с необходимым, обеденный стол и две лавки — вот и всё убранство нашего дома.
Я подошла к койке Дуняши, села рядом и попросила:
— Дай посмотреть помаду…
После секундного замешательства Дуняша протянула мне тюбик, я побаюкала его на ладони, ещё раз вспомнив родной дом, маму, деревянную шкатулку с лаковой крышкой и дождь за окном, который стучал в стекло серыми каплями.
— И мне посмотреть!
— И мне!
— И мне!
Помада пошла по кругу. От одной к другой девчата бережно передавали тюбик, и в их глазах холодными льдинками стыла тоска по нереально далёкому довоенному миру с нарядными платьями, горячей завивкой, танцами под патефон и беспечной уверенностью в завтрашнем дне.
— Мне помаду подарил муж перед свадьбой; сказал, чтобы была самой красивой, — тихо произнесла Тамара — симпатичная высокая девушка с белой ниточкой шрама поперёк лба — результат удара балкой, когда она спасала жильцов из горящего дома. Шрама Тамара стеснялась и носила чёлку. Мы все знали, что Тамара не получает писем от мужа, хотя каждый раз первой бежит к почтальону.
— А я ещё никогда губы не красила, — отозвалась Зоя, — у меня мама очень строгая. Я однажды цветочным одеколоном подушилась, так она меня за косы оттаскала и всю одежду поменять заставила. — Зоя нашарила в кармане пачку папирос и встала. — Пойду покурю. — Она хихикнула: — Видела бы меня сейчас мама!
— В последний раз я красила губы помадой двадцать второго июня, — горестно улыбнулась Софико. Она тряхнула головой с тяжёлой волной чёрных волос, и они шалью укрыли ей плечи. — В Доме культуры виноградарей я играла в спектакле по пьесе Островского. Представьте, я говорю реплику, мой партнёр встаёт передо мной на одно колено, я заламываю руки, отворачиваюсь, будто бы застеснялась, и вдруг замечаю, что все мужчины в зале встают и выходят. Шепчу партнёру: «Юра, что случилось?» Он делает большие глаза: «Я не знаю». И вдруг на сцену врывается директор Дома культуры с рупором в руках. Подносит рупор к губам и истошно кричит: «Война! Война началась!» Я хотела пойти на актрису учиться. Но не довелось. — Софико покрутила в руках тюбик с помадой и передала его Оксане. — Твоя очередь рассказывать.
Оксана взяла помаду осторожно, двумя пальцами, словно осколок стекла:
— Моя свекровь была большой франтихой. Она любила нарядно одеваться, красить губы яркой помадой, носить туфельки на каблуках. Зимой я встретила знакомую, которая сумела вырваться из Харькова. Она сказала, что мою свекровь немцы расстреляли сразу, как заняли город. Стыдно признаться, но мы со свекровью не ладили. Она считала, что я женила на себе её сына, а я презирала её за мещанство. — Оксана опустила голову: — Простить себе не могу, что ни разу не поговорила с ней по душам, не сказала доброго слова. Так и запомнила её в синем платье с кружевами и с такой помадой.
— Зато я, девчонки, как только война закончится, побегу в галантерею и скуплю все помады, какие есть. И духов накуплю, и шёлковых чулок, — курносая блондинка Катерина закатила глаза к потолку, — а ещё покрашу волосы красным стрептоцидом и справлю себе шёлковое платье, обязательно голубое, в белый горошек, и вот чтоб здесь, около ворота, был бантик. — Катерина показала на то место, куда следовало пришить бант. — Приеду в Москву и пойду гулять на Красную площадь. — Она посмотрела на меня, а потом на Вику и спросила: — Эй, москвички, пригласите в гости?
— Конечно, — хором ответили мы с Викой.
— Тогда хорошо! — Катерина вышла на середину палатки и павой прошлась между койками. — Иду я вся красивая по Красной площади, каблучки тук-тук-тук,