Вальс под дождём - Ирина Анатольевна Богданова

под нос Васильич. — Навязалась на нашу голову. Дурак тот мужик будет, кто такую вредную бабу замуж возьмёт. — Он заметил, что я слышу его недовольство, и подмигнул. — Правда, Улька?

Я уклончиво пожала плечами, изображая ни да ни нет, ведь если змея умеет плакать, то, наверное, она уже не змея.

* * *

Наступления ожидали, как ждут первую весеннюю грозу после долгой зимы: вот сейчас грянет гром, вспыхнет молния, и ливень смоет с земли остатки грязного снега вперемешку с пеплом и гарью, чтобы расчистить место для свежей зелени.

Но на фронте наступило затишье, изредка прерываемое отдалёнными залпами на передовой полосе в десятке километров от ближнего тыла. Даже самолёты стали летать реже, обходя нас стороной, по другому краю заката. Издалека их тёмные силуэты казались птичьими стаями, легко скользящими по багровому полотну неба с лимонной долькой молодой луны.

В дни затишья стирка у нас шла лёгкая, не кровавая, и во время коротких минут отдыха девчата высыпали на улицу и блаженно подставляли лица под лучи солнца, которое светило так, словно никакой войны не существовало. Теперь почти все на работу выходили в моих лаптях — удобно, легко и быстро сохнут. Не раз и не два я вспоминала добрым словом бабу Лизу и Полю. В прошлом месяце я получила от Поли письмо, где она сообщила, что ходит на курсы радисток и тоже собирается на фронт. Про Антона она не упоминала, а я не спрашивала.

Я давно замечала, что человеческие мысли ходят по кругу, словно в игре «Колечко-колечко». Стоило мне вспомнить про письмо, как одна из девушек озабоченно протянула:

— Что-то почта задерживается, не убили бы почтальона.

— Типун тебе на язык, — отрезала Вика. — Придёт, никуда не денется.

Но в её голосе тоже проскользнула нервозность, потому что писем ждали все, даже те, кому писать было некому.

— Мы с сестрой жили словно кошка с собакой. Бывало, дрались иногда. А писем от неё жду, аж руки дрожат, когда конверт открываю, — грустно сказала шумливая болтушка Лариса из гладильной. — Неужели только война может заставить нас крепче любить друг друга? Вот так ссоришься с человеком, говоришь обидные слова, злишься, раздражаешься, а приходит беда, и понимаешь, что и жить надо было совсем по-другому, и жизнь была бы совсем другая, если ставить на первое место не собственные интересы, а общие. А сейчас только и остаётся, что мысленно просить прощения.

От горьких слов Ларисы мы ненадолго замолчали, потому что, наверное, каждый человек не раз и не два желал вернуться в прошлое и что-то переделать, исправить или объяснить. Жаль, что понимание необратимости времени приходит к одним слишком поздно или никогда к другим не приходит.

Наша отрядная красавица Таня из Таганрога хихикнула:

— Девчонки, а видели, как ездовой Лёшка открытку целовал? Я чуть не умерла от смеха. Губы вытянул трубочкой и чмок в самую серединку.

Я подумала, что, если бы мне пришла весточка из дома, я бы расцеловала не только письмо, но и почтальона, и даже брезентовый мешок, в котором вестовой привозил письма с военно-почтовой станции. В последнем извещении по запросу про папу мне сообщили, что ополченец Николай Александрович Евграфов 1902 года рождения в списках не значится.

Сдерживая слёзы, я опустила голову на колени и сидела скрючившись, глядя на хилую траву под ногами. Её топчут, выжигают, косят, а она растёт и растёт, словно дала обещание выжить во что бы то ни стало. Так и надо!

Начало июня выдалось таким жарким, что мы, на радость комарам, вытащили корыта на улицу. Обтерев локтем потный лоб, я нагнулась за новой порцией гимнастёрок, на этот раз целёхоньких. Залита кровью была только одна рубаха, я оставила её напоследок, чтобы лишний раз не менять воду.

Напротив меня сосредоточенно тёрла о стиральную доску заскорузлые галифе и время от времени сдувала с глаз упавшие пряди волос Ленка. Теперь мы с ней иногда перебрасывались словами, но мне так и не было понятно, как она догадалась, что я ходила в разведку. Ленка вообще была как ценная бандероль с печатями, открыть которую пока никому не удалось. Никто не знал, кем прежде была Ленка, откуда появилась и почему волком смотрит на окружающих и чурается заводить дружбу.

— У тебя последняя? — Она кивнула на гимнастёрку в корыте, медленно набухавшую кровавой водой. — Давай быстрее.

Она успела закончить работу и подгоняла меня, чтоб мы вместе слили воду. Я торопливо замыла заскорузлую кровь на ткани. Офицерская гимнастёрка была прострелена навылет, прямо в районе сердца. Обычно вещи с подобными сквозными прорехами шли на выброс, но эта оказалась совсем новенькой и крепкой, если бы не два пулевых отверстия. Я подумала, что наверняка стрелял снайпер, убив жертву с одного выстрела. Мне, как и всем прачкам, тяжело давались мысли о погибших, чью одежду приносили в стирку, и я постаралась думать о постороннем, а не о моём ровеснике, сражённом наповал. О его молодости говорил сорок четвёртый размер одежды, такой же, как у меня.

Распластав гимнастёрку на доске, я шлёпнула на рукав мыльную пену и налегла на ребристую поверхность доски.

— Ульяна, ты опять последняя? — весело прикрикнула на меня Илга.

В ярких бликах солнца она стояла и поправляла волосы, такие светлые, что казались седыми.

— Красивая ты, Илга, — с лёгкой завистью заметила невысокая круглолицая Дуня, — от кавалеров отбою нет.

— Так то кавалеры, — засмеялась кареглазая казаночка Зоя. — Кавалеры ведь не замуж зовут, а погулять. — Она картинно подбоченилась и посмотрела в сторону легкораненых, что прибредали к нам из медсанбата. — Вон сидят, добычу высматривают. Только мы — девчата серьёзные, неприступные.

— Неприступные, говоришь? — встряла в разговор тихая Оля из Воронежа. — А кому танкисты шоколадку дарили? Тебе!

Беспечное щебетание девчонок отвлекало от тяжёлых дум об убитом лейтенанте. Намыливая рукава, я улыбнулась, потёрла манжету на кулачках, расправила на ладони, и у меня поплыло в глазах, потому что руки держали гимнастёрку Игоря Иваницкого с той самой манжетой, прошитой серыми нитками. Я очень хорошо запомнила утолщённый шов около пуговицы и чуть кривовато проложенную строчку по нижнему краю. Я сама несколько недель назад принесла ему эту гимнастёрку из бельевой, а перед тем, как он ушёл, расправила карманы на груди, от всей души желая, чтобы вражья пуля пролетела мимо и после войны мы станцевали вальс на Красной площади. Как он тогда сказал? Вальс кремлёвских звёзд.

Игорь! Игорёшка! Как же ты так неосторожно? Значит, это твоя кровь ещё не высохла на моих руках и каплями